– Не понял, – внешне спокойно согласился я, хотя внутри меня застыл ледяной ком. – Потому что вы так и не назвали мне того человека, который жаждет со мной встретиться.
– Ладно, хорош тут волну гнать, Бес. – Это уже первый приструнил своего напарника, при этом не сводя с меня своих маленьких глазок. – Мужик, никто тебе ничего плохого не сделает, может, ещё и с наваром останешься, если дело утрясётся. Давай сгоняем, тут двадцать минут на машине, потом обратно к поезду привезём.
Я с тоской глянул в сторону уходящего милиционера. Интересно, что у этих братишек в карманах? Просто выкидные ножи или огнестрел?
– Мужик, не делай глупостей, если Лёва Шмель пообещал, что всё обойдётся, значит, так и будет, – подбодрил меня первый, судя по всему и бывший Лёвой Шмелем. – Ты просто сейчас своё время тянешь. Если думаешь, что, отказавшись, сможешь спокойно уехать, то сильно заблуждаешься.
В спокойных интонациях Лёвы вроде бы совсем и не ощущалось угрозы, однако после его слов мне стало не по себе. Я чувствовал всеми своими печёнкой, почками и прочим ливером, что если эти ребята захотят со мной что-то сделать, то вряд ли им сможет кто-то или что-то помешать. Да и почему-то поверил я словам Шмеля, что со мной всё будет в порядке.
– Ладно, поехали, но учтите, что на поезд я должен успеть.
– Не бзди, мужик, уложимся.
Через три минуты мы сидели в тёмно-синей «шестёрке», а спустя четверть часа притормозили на Гоголевском бульваре, у вполне приличного на вид семиэтажного дома, судя по лепнине и прочим атрибутам, ещё дореволюционной постройки. Мы поднялись на третий этаж на таком же старинном лифте, с сетчатыми створками, закрывавшимися вручную. Лёва нажал кнопку звонка справа от массивной металлической двери с точкой «глазка». С той стороны что-то несколько раз щёлкнуло, и дверь медленно приоткрылась.
Меня легонько подтолкнули в спину, и я оказался в просторном коридоре. Напротив меня стоял импозантный мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти с зачёсанными назад волосами, одетый в дорогой даже по меркам 70-х халат, подпоясанный витым шнуром с кистями. На ногах его довольно мило смотрелись домашние шлёпанцы.
– Сергей Андреевич, здравствуйте, дорогой, – расплылся в улыбке хозяин квартиры, раскинул руки, словно собрался меня обнять, но в последний момент передумал и двумя руками пожал мою ладонь. На его безымянном пальце тускло сверкнул чёрный камень, оправленный в массивное серебро. – Позвольте представиться: Чарский Анатолий Авдеевич, антиквар и коллекционер. Очень рад, что вы почтили меня своим вниманием. Разувайтесь, вот тапочки, проходите в комнату, что мы в коридоре стоим… А вы пока можете быть свободны, ждите внизу.
Последнее было сказано в адрес его помощников, которые молча развернулись и скрылись за дверью.
– Надеюсь, они вам не нахамили? Сами видите, с кем приходится иметь дело. Но ребята исполнительные, этого у них не отнять, хотя и с тёмным прошлым.
Мне Чарский живо напомнил главного злодея из комедии Гайдая «Бриллиантовая рука», только тот был фактурой пожиже. Но при этом на него также работали два «головореза»: Лёлик в блистательном исполнении Папанова и Геша в не менее блистательном исполнении Миронова. Эти воспоминания меня настроили на оптимистичный лад, хотя моё ближайшее будущее пока находилось под вопросом.
– Да вы проходите, располагайтесь… Инга, будь добра, сделай нам кофе. Или вы предпочитаете чай? Всё равно? Тогда давай кофе.
Ингой оказалась брюнетка практически модельной внешности, ростом под метр восемьдесят, с ногами, что называется, от ушей и с симпатичным личиком. Правда, на нём читалась какая-то усталость, словно ей уже всё надоело, а чего она хочет – и сама не знает. Ленивой походкой на высоких каблуках она удалилась на кухню. Охота же ей в туфлях по дому ходить, в тапках, может, не такими длинными кажутся ноги, но ведь удобнее.
Обстановка подтверждала слова Чарского о себе любимом. Вокруг сплошной антиквариат, начиная от мебели и заканчивая каминными часами. Высокий потолок, обрамлённый узорами лепнины, по центру венчала массивная люстра, не иначе, века XIX, если не старше. Хотя вряд ли старше, тогда бы в неё свечки вставлялись, а не лампочки. Интересно, а камин у него действующий или так, для антуража? Хотя, судя по золе внутри и на стоявшей рядом на специальной подставке кочерге, камин должен находиться в рабочем состоянии.
– Я вас, собственно, из-за Инги и потревожил. Это моя дочь, она живёт со мной. Мать нас покинула двенадцать лет назад, выскочила за французского дипломата, романтики ей, видите ли, не хватало… Ну да это к делу отношения не имеет. Сергей Андреевич, дело в том… А вот и наш кофе!
Инга вернулась с подносом, который поставила перед нами на невысокий столик с изогнутыми ножками. Такое ощущение, что турка с кофе уже заранее стояла на плите, словно и впрямь ждали только меня, причём запах от чашек исходил обалденный. Что отметил даже я, не будучи тонким ценителем данного напитка.
– Сливки, сахар? Кладите сами, сколько хотите. Эклеры свежие, час назад из пекарни… Так вот, дело в том, что у Инги очень неплохой голос, она сейчас учится на третьем курсе Гнесинки. Но слава классической певицы дочь не прельщает, тут все мои уговоры оказались бессильны. Она мечтает выступать на эстраде. Но чтобы выглядеть достойно, нужен и достойный репертуар. За последние три месяца я имел дело с некоторыми известными поэтами-песенниками и композиторами, в том числе с парой Пахмутова – Добронравов, но всё, что они нам предлагали, меня не устраивало, хотя Инга и пыталась меня уверить, что некоторые вещи вполне приличного качества. Ничего подобного! И они ещё осмеливались просить за свои, мягко говоря, произведения, такие суммы!.. Понятно, что им не хочется давать хорошие вещи нераскрученной артистке, проще впарить какую-нибудь ерунду. Кто знает, как у девушки дела сложатся, мол, девять из десяти, что забудут после первого же выступления, так зачем тратить на неё что-то стоящее?.. И тут я узнаю о вас…
– Слободкин слил? – предположил я, делая маленький глоток.
– Ну почему же сразу слил… Скажем так, поделился информацией.
– И как я понимаю, в моём лице вы хотели бы видеть автора песен для вашей дочери?
– Правильно понимаете, уловили мою мысль, что называется, с полуслова. Я слышал ваши песни, в том числе написанные в соавторстве с супругой… Как её, Валентина Колесникова, кажется?
– Теперь уже Губернская.
– Ах да, логично… Одним словом, пишете очень, я вам скажу, достойно. Сочиняете не так много, но проходных вещей нет.
Ха, да мы начали-то «сочинять» всего полгода назад, познакомившись с «Весёлыми ребятами» на корпоративе работников торговли. При желании я за день мог накидать добрый десяток хитов, причём теперь уже с нотами. Хотя с нотами, наверное, не за день, да и аранжировки, опять же, пока не мой уровень. Тут по-любому придётся привлекать композитора со стороны. Да хоть того же Слободкина, о чём я и заявил Чарскому.
– Опять же, как вы рассчитываете пробиться на сцену?
Все песенные конкурсы, как я понимаю, проводятся под эгидой комсомола или партии. Вы даже пластинку без соизволения сверху не запишете.
– А вот это уже моя забота, – хитро прищурился Анатолий Авдеевич. – Поверьте, у меня такие связи, что вам лучше не знать, будете крепче спать. А крепкий сон – залог хорошего здоровья. Так как, Сергей Андреевич, мы с вами договорились?
– В принципе я не против, могу в течение ближайшего месяца написать несколько песен, – поскромничал я. – Но всё же хотелось бы услышать, как ваша дочь поёт. Мало ли, сами понимаете.
– Да бога ради! Инга, садись к роялю.
Мы переместились в соседнюю, чуть меньшую по размерам комнату, где в углу стоял чёрный, блестевший лаком инструмент. Инга села за рояль, скинув туфли, подняла крышку и объявила:
– Булахов, «Не пробуждай воспоминаний».
Зазвучала музыка, а затем Инга запела… Да, а ведь не врал папаша, голосок у дочки и впрямь что надо. И внешне ленивая, сибаритствующая девица в мгновение ока превратилась в какое-то высокоодухотворённое существо, поющее не связками, а душой. Я закрыл глаза, словно погружаясь в атмосферу салонов XIX века. Дамы в пышных платьях, кавалеры во фраках, мерцающий свет свечей…
Романс закончился, я открыл глаза и обнаружил, что они слегка увлажнились. Гляди-ка, на чувства пробило. Кстати, чувства чувствами, а на поезд я не опаздываю?
Увидев, что я смотрю на часы, Анатолий Авдеевич оживился:
– Да-да, действительно, время поджимает, поэтому давайте уже решать. Ну так как мы с вами договоримся, Сергей Андреевич?
– Песни я вам напишу, теперь вижу, что талант у Инги имеется. Но, чисто моё мнение, или совет, как хотите: импресарио всё же не помешал бы, то бишь человек, который будет вести её дела. Или сами будете?
– К сожалению, не имею возможности быть постоянно при дочери. Но у меня есть на примете человек, который сведущ в этих делах и которому я доверяю, почти как самому себе. Так что нужны, по большому счёту, только песни от вас.
