и затекшие руки-ноги пониманию и всепрощению совсем не способствовали.
Правда, финальный пассаж принцессы все-таки позабавил: она от лица всех эльфов глубоко сожалела о нанесенной глубокоуважаемой ведьме, то бишь мне, обиде, однако полагала, что “будет справедливо, если, как это ни прискорбно, заслуженная месть госпожи падет лишь на Ее Величество Витаниаль”. В общем, дочурка сильно не обидится, если маму накажут, ага. Высокие все-таки отношения, высокие, что ни говори. Воистину дивный народ!
К этому моменту меня наконец-таки извлекли из-под Матвея, и я смогла вдохнуть полной грудью. Кто бы знал, какое это счастье! Точно диету ему посоветую. Хотя… Я покосилась на парня, над которым продолжали колдовать маги. Мда, по нему уж точно не скажешь, что ему нужна диета.
Да и, если честно, не очень-то хочется на самом деле сейчас говорить ему гадости. Разве что по привычке. Спаситель вроде как… а как теперь к нему относиться, я пока не разобралась.
А потом события понеслись вдруг с немыслимой скоростью.
Матвея наконец подлатали — причем, кажется, раны на нем не осталось вовсе. Даже шрама. Только рубашка окровавлена и изодрана. Хорошая вещь — магия. Со стола он встал сам, молча, как-то ошалело озираясь, будто не веря во все произошедшее — в том числе и в то, что сам сделал. И молча же встал снова за моим плечом.
Принцесса Аннитель после официальных извинений предложила оркам виру за недостойное поведение эльфов, над размерами которой пострадавшей стороне предстояло еще подумать.
А еще она предложила без промедления все-таки подписать пресловутый мирный договор и заверить его магически по всем правилам — во избежание дальнейших провокаций и интриг со стороны собственных же сородичей. Кажется, младший братец порывался вставить свои пять копеек и влезть, но принцесса каждый раз аккуратно затыкала ему рот — все-таки чувствовался богатый опыт профессионального дипломата.
И всем присутствующим очень быстро стало ясно, это в самом деле в общих интересах. Иначе ведь непременно подленькая королевская чета из Дивного леса что-нибудь да придумает еще. А пока у Аннитель есть нужные полномочия — здесь и сейчас она может ни на кого не оглядываться. И отцу ее придется утереться и принять новую реальность, будто так и было задумано.
Вождь порыкивал, а его племянница и вовсе продолжала воинственно помахивать топориком, но шаман и жена вождя с двух сторон хватали его за руки и бормотали что-то умиротворяющее.
Весь этот политес разводился довольно долго, а вот проклятый договор, изрядно помятый и местами заляпанный кровью, был торжественно подписан всеми сторонами как-то молниеносно. Мне тоже пришлось подписать — как независимому свидетелю.
А потом… потом было объявлено о предстоящем начале бала! Гостям предложили проследовать в свои покои, дабы освежиться и подготовиться.
Нет, серьезно. После всей вот этой свистопляски герцог-таки решил не отменять запланированного бала. Чтобы показать, что мир заключен и все, значит, в порядке. Уж в порядке так в порядке, ничего не скажешь!
Хотя… я покосилась глазами на Матвея. В конечном счете все живы и целы. Войны между орками и эльфами больше не будет. Орки смогут построить свое государство. И все у этого мира будет хорошо. Ведь будет же?
Взгляд будто споткнулся, остановившись на немолодой напудренной даме с кокетливой мушкой над губой. Она все это время продолжала стоять на том же месте. И все так же наблюдала за происходящим с легкой полуулыбкой.
— Полагаю, вашему слуге стоит переодеться, — пропела она мне на ухо. — Да и ваш наряд несколько… хм, пострадал. Герцог наверняка предложит вам…
— Я сама, — торопливо перебила я. Нет уж, в тряпки, которые может предложить герцог, я точно переодеваться не стану! Наверняка там все эти корсеты и прочие прелести средневекового наряда. Лучше домой сбегать и снова поискать в гардеробной. Ая будет бухтеть, что все ее старания насмарку, но все равно что-нибудь придумает.
Только сказав это, я сообразила, что это было не слишком-то вежливо. Интересно, настолько ли ведьмы мстительны, как о них говорят?
— Извините… — я опустила глаза, но все-таки заметила, как Матвей, обойдя меня, попытался оттеснить от опасной собеседницы. Чего это он? В роль защитника вошел?
А вот дама, переведя взгляд с меня на него и обратно, только негромко рассмеялась.
— Что ж, я провожу вас в сад, — она непринужденно втиснулась между нами и подхватила обоих под руки. — Думаю, у вас есть ко мне вопросы. И не бойся так, девочка. И ты, малыш — ничего я ей не сделаю. Мы, видите ли, не такие уж чудовища, как принято думать.
— А какие? — напряженно спросил Матвей.
Дама хмыкнула.
— Мы мстим лишь тем, кто действительно этого заслуживает. Скажем, эльфийская королева меня сегодня… расстроила. Я еще подумаю над этим.
Похоже, ведьма что-то сделала, и нас троих вдруг будто перестали замечать. Мы беспрепятственно вышли из зала и неторопливо пошли по дворцовому коридору. Интересно, а до этого — замечал ли кто-то кроме меня саму эту даму с мушкой?
— А почему вы меня не разоблачили? — этот вопрос беспокоил меня больше всего.
— Потому что тогда пришлось бы разоблачаться мне самой, — женщина пожала плечами. — А мне совсем этого не хотелось. Я получила письмо от герцога ти Мэрриза и поняла, что присмотреть за всем этим придется непременно. Но я терпеть не могу придворных церемоний. Да и вообще людей не слишком-то жалую. Впрочем, как и эльфов, и прочих… Ты предоставила мне прекрасную возможность — присмотреть за всем, оставаясь в тени. Не пришлось самой выступать. Теперь я могу со спокойной душой вернуться домой и в ближайшие, надеюсь, несколько лет снова не видеть никого. Ты справилась. Молодец.
Я почувствовала, как жгуче краснею.
— А почему вы не любите людей… настолько? — это я спросила совсем тихо, и моя собеседница как-то очень невесело усмехнулась.
— Мы ведь действительно чувствуем ложь. Все эти люди раскланиваются и льстят — потому что боятся. А в глубине души желают сдохнуть, сгинуть, не появляться поблизости от них никогда. Все знают, что ни одна ведьма не накажет без причины, и достаточно не делать никому зла, чтобы избежать ее мести. Но люди не могут удержаться — они все равно творят зло. Ну или как минимум грубят, хамят, подставляют друг друга, причиняют боль — себя они легко оправдывают, но им невыносима только мысль, что можно поплатиться за это.
— Но не все же люди такие! — я