в теплом виде. Кстати, интересно, не образуются ли остатки, есть ли смысл делать гематоген и как его рекламировать?
Узнав, что я не малокровка, хозяин удивился:
— Извините, сударыня, вообще-то я сам должен был понять по вашему замечательному румянцу, что вам такое лечение не прописано. Так что же тогда?
Я рассказала. Собеседник оказался дядькой одновременно и простоватым, и сметливым, а главное — без гендерных предубеждений. Не прислала барыня приказчика, сама пришла — всякое бывает.
Из разговора я выяснила, что бойня действительно аккумулирует часть непроданного некондиционного свиного сала. При ней существует круглогодичный ледник. Но и на нем запасы портятся, поэтому годятся только на свечи и мыло.
— Если вам большая партия нужна, уступлю с хорошей скидкой, — сказал хозяин. — Мне перед Великим постом ледник освободить надо, сгрузить туда птицу и мясо. За две тысячи ассигнациями уступлю.
Я поблагодарила собеседника и распрощалась. Идея заманчивая — с такой партией мой предполагаемый заводик месяца три-четыре не будет нуждаться в сырье. Вот только где деньги взять?
Гулять по городу, хоть в санях, хоть пешком, не хотелось — разыгралась метель. Я направилась в пансион. Возьму хотя бы из утреннего подарка какой-нибудь романчик, почитаю…
У входа столкнулась с девицей лет шестнадцати. У нее в руках был какой-то округлый груз, закатанный в шаль.
— Простите, барыня, не вас, случайно, Эмамарковна кличут? — робко спросила она.
— Да, — удивленно ответила я, раздумывая, откуда девица могла узнать мое имя, хоть и в такой упрощенной форме.
— Моя матушка вам кланяется и благодарит, что Федьке пропасть не дали. Блинов испекла, вам прислала.
— А как Федька? — спросила я.
— На улицу просится, играть хочет. Но ему теперь дома сидеть три дня, как вы сказали, и пить это…
Девица не нашла подходящего слова, но скривилась, и я поняла, что она попробовала снадобье для младшего брата…
Гостья была приглашена наверх и передала стопку вполне теплых блинов, уложенных в миску. Обратно получила и посудину, и старое платье, а в подарок — несколько пряников и конфет.
Ну вот, отблагодарили за доброе дело. Мелочь, а на душе приятно.
Интерлюдия вторая
Николай Аграфенович Никитин по праву слыл истинным первогильдийным купцом. Ладный, степенный, почтенный, а сколько денег на банковских счетах, да в модном стальном несгораемом шкафу, да в старинных сундуках — никому не ведомо. Только когда навалился на Россию антихрист Бонапарт, Николай Аграфенович пожертвовал крупную сумму золотом, целый полк вооружил и от того не обеднел.
Нечего перед людьми богатством хвастать. Работать надобно, Богу молиться, родителей почитать да детей строжить. Тогда и удача в торговле будет, и семья в крепости, благости да порядке.
Друзей-купцов, что взяли гусарскую моду по цыганам да по кабакам разъезжать, не понимал. Раз в год устроить «чертогон» в хорошем трактире, без чужих глаз, с лучшими друзьями, чтоб потом долго болеть и каяться, — это можно. Но не гулять же каждую неделю! И обоих старших сыновей, уже взрослых, семейных и бородатых, не раз плеткой охаживал за тех самых цыган, за карточную игру или покупку дорогой пролетки и тройки кровных иноземных коней.
Ишь, моду нынче иные купчики взяли — профурсеток по Парижам да Венам возить. Отцы с дедами горбом да потом деньги наживали, а эти? Швырк туда, швырк сюда. То прожэкт модный, от которого одни убытки, то тиятр богопротивный с девками в одеяниях срамных.
Нет, таких вольностей Николай Аграфенович и сам чуждался, и другим не прощал. Нельзя от дела на глупости отрываться. Дел-то у него много. Одних литейных заводов — четыре. Да, просто так продавать сталь и чугун смысла нет. Надо раздать металл мастерам в Ворсме и Павлово, чтобы делали ножи, замки, весы, разную мелкую металлическую утварь, да еще дать им образцы новых товаров — штопоров, например. Потом изделия скупить, решить, что на Макарьевской ярмарке будет продано, что в Нижнем, а что в Москву или далекий Питер отправится. Не забывать и канатные фабрики — их у Николая Аграфеновича три. Следить за прядильной мануфактурой — ее товар идет по матушке Волге аж в Персию.
Думать надо и трудиться. Долгая война закончилась, подрядов от военного ведомства больше нет. Тревоги меньше, но хлопот больше.
Потому-то Николай Аграфенович даже слушать не стал о какой-то заезжей барыньке с коммерченскими предложениями. Знаем мы такие предложения — глазками стрелять, на тяжкую жизнь без мужа жаловаться и вспоможения просить. Пущай с такими предложениями на паперть церковную идет или в кабак.
Непонятная барынька, пусть и не принятая, все равно вывела купца из душевного благоспокойствия. Потому тем же вечером, зайдя в горницу, он первым делом отвесил тяжелый подзатыльник третьему, младшему сыну Саньке:
— Тебе кто разрешил, стервец, спермацетовые свечи в будни жечь?! Опять книжки дурные читаешь вместо арифметики?
— Да что вы, тятя, сразу драться! — плаксиво, но слегка насмешливо ответствовал Санька, маменькин любимчик и баловень. Да и сам Николай Аграфенович к последышу был помягче. Вот постреленок и нахальничал. — Уроки на завтра я сделал. А свечи не спермацетовые, вы бы спросили, а потом лупить! Я сегодня с Петькой в лавке на Благовещенской остаток считал, так управляющий от одной барыни приходил, принес пять десятков свечек, да за такую выгодную цену, грех было не выкупить. Все забрал, на свои! Теперь в розницу стану продавать, аккурат к Пасхе себе на дрожки заработаю! А свеча потому горела, что я учился зажигать такую свечу быстро и господам показывать, что в лавку заглянут. А вы — драться, папаша!
Николай Аграфенович только покачал головой. Да, любопытная свечка. На ощупь не сальная, но и не из китового жиру. Надо разузнать, где такие делают. Один резон, если от долгов барских управляющий в лавку заморскую чудовинку принес и задешево продал. Или вообще украл у ворон дворянских. И другое дело, ежели что-то новое придумано. Тут можно свой интерес поиметь.
То, что управляющий был «от одной барыни», и утреннюю просительницу Николай Аграфенович в уме никак не связал. Пока что.
Следующий сюрприз ждал отца семейства после обеда, когда супруга предложила ему отведать невиданного чая. Как всегда, столь вежливо и смиренно, что не откажешься.
Супруг все равно удивился:
— Так ты сама чай заваривать будешь?
Оказалось, что в белом мешочке на веревочке, который почтенная Феонила Свиридовна опустила ему в чашку, именно чай и был. Диво дивное.
