с разводом, Машка заняла позицию матери. Врагами мы не стали, нет. Машка по-прежнему относилась ко мне как к отцу, даже — по-доброму, но — «мама права!» и все тут!
Хлопнула дверь сарая.
— Домой топай, балбес! Там бабушке нужно будет воды натаскать побольше — она стираться собралась! Скажи ей, приду чуть позже, помогу!
И что? Что-то мне подсказывает, что конфузов, подобных сегодняшнему, впереди у меня — немало. Что делать? Последовать совету сестры? Вот ведь… так, я не матерюсь! Я вообще спокоен! А на родных нельзя злиться и обижаться! Ну разве ведь не… самка собаки?!
Когда уже шел по территории РТС к улице Кирова, к дому бабушки (так ближе — не вокруг же обходить?!), откуда-то из-за построек, вынырнул Крестик.
— Ну чё… живой? Ну — Катька у Вас, ну… вот ведь!!!
— Сашка! Ты вот меня — послушай!!! Ты больше так не делай! — я шел прямо и на него внимания не обращал. Тому приходилось вприпрыжку шагать рядом.
— Как — не делай? Чё я сделал-то?! — Крестик и правда не понимал.
— Чё, чё! Не надо такого больше рассказывать, мне — по крайней мере! — я остановился и повернулся к нему.
— А почему?! Чё такого-то?! Интересно же?! Скажи, что нет?! — Крестик начал злиться.
— Так — встал у меня! Понял! Встал! А тут и тетка твоя рядом, в одних трусах! Вот и получилось — ты все шепчешь, рассказываешь… вот и она перед глазами! Ну и… у меня — колом! — я уже кричу, но шепотом, да!
— И чё такого? У меня, может тоже встал, и чё?! А там я всю ночь ерзал, понял! Чё ты, как девчонка-то? — вот-вот подеремся, я чувствую!
— Так Катька все видела! И что стоит у меня — тоже! Сказала — мамке расскажет! Охота мне лишний раз получать-то?! Поджопников еще мне надавала!!! — я немного сдулся, — да и Наталья с Надькой все видели! Стыдно-то как!
— Да ты чё? Правда? Тогда и вправду — хреново, да! — Крестик тоже сразу сдулся и виновато склонил голову, — может не расскажет? И ничё не будет, а?
— Вот и сиди теперь, думай — расскажет — не расскажет…
— Ладно… Ты меня предупреди, если чё… Еще и тетка может чё поняла, тогда и мне влетит… — Крестик примерял на себя ситуацию. Невесело.
Но пройдя чуть дальше — вот же натура! он повеселел, и уже помахивал руками:
— Слышь! А тогда… ну… утром Наталья у меня спрашивает — ты, Саша, дескать, спал ли ночью? А я чё — дурак, что ли? Конечно, говорю… Как упал спать — только утром меня баба и растолкала! А сам чувствую — щеки горят… покраснел значит… и чувствую — как ты говоришь… вставать у меня начал! Прикинь, да?
— А она чё? — все же и мне интересно это, как не дави в себе.
— Она такая… ну-ну… поглядела на меня и пошла! Но видно — самой неудобно, даже покраснела! Вот я только не понял, увидела она, что у меня встал или нет? — Сашка уже вновь разливался соловьем. Вот же натура!
Да… все же Наталья — она такая женщина! Похоже, не мы одни с Сашкой в РТС на нее слюной истекаем! Вот же досталась — такому придурку, как дядя Толя!
А дома… а что дома — дома все хорошо! Ополоснулся из бочки, потом подумал, снял треники с футболкой, да и залез в нее полностью! Чуток посидел, вылез, помахал руками, поприседал. Согнал с себя воду ладошками, оделся — и за стол к бабушке, там уже обед меня дожидается!
Вот только потом воду ведрами таскал в баню — на постирушки. Это надо ведер двадцать притащить. Вроде и водонапорная башня недалеко — метров пятьдесят-семьдесят от дома деда, на другой стороне улицы, наискось, значит. Но! На коромысле, как все женщины воду носят — мне неудобно. Коромысло плечи давит, прямо — на косточку! Больно, блин! А еще — ведра раскачиваются и поэтому вода — расплескивается! Вот как женщины так плавно ходят?! Вода в ведрах даже не колыхнется! И бабушки, и мама, и тетка Надя и, даже Катька! А у меня — ни хрена не получается!
Вот и приходится — на руках таскать, что ни хрена не легко! Даже если наливать «по рубчик», как дед посоветовал. Но — справился, да!
Полюбил я вечерние посиделки на лавочке с дедами. Хоть и не каждый день получается, у них тоже работы полно! Но все же вечером, после ужина, иногда получается вот так посидеть! Хорошо! Солнышко уже изрядно село и не печет, а греет. Да его и не видно уже — оно за тополя возле садика уже зашло.
Изредка машина по улице пройдет, пыль поднимет. Вот днем — тут их много, одна за другой! И пылища — столбом, оседать не успевает! А сейчас? Личных-то машин — штуки две-три, наверное, на весь РТС. Ага… у директора Никифорова «газик», шисятдевятый; у того же Слуцкого Борис Ефимыча, Москвич-408; да у деда Гусева — мотоколяска, которую «инвалидкой» обзывают. И все! Мотоциклов, правда, много — чуть не в каждом дворе. Но от мотоцикла какая пыль, так — чуток только! Мотоциклы, в основном, «Мински», да «Ковровцы», ну то есть — уже «Восходы». Тяжелых мотиков, как у деда Гены, мало, штук семь-восемь на поселок.
Вот и покойно так сидеть… Редко, кто из прохожих пройдет мимо, поздоровается. Еще реже — если на лавочку присядет, поболтать. Все за день уработались, устали. Всем домой надо. А я — дедам вопросы задаю, мне все интересно! Нет, не совсем детские вопросы. А так — все больше про жизнь прошлую, здешнюю, да про жителей РТС.
Деды сидят, тоже расслабленные, «уработанные». Курят вот только беспрестанно! Я уже и говорил им, дескать, курили бы поменьше! Ну — кто меня сейчас послушает! Деда Иван только сказал:
— Нам, Юрка, с Ганадием, поздно уж про здоровье печься! Жисть прошла — како уж тут здоровье!
Они оба — в линялых клетчатых рубахах, в выгоревших на солнце штанах от спецовки (иногда в РТС выдают спецодежду, но — редко, да и не всем!), обычно — в кирзачах. Но вот так — вечером, могут и в калошах быть.
Тут у мужиков вообще — повседневная одежда: если зимой — то фуфайка,
