Но вчера ночью граф пришёл не через окно, он каким-то образом достал ключи от её комнаты и пробрался, когда она уже начала засыпать. И здесь, конечно, леди Бейкер не устояла.
– Ну почему нельзя выйти замуж за графа, – думала Жозефина, считая, что граф Балашов уже у неё «в кармане».
Если бы она умела читать мысли, то была бы крайне разочарована, что граф Балашов не собирается разрывать помолвку со своей худосочной невестой, а все мысли его только о том, чтобы никто не узнал о его связи с леди Жозефиной. Да, возможно на балу, он был опьянён ей, но теперь, когда немного подумал и успокоился, стало понятно, что нельзя всё время идти на поводу своих сиюминутных желаний. Тем более, что леди уже не «запретный плод», а немного «надкушенный».
Но Жозефина не умела читать мысли, а мудрости понять, как надо себя вести, у неё не хватало.
Дом Виленского леди Бейкер понравился. На входе её встретил дворецкий, все слуги были хорошо одеты, и было заметно, что барон богат.
– Может и неплохо стать баронессой, – подумала Жозефина, – мальчишку в пансион или что здесь у них в Стоглавой для мальчиков есть, сестру в имение, и можно жить.
– Добрый день, леди Бейкер, – прозвучало с лестницы, откуда спускалась прямая и сухая как палка старшая баронесса Виленская, тоже одетая в чёрное платье. Дом был уютный, но баронесса в своём траурном виде смотрелась как нечто чужеродное в нём, как капля дёгтя в бочке солнечного мёда.
За руку баронесса вела мальчика лет семи с большими, почти чёрными глазами на серьёзном личике. Мальчик был одет в тёмно-серый костюмчик, состоявший из брючек и камзола. Под камзолом была белая рубашка.
– Познакомься Александр, это моя гостья, леди…
– Фрида Жозефина Бейкер, – улыбнувшись закончила вместо баронессы сама леди Бейкер, – но ты можешь называть меня леди Жозефина
Александр посмотрел на Жозефину и не улыбаясь с серьёзным лицом высказал:
– Вы…
Леди Бейкер непонимающе подняла брови.
– Обращайтесь ко мне на Вы, леди Жозефина, – без тени улыбки пояснил мальчик
– Александр, как ты разговариваешь с нашей гостьей, – возмутилась Елена Михайловна, но мальчик спокойно ответил:
– Вашей гостьей, тётушка, – потом коротко кивнул и спросил, обращаясь снова к Виленской, – могу я идти?
– Иди, – устало разрешила баронесса, всем своим видом показывая – вот видите, как мне непросто.
– Нет, мальчишку однозначно в пансион, – решила леди Бейкер
На обеде самого Виленского не было, да леди Бейкер и не ожидала, что ей так повезёт. Её целью было очаровать Елену Михайловну, чтобы та захотела видеть Жозефину своей невесткой, тогда она ей поможет.
И леди Бейкер изо всех сил старалась не зевать и поддакивать на всё, что рассказывала баронесса.
Когда наконец обед и послеобеденное время подошло к концу, леди Бейкер уже была готова задушить Виленскую, так она её замучила.
Во время прощания подъехал почтовый курьер и принёс письмо для барона. Елена Михайловна вздрогнула, когда услышала, что письмо из Никольского уезда.
– Интересно, – подумала леди Бейкер, – что это может означать?
Она уже ушла, когда Виленская снова пробралась в кабинет брата и аккуратно вскрыла письмо. Если бы не упоминание о предыдущем письме, которое Елена Михайловна в порыве ярости сожгла, то она бы оставила это письмо, в нём не было ничего опасного, Ирэн не покушалась на свободу барона, а была готова его отпустить. Но Ирэн упомянула о прошлом письме и поэтому старшая баронесса сожгла и это письмо.
***
Никольский уезд. Поместье Лопатиных
Благодаря усилиям Ирины и Пелагеи, ни Анна, ни её старая нянюшка сильно не заболели. У Анны слегка саднило горло, а нянюшка вообще чувствовала себя превосходно.
Но Ирина, поднявшись, как и всегда, раньше всех, сразу же послала за доктором Путеевым, в короткой записке описав ситуацию. Девица явно была не из простых, поэтому Ирина просила доктора приехать лично.
Николай Ворсович приехал ближе к обеду. К тому времени Ирина уже выяснила, что девушку зовут Анна, а фамилия у неё Строганова. Ирина, конечно, сопоставила фамилию, но постеснялась спросить про отца. Подумала, что не так это и важно, потом выяснится.
А вот Анна с утра сообразила, кто такая Ирэн Лопатина, но не подала виду, а решила присмотреться.
Николай Ворсович как обычно вошёл к пациентке со своим презрительно- недовольным видом. Ногу девице осматривали в присутствии Ирины, как старшей дамы похожего положения.
Анна сразу начала спорить с Путеевым. И ногу он не так смотрит и на самом деле у неё не перелом, а повреждение связок.
Путеев злился, но в присутствии Ирины старался сдерживаться. Ирина наблюдала за этими двумя с интересом, ей казалось, что это завязка какого-то «телесериала».
Наконец осмотр был закончен, и у Путеева, и у девицы Строгановой был крайне недовольный вид.
– Ирэн Леонидовна, ногу …э…в общем, ногу пациентки надо будет осмотреть через три дня, – Путеев намеренно не смотрел на Анну, обращаясь исключительно к Ирэн
– Почему вы мне этого не скажете? – возмущённо воскликнула Строганова, – смотрите на меня сейчас же.
И Путеев не выдержал:
– Да потому что вы взбалмошная девица, которая возомнила, что, если она прочитала труды Авициуса*, может себе позволить поучать квалифицированного медикуса.
(*местный Авиценна- выдум.)
Но Анна не сдавалась:
– Будьте любезны смотреть на меня, когда изволите говорить обо мне
Путеев тяжело вздохнул и попытался откланяться
– Я вас ещё не отпускала, – в Анну будто чёрт вселился, и она никак не могла успокоиться.
Ирина поняла, что надо вмешаться, иначе быть беде.
Проводив Путеева, который выглядел не обиженным или расстроенным, он выглядел…озадаченным, как будто столкнулся с чем-то, что никак не может объяснить с логической точки зрения, Ирина поднялась обратно к Анне.
– «Ну и что вы устроили? Чем вам Николай Ворсович не угодил?» —дружелюбно спросила Ирина, поправляя подушку под ногой Анны, так как Путеев сказал держать конечность повыше.
Анна жалобно на неё посмотрела и вдруг расплакалась.
– Ну что ты, что ты девочка, будет, – Ирина поняла, насколько на самом деле молода Анна, и как она испугалась вчера, да и сегодня по какой-то причине нервничала.
Ирина как могла успокаивала её:
– Если тяжко на душе, поплачь, слёзы смоют всё и на душе светлее станет, – так обычно говорила бабушка Ирины, пока была жива. И Ирина помнила, что это действительно так, наплачешься и легче становится.
Но вспомнила Ирина и вторую часть бабушкиной присказки:
– Но нос и глазки будут красные.
Услышав про нос и глазки, Анна сразу же попыталась успокоиться и через какое-то время ей это удалось.
– А чего он со мной как с ребёнком? – всё-таки не выдержала Анна и спросила Ирину.
– Да он со всеми пациентами так, – Ирина рассказал, как сама заболела зимой, после того как шла из деревни пешком и как доктор Путеев её лечил, слушал лёгкие, рассказала про то, как придумала тоноскоп, как «нашла» рецепт чернёного серебра, как экспериментировала со спичками.
Почему-то с этой девушкой Ирине было легко говорить, как будто она была одного с ней менталитета. Уже потом Ирина поняла, что Анна для своего времени была очень хорошо образована. Не только научена тому, чему обычно учили девушек из знатных семей, но и знала гораздо больше за счёт собственного желания учиться и открывать новое.
Ирина пообещала, что как только нога заживёт, то она покажет Анне производства и они съездят в Никольский к Софье Штромбель.
Анна решила пока не говорить Ирэн, что она невеста барона Виленского. Ей так понравилось с ней общаться, что она боялась, что, сказав правду о том, зачем она приехала, она разрушит то хрупкое взаимопонимание, которое между ними установилось. Вместо этого она попросила Ирэн принести ей бумагу и перо, написать отцу, чтобы не волновался, почему она не доехала до тётки.
А что? Не нарочно же? Просто так вышло…
