Я сделал над собой некоторое усилие, успокаивая Пса и загоняя его вовнутрь. Ввязываться в любого вида конфликт с колоссального роста и массы огром казалось совершенно лишним... Как будто подобные обстоятельства хоть когда-нибудь меня действительно останавливали.
- Индоктринация, верно? - поинтесовался великан. - Впрочем, конечно, верно. Других вариантов я себе и представить не могу, если не считать, конечно, что в прошлый раз Вы специально скрыли знание советского языка, а Вы его точно не скрывали. - доктор улыбнулся. - Позвольте полюбопытствовать – кто конкретно работал?
Обаяние гигантского человека было настолько всеобъемлющим и даже каким-то теплым, что все сложные и тяжелые мысли из головы моей будто вымыло: примерно так смывает с тротуара зимние мусор и грязь весенний ливень.
- Доктор Железо, - уже как бы и не против воли улыбнулся я. - Отличный специалист, удалось заговорить с первого же захода!
- А ведь я с ним очень хорошо знаком, да, - отметил зачем-то душетерапевт. - Встречались в финале чемпионата космофлота по боксу в невесомости. Невероятной ловкости спортсмен. - Доктор потер будто бы занывшую челюсть, и резко сменил тему, вернувшись к рабочей беседе.
- Это Ваш второй визит, профессор, - сообщил довольно очевидное доктор Валуев, - в прошлый раз была консультация, а сейчас начнем лечение! Но, для начала, ознакомьтесь и подпишите. Я ведь правильно понимаю, переводчик нам больше не нужен?
Лист бумаги был увенчан относительно крупным заголовком: я уже мог и прочитать, и понять написанное, благо, второй сеанс индоктринации был посвящен именно пониманию письменной речи. Писать от руки я пока не мог, но это, как мне объяснил индоктринолог, было делом практики – и третьего сеанса.
«Информированное согласие на проведение медицинских манипуляций» - вот что было написано в самом верху страницы. Под заголовком шел какой-то убористый текст.
Я быстро пробежал содержимое листа глазами: стандартные формулировки, простые и понятные, внушили мне даже некоторую уверенность, и потому подпись свою я ставил спокойно и без сомнений.
- Ну, - сообщил я доктору, прячущему подписанный лист в папку моего страхового дела, - раз согласие информированное, то ладно. Информируйте.
- Вы ведь знаете, профессор, что эфир и апейрон – разные вещи, пусть и называются почти одним и тем же словом в двух транскрипциях? - поинтересовался душетерапевт. - Знаете, или, все же, стоит объяснить?
Повторюсь в очередной раз: я не доктор. К медицине отношение имею только в качестве пациента, и то – не очень часто. Однако, некоторые знания, пусть и медицинские, относятся не столько к специальности, сколько к общему образованию и эрудиции, и это был как раз такой случай.
Если очень сильно обобщать, эфир – это энергия мира, существующая вовне человека, апейрон же – строго внутри. Их часто путают в рамках бытового применения, да это и не страшно: разница интересна только врачам, или, например, особо въедливым мохнатым пациентам.
Я так и ответил доктору, избежав только упоминания о въедливости и мохнатости.
- Все верно, профессор, - душетерапевт согласно кивнул, и продолжил развивать тему.
- Между эфиром снаружи и апейроном внутри существует энерголитический барьер. Это своего рода оболочка, не позволяющая внешнему эфиру легко проникать в ментальную сферу, принося с собой энергоинфекции, информационных паразитов и прочее, чем невероятно богат мир за пределами человеческого сознания.
Доктор убедился в том, что я его слушаю и понимаю, и продолжил.
- В обратную сторону проникновение происходит не в пример легче: достаточно всерьез пожелать выполнить воздействие, и, если Вы знаете, как это правильно сделать, апейрон как бы связывает ближайшие потоки эфира и структурирует их согласно Вашим воле и навыку, - доктор поймал мой слегка осоловевший взгляд, и закончил. - Проще говоря, пока воля внутри барьера – это фантазия, когда снаружи – это магическое воздействие. Кстати, лекция окончена. Хотите чаю?
Чаю я хотел, но спросил, на всякий случай, воды. Представляете, у него нашлась даже миска! Керамическая, красивого бирюзового цвета и со слегка неровным краем: мне немедленно захотелось такую же домой.
- Так вот, профессор, - доктор Валуев дождался, пока я налакаюсь вволю, - наша с Вами актуальная задача – локализовать, купировать, и, в перспективе, полностью закрыть прободения энерголитического барьера! Дрянь, что поселилась внутри Вас, нуждается в постоянной подпитке, энергетической и информационной: стоит восстановить функции барьера, справиться с ней будет довольно просто. Справиться, и, что крайне важно, откатить обратно изменения, которые уже произошли с Вашей ментальной сферой за то время, пока вы носите всякое лишнее в себе!
Я не стал, почему-то, сообщать точку зрения, поведанную мне чуть ранее доктором Тычкановой: понял, видимо, что имею дело с представителями двух совершенно полярных методических комплексов, друг друга, мягко скажем, не дополняющих.
О том, что применяемые методики в исполнении двух уважаемых докторов могут друг другу откровенно мешать, и неизвестно еще, чем такое оппозитное воздействие может закончиться, я тогда не осознавал совершенно.
Не знаю, как так вышло, но про тот самый вопрос, актуальный и неудобный, я совершенно забыл. Вернее, почти забыл: задать его получилось не в самом начале беседы – как планировалось – а уже в самом конце, уже, буквально, стоя на пороге.
- Доктор! - я постарался и смотреть, и говорить как можно более твердо. - Объясните мне, пожалуйста, один неприятный момент.
Огр воззрился на меня с очень странным выражением лица: такое мой учитель пения называл «понимающее недоумение». Я не дал ему раскрыть рта.
- Как так получилось, что Вы уже гипнотизировали меня в нашу прошлую встречу, не имея на то моего прямого, явного и квалифицированного согласия?
К уже упомянутому выражению лица добавилось очевидное сомнение, и сомневались, судя по всему, уже во мне самом.
- Так вот же оно, - товарищ Валуев открыл пластиковую папку, и без особого труда извлек на белый свет типовой формуляр, до крайности похожий на тот, что я сегодня уже подписывал. - Вот оно, - повторил он, - Ваше согласие!
В самой нижней части желтоватого бумажного листа, под двумя таблицами и несколькими абзацами убористого текста, красовалась дата прошлого визита к душетерапевту, а также выполненная очень знакомой рукой размашистая подпись: «prof. Hamletsson».
Глава 26. Безопасность и иллюзия безопасности
Ничего особенного, кстати, не случилось.
После натуральной эпидемии падений в Яму и некоторых других серийных инцидентов (которые, кстати, тоже будто отрезало, хотя в их отношении особые меры принять просто не успели), поломка стрелы большого крана выглядела досадным недоразумением. Оказался плохо закреплен самый дальний сегмент – он и рухнул, никого, по счастью не задев и даже больше ничего не сломав.
Сегмент вернули на место, кран починили, работа продолжилась в режиме настолько штатном, что это, от противного, вызывало даже некоторые подозрения. Я, профессор Амлетссон, никогда не был особо суеверен, но и критический метод познания не помешал мне ждать очередного сомнительного подарка судьбы с некоторым даже содроганием.
Подарок явился на седьмой день. Был он самоходен, прям и мускулист, обладал мужественно обветренным лицом настоящего хомо сапиенс сапиенс и, теоретически, записью в служебном удостоверении. Запись должна была гласить, что предъявитель сего является старшим лейтенантом государственной безопасности Союза ССР.
К этому моменту я уже худо-бедно разобрался в стройной, но до крайности запутанной, системе взаимоотношений между представителями разных советских силовых ведомств – и даже сотрудниками одного и того же ведомства, так что последовавшие события поставили меня, натурально, в когнитивный тупик. Например, решительно непонятно было, почему никак не проявил себя начальник первого отдела – а ведь он точно такой же государственный полицейский, что и вновь прибывший старший лейтенант, и чину, а значит, и полномочий более изрядного... Впрочем, все по порядку.
