голова и все что ты сможешь сделать – это прилечь. И уснуть. И видеть сны, быть может? Вот в чем вопрос – какие сны в том смертном сне приснятся, когда мы сбросим этот бренный шум, вот что сбивает нас, вот где причина, того, что бедствия так долговечны…
Я хмыкаю. Нет, принц Датский, я знаю о смерти больше, чем ты. И я не боюсь перерождения, как оказалось, смерть – это только начало. И если я не умею, не могу, не справляюсь с тем, чтобы вовремя оказать помощь своим ученикам, своим друзьям – может и правда мне лучше умереть и начать все сначала? Снова? Настало ли мое время в этом мире?
- У меня уже слабость и кружится голова – сообщаю я Шизуке: - если ты не выйдешь сейчас, то возможно ты так и не успеешь насладиться моими последними минутами.
- Сядь на пол. И руки так, чтобы я видела – командует Шизука и я послушно сажусь на пол и скрещиваю ноги под собой. Это я научил ее, так человек не сможет накинуться на тебя, не сможет реализовать свое преимущество в весе и скорости.
Она появляется из ниоткуда и приседает на колено, прямо напротив меня – в двух метрах. В отличие от меня – она сможет рвануть с места в любой момент и в ее руке – нож.
- Да ладно, можешь расслабится. – говорю я: - я не собираюсь на тебя кидаться.
- Ты учил меня, что расслабляться можно только тогда, когда ты уже дома завариваешь себе чай – отвечает Шизука.
- Учил – соглашаюсь я с ней: - а ты молодец. В смысле – дура, конечно, но молодец.
- Дура – потому что тебя ослушалась, и ты меня сломаешь потом, а молодец – потому что тебя превзошла?
- Тебе до меня еще расти и расти, детка. Когда-нибудь… когда-нибудь ты, возможно, и сможешь… но не сейчас. И не в ближайшие десять лет.
- Посмотри на себя – говорит Шизука: - ты истекаешь кровью и скоро потеряешь сознание, а все такой самодовольный. Ты так и умрешь – читая мне лекции?
- Вполне возможно. А знаешь, что именно мне не нравилось в… во всем этом? Ты забираешь человека, ты вывозишь его куда-нибудь и убиваешь его, а потом – прячешь тело, закапываешь, топишь, сжигаешь в печи… знаешь, что самое грустное и печальное в этом? Нет? Так вот… - я сглатываю, горло пересохло, но она не даст мне воды, я учил ее не приближаться… жалко что я не курю в этом мире, сейчас бы закурить…
- Когда ты едешь туда – у тебя есть компания. Пусть с мешком на голове и скотчем во рту. Во время приготовления к процессу – можно даже поговорить. О, эти беседы с обреченными… всегда можно услышать что-нибудь неожиданное, ни с кем люди так не откровенны как со своим палачом перед смертью. Но потом – наступает момент, когда это заканчивается и у тебя больше нет спутника. Есть только тело. И тогда ты продолжаешь говорить с ним, но он уже не отвечает. И даже когда ты едешь домой – ты все еще разговариваешь с ним… а он уже не отвечает. Очень грустно ехать домой одному… и однажды ты это поймешь.
- Мне нравится одиночество. – заявляет Шизука: - мне и так хорошо.
- Видишь, в этом твоя ошибка. Люди – это не только источник страданий, оскорблений и неуверенности в себе. Люди могут тебя поддержать и помочь в трудную минуту. Ты слишком много страдала в одиночестве и тебе на самом деле нужно только человеческое тепло, любовь и уважение, а ты людей убиваешь, дура.
- Ты читаешь мне лекцию, потому что надеешься, что я образумлюсь и упаду тебе в ноги и взмолюсь о прощении? – спрашивает Шизука насмешливо и я понимаю, что сейчас, наконец – вижу ее настоящую. И мне нравится то, что я вижу. Это как наблюдать за ядовитой змеей – она опасна, но красива.
- Вообще-то было бы неплохо – признаюсь я: - если ты и вправду упадешь мне в ножки, а я тебя прощу. Заодно и рану мне перетянешь, а то мне дурно становится.
- Извини, Кента-сенсей. Ты был мне как отец и мне будет тебя не хватать – говорит Шизука твердо: - и в самом деле моя поездка домой сегодня будет очень грустной.
- Дура – качаю я головой: - ладно, у меня нет больше времени с тобой тут рассусоливать. У меня кровотечение, которое само собой не остановится, и я, кстати, по твоей вине – теперь Марике-тян желание должен. А она – девушка с фантазией…
- Что? – хмурится Шизука, вскакивая на ноги и оглядываясь: - но…
- Спокойной ночи, принцесса – улыбаюсь я уголками глаз и радуюсь что в помещении нет ветра и не надо делать поправки… Тоц! Шлеп! – и Шизука прикладывает руку к шее, туда, где вырос яркий цветок оперения дротика с сильным седативным средством. Неверяще разглядывает его.
- Ты… - говорит она и падает на колено, потом – валится на бок. Я сижу и смотрю на нее. Столько дел, столько дел.
- Ты живой, puddin’? – раздается голос откуда-то сверху: - у меня аптечка есть.
- Знаешь, я иногда думаю – что со мной не так – отвечаю я куда-то вверх: - потому что или это я больной, или люди вокруг поголовно больные.
- Сейчас я тебе перевяжу. У меня даже кровь для переливания твоей группы
