кустам, пытаясь содрать с нее платье, Пащенко во все глаза пялился на эту картину и периодически подстегивал своего кореша. А так как я не предпринимал попыток подняться, то его рука сжимающая нож, постепенно расслабилась.
— Давай, Сема. Давай, так эту сучку… Горячая баба!
Ярость еще сильнее обожгла меня изнутри. Пащенко — самая настоящая гнида, он уже столько дерьма людям сделал, что все время выходил сухим из воды. Да и черт бы с ним… Если бы он повстречался мне где-нибудь, я бы не стал связываться. Но сейчас они покусились на самое святое, что у меня было — на Юлю… Мою будущую невесту! А этого делать, сука, нельзя!
Выбрав удачный момент и ухватив Мишу за кисть болевым приемом, я жестко крутанул ее вокруг своей оси. Отчетливо хрустнуло — противник взвыл, тут же выронил нож.
Сразу же ухватив руками скованного спазмом Мишу за ворот рубашки, я притянул его к себе и со всей силы двинул лбом, попав точно в незащищенный нос. На меня закапала теплая кровь. Противник отшатнулся, рухнул на пятую точку, закрыв лицо руками. Зарычал, словно животное.
Жестко пихнув его ногой под ребра, я перекатился через плечо и попытался подняться. Пащенко, словно не чувствуя боли, тоже медленно поднимался на ноги. Морда в крови, нос свернут на бок, глаза горят от ярости. Думаю, что сам я выглядел еще хуже.
Меня слегка мутило, затылок был в крови. Глаз, со стороны попадания бутылки, слегка припух. На виске дико пульсировала жилка.
Буравя меня яростным взглядом, Пащенко выхватил из-за пояса второй нож, отдаленно смахивающий на шило.
— Ну, с-сука! Хана тебе! — процедил он, сплевывая кровь.
Рывком он устремился ко мне, занося шило для удара.
Я выждал нужный момент и ударом ноги, зарядил ему точно в ухо, отчего Пащенко полетел на асфальт. Грохнулся, пропахал мордой с громким стоном и почему-то уже не поднялся. А я, ослепленный злостью и яростью, бросился к Семену, который настолько увлекся, что уже не замечал ничего вокруг. Он повалил Юлю на землю и пытался разорвать на ней платье, рыча, словно дикое животное.
— Да не брыкайся ты! — пыхтел он. — У-у, сука!
Подскочив, я ухватил Семена за плечо и резко развернул к себе лицом. Мгновенно нанес ему сильнейший удар в нос. Под кулаком противно хрустнуло, во все стороны брызнула кровь.
Я ударил снова. Затем еще.
Бил снова и снова, сам не чувствуя боли.
Во все стороны летела кровь и даже выбитые зубы отморозка, что собирался изнасиловать мою любимую девочку.
Одной рукой я крепко держал Сему за воротник, другой бил до тех пор, пока тот, окровавленный, не рухнул к ногам полусидящей на траве девушки. Она отползла в сторону и попыталась прикрываться разорванным в трех местах платьем…
Я тут же сорвал с себя рубашку и прикрыл ею Юлю. Девушка еще всхлипывала, но держалась молодцом.
— Все, солнце, — бормотал я, помогая ей подняться. — Все, закончилось. Что он с тобой сделал?
— Ничего, — пробормотала она дрожащим голосом. — Ничего, только платье порвал и едва волосы не вырвал. У них совсем крыша поехала, звери… Этот маньяк хотел меня изнасиловать!
— Уже все, — пробормотал я, морщась от головной боли. — Ничего он тебе больше не сделает. Если бы не чертова бутылка…
На шум уже бежал патруль милиции, который непонятно где носило до этого. Убегать я не собирался — доказательства того, что на нас напали эти отморозки, были налицо.
Когда они подоспели, остановились в нерешительности.
— Гражданин, отойдите от девушки! — потребовал старший сержант. — Без глупостей!
Я спокойно подчинился и отошел в сторону.
— Документы! Что здесь произошло? — жестко спросил второй, оглядывая место происшествия.
— На нас напали эти двое, — дрожащим от волнения голосом, сказала Юля. — Тот, что лежит на клумбе хотел меня изнасиловать, а второй угрожал ножом перерезать горло. Алексей, мой парень. Защищал меня.
Сема лежал на спине, вяло шевелился и стонал. Его разбитая морда даже отсюда выглядела кошмарно. А вот Пащенко лежал на асфальте и даже не двигался. Когда его перевернули на живот, выяснилось, что тот мертв. При падении, оружие, зажатое в правой руке, прошло между ребрами и вонзилось в сердце.
— Твою налево! Да он труп… Так! Карпушин, вызывай наряд! — скомандовал старший сержант. Затем, глядя на меня добавил: — Гражданин, вы задержаны!
* * *
Через несколько минут приехал служебный УАЗ, нас тут же поместили внутрь. Юлю в салон, а меня запихали в кандей. Юля возмущалась и кричала на сержантов, но те только и знали, что одно слово:
— Разберемся!
Пока вызвали следственную группу, пока с нами провели беседу оперативники — прошло больше двух часов. Мне оказали первую помощь — забинтовали разбитый затылок, заклеили ссадины на лице лейкопластырем. С шишкой и разбитым носом в таких условиях особо ничего не сделаешь, потому оставили как есть. Затем нас все-таки доставили в «РОВД».
Юлю, как пострадавшую, пригласили в кабинет к только что прибывшему на службу следователю, а меня, без всяких разговоров, сразу сунули в одиночную камеру КПЗ.
Я даже не сопротивлялся, мне было совершенно не до этого. Думал о том, что я превысил самооборону и сам того не ожидая, случайно убил урода Пащенко. Ведь это после моего удара он упал на асфальт. Видимо, шило, под неудачным углом вошло в плоть и попало в сердце. Впрочем, это еще нужно доказать.
Как бы там ни было, но теперь эта тварь больше никому не сделает плохо.
Вот только, что теперь будет со мной? Сегодня пятое апреля и меня по любому привлекут к следствию. Это может серьезно помешать выполнению поставленной задачи… Наверное, придется посидеть в камере! Вот дерьмо, как же не вовремя!
Успокоил себя тем, что Гриша с Виктором сами разберутся с мелкими проблемами, а меня не будут держать больше трех недель.
Я взглянул на свои опухшие кулаки — костяшки сбиты, кожа содрана. Это наглядный результат того, как я неистово дубасил морду Семена. Кем бы ни был этот отморозок, компании Пащенко он точно был достоин.
В соседней камере сидел какой-то пьяница, который горланил пьяные песни собственного сочинения и постоянно твердил одно и тоже, что он не алкаш. Пару раз приходил сержант и давал ему понять, чтобы тот заткнулся. Правда, хватало его ненадолго.
У меня жутко болела голова, но на просьбу дать мне таблетку обезболивающего, проходящий мимо сержант лишь усмехнулся.
Лишь к утру меня вывели из камеры КПЗ и повели к следователю. К моему удивлению, им оказался уже знакомый мне капитан
