— И кого же коронный гетман оставил бы под Смоленском?
Старый воин и полководец словно ждал этот вопрос:
— Две роты крылатых гусар и один полк панцирной казачьей конницы. Полутора тысяч тяжелых всадников будет вполне достаточно, чтобы разгромить в поле детей боярских воеводы Шеина! Сверх того необходимо оставить три тысячи воинов польских пеших хоругвей — и германскую обслугу тяжелых мортир… Лучшие же части, три четверти крылатых гусар, еще один полк панцериев — и четыре полка отборной казачьей пехоты реестрового войска, шляхетскую и татарскую кавалерию, венгерских гусар и оставшихся немецких рейтар, а также табор нереестровых казаков гетмана Олевченко… Всю эту рать вы, ваше величество, двинете на соединение с гетманом Сапегой, имея полное превосходство как над московитами Шуйских, так и войском самозванца!
Н-да, не так давно Лжедмитрия II называли в Польше истинным московским государем — пока Сигизмунд Ваза не решил забрать себе престол Московский. С тех пор про самозванца при короле вообще не стоило упоминать… Вот и сейчас тот с неприязнью отрезал:
— Под началом Сапеги одни лишь бунтари, бежавшие от меня после Гузова!
Однако и Жолкевский в этот раз решил идти до конца! Гетман с достоинством парировал:
— Но ведь сам Ян Петр Сапега ваш преданный слуга, и под Гузовым он сражался за вас, ваше величество… Как и я. Однако сейчас его войско терпит одно поражение за другим от племянника царя Василия Шуйского, Михаила Скопина-Шуйского. Если так пойдет и далее, царев племянник окончательно разобьет те польских хоругви и роты крылатых гусар, что есть сейчас у Сапеги… И с кем мы могли бы объединиться, чтобы окончательно разбить московитов и пришедших к ним на помощь шведов! В противном случае, Скопин-Шуйский имеет шанс разбить уже нас — поодиночке… Надо признать, что он талантливый полководец, и научился уже противостоять в полевых сражениях даже крылатым гусарам. Сверх того, заметно участившиеся случаи нападений московитов на наши обозы и фуражиров в округе Смоленска, также как и нападения их на самостоятельно действующие отряды черкасов, напрямую связаны с князем Михаилом. Это он отправил небольшие отряды своих ратников действовать в нашем тылу… И эти отряды очень быстро растут за счёт местного населения.
Гетман Жолкевский ненадолго замолчал, довольный произведенным эффектом на присутствующих на военном совете шляхтичей — и особенно короля. Но стараясь не выдавать своих собственных чувств, он продолжил говорить с самым серьезным видом — выложив, наконец, последний аргумент:
— Кроме того, случившееся намедни столкновение между вашими воинами, ваше величество, есть следствие не только происков московитов — но и усталости людей от бесплодной осады крепости, что может затянуться еще на многие месяцы… Однако именно эта стычка накалила настроения шляхтичей и обострила их конфликт с казаками. Теперь любая глупая выходка — и даже неосторожное слово! — могут стать причиной жаркого спора, а после и схватки. Ну а противостояния всего двух человек стремительно обратиться в сражение целых отрядов! Что играет лишь на руку Шеину — и Скопину-Шуйскому… В то время как выступи мы сейчас в поход, и старые разногласия легко забудутся в преддверие скорых побед! А кроме того — в ожидании богатой добычи при захвате Москвы и окружающих ее богатых монастырей, принадлежащих схизматикам!
Поостывший уже король слушал своего польного гетмана вполне спокойно — а когда пан Станислав закончил свою речь, левого плеча короля неожиданно коснулась чья-то рука… Удивленно обернувшись, Сигизмунд заметил тут же отстранившегося в сторону отца Барча, одними губами прошептавшего:
— Он прав…
Что-то неприятно царапнуло королевское сердце — старый упрямец, государь Речи Посполитой в душе все равно не хотел соглашаться с Жолкевским. Вот просто потому, что не хотел! Ну а заодно и потому, что не подчинившийся его воли Смоленск стал чем-то вроде камня преткновения — словно горожане во главе с воеводой Шеиным бросили Сигизмунду личный вызов… И король должен был на этот вызов ответить! Но голос разума (подкрепленный мнением духовника) все же восторжествовал — и Сигизмунд Ваза нехотя произнес:
— Да будет так… Мы выступаем на Москву.
