Я прониклась.
— И самое непонятное для меня, — упавшим голосом продолжил сосед, — мне не удалось найти с ним компромисс. Даже через звонок от серьезных людей. Он настроен крайне решительно и, чего уж там темнить — предвзято. Так что готовьтесь.
Мда, значит, опиюс решил отыграться за демоническую Олечку.
После разговора с Иваном Тимофеевичем я заскочила на Ворошилова: нужно было сменить на завтра костюм, проветрить квартиру и решить, что делать с папками (перепечатывать тексты прилюдно, в копировальном, было невозможно).
В квартире оказалась Римма Марковна. Глаза ее были заплаканы.
— Лида, — всхлипнула она, — а я тебя жду.
— Что случилось? — руки мои похолодели. Сегодняшний нехороший день так просто закончиться не мог.
— Там твоя свекровь решила забрать Свету! — выпалила она и расплакалась.
Глава 27
Я пристроилась за круглым столом Риммы Марковны и вставила листы в пишущую машинку. Деревянная спинка скрипучего стула по-инквизиторски злобно врезалась в позвоночник. Было жуть как некомфортно, но что поделать, мое любимое ортопедическое кресло и удобный компьютерный столик еще не изобрели. Придется пока так.
Я раскрыла синюю папку, ту, что сверху. Под номером 34. Тонкая пачка слегка пожелтевших листов, всё аккуратно подшито. Я пристально вчиталась в строки. Мда, теперь ясно, почему за этими папками идет такая борьба: это оказались протоколы заседания актива депо «Монорельс». Все протоколы написаны очень подробно: кто что сказал, какой вопрос задал, и кто что на это ответил. Так вот, товарищ N, да-да, именно тот товарищ N, который сейчас крайне обласкан в ЦК КПСС и считается перспективным кадром, задавал здесь много интересненьких вопросов. И давал уж очень любопытные комментарии. Прямо очень-очень любопытные как для этого времени с данной идеологией.
Я хмыкнула.
Да за эту информацию его даже не в Воркуту сошлют, а как минимум на Меркурий! Причем исключительно на ретроградный! Наговорил дядя лет на пятнадцать — точно (если не больше). А старательная секретарша все тщательно задокументировала. Умничка.
Я разулыбалась.
Ну, это же просто счастье какое, а не информация! Вот правду говорят — любой порядочный попаданец должен найти клад. Вот даже я нашла. И не просто клад, а КЛАД!
Та-а-ак, дальше у нас что?
Я углубилась в чтение. В коммуналке царила тишина. Ну, относительная тишина. Ведь как известно, абсолютной тишины в коммуналках не бывает: за тонкой стенкой трубно, с пересвистами, храпел поддатый Петров, из кухни доносился стеклянный звон падающих капель (три мужика живут, а протекающий кран починить некому!), из комнаты Грубякиных долетали обрывки тихой ссоры (они всегда в это время ссорились шепотом, чтобы детей не разбудить, но потом увлекались и переходили на громкую ругань), за окном слышался грохот от проезжающих по дороге машин.
Я заново пролистала первый протокол. Так, вот здесь фразу: «…считают, что политика Партии зашла в тупик. Воспользовавшись служебным положением, гнусно попирая коммунистическую идеологию, товарищи N, N, N, N и N в своей профессиональной стратегии цинично взяли курс на дискредитацию советского государства и проникновение во власть любой ценой…» (Ого! «Манифест» Мунтяну отдыхает!), — так вот, эту фразу я выброшу.
Дальше…
Так. А вот фразу: «… безнравственная спекуляция на патриотических чувствах граждан — лишь первый шаг для удовлетворения амбиций товарищей N, N, N, N и N…» — пожалуй, заменю на фразу: «…продолжающийся подъем промышленности привел к росту материального и культурного положения рабочих, что, по мнению товарищей N, N, N, N и N привело к улучшению материального положения народа…».
Интересно, а как со мной будут рассчитываться эти товарищи N, N, N, N и N?
Ладно, следующая страница. А вот эту фразу: «…потоки лживых обещаний только подчеркивают мизерность практических дел…» — это я оставлю. А то слишком уж отцензуренно и лучезарненько получается. Достоверность надо соблюдать, а то могут не поверить.
Дальше… и еще… и вот это… — мои пальцы ловко стучали по клавишам пишущей машинки, уменьшая сроки товарищам N, N, N, N и N и конкретно — товарищу N (уже не на ретроградный Меркурий или Воркуту, а на Советскую Киргизию я им настучала). Но еще куча всего править.
Внезапно в дверь моей комнаты затарабанили! Громко.
Вот можете представить себе мое состояние в этот момент? Я тут только села менять политику государства, вершить судьбы людей, можно сказать, а ко мне уже пришли!
Руки мои похолодели, с перепугу я дернулась и опрокинула стакан с чаем: хорошо заваренная жидкость цвета фенилантраниловой кислоты вылилась прямо на мое светло-голубое платье, которое я хотела надеть завтра и развесила на спинке соседнего стула, так как вешалка у Риммы Марковны почему-то отсутствовала.
Чёрт!
Куда? Куда прятать все это? А-а-а-а!! Страницы из папки веером лежали на столе, и я боялась их перепутать.
Так. Только без паники! Дрожащими руками я принялась собирать странички по порядку.
В дверь продолжали громко и еще более настойчиво стучать.
Это нервировало еще сильнее.
Ничего. Это ничего. Пусть ждут. Скажу — выпила снотворное, уснула крепко, стук не слышала.
А куда же девать все это?
Мой взгляд заметался по комнате.
Пусто! Ну почему так аскетично живут наши старики в коммуналках?!
О! Вот! Придумала!
Я сунула ворох как попало сложенных страниц с остальными папками под матрас. Накинула сверху одеяло. Следом полетело мокрое платье.
Мда. Глупо. Но больше все равно некуда.
Расстегнув халат и всклокочив волосы, я поплелась открывать.
Перед дверью в последний раз вздохнула и рывком распахнула ее.
Твою ж мать!
На пороге стояла фифа с крайне кислым выражением лица.
— Сколько можно?! — заверещала она с недовольным видом и даже толстенькой ножкой притопнула.
— Чего? — ошалело протянула я (твою ж мать, я ожидала чего угодно, только не вот это!).
— Сколько можно греметь и стучать?! Ты же спать никому не даешь! — заявила она оглушительно.
Я стояла и в обалдении
