надобно али ждёшь покуда кнутом угощу? Говори немедля! — рявкнул на него хозяин погреба.
— Значится, всё аки ты говорил делал, — затараторил отрок. — Устроился к сыну Ипата гостя Новосильского на полный кошт да три седмицы отработал.
— Сказано было до грязня работать!
Орех не успел среагировать и удар кнута больно ожог плечо.
— Я бы и работал, да ты же сам велел. Ежели чего важное вызнаю, немедля возвернутся, — с обидой в голосе ответил отрок.
— Ну, не томи ужо, сказывай!
— По первой, поставили на телегах глину таскать. Кормили вкусно, — Орех невольно облизнулся. — Телеги у Богдана не такие як у нас. Много крепче и глины на них зараз сотню пудов с лихом укладывали.
— Иди ты! Брешешь поди? — Берислав невольно подался вперёд корпусом, поставив ладони на колени.
— Не лгу, боярин! Вот тебе истинный крест — слуга несколько раз старательно перекрестился, заставив слегка поморщиться хозяина.
— Самолично те телеги наполнял. Хитрость в том, что не по земле их катят, а по бревну.
— Аки на волоке что ли? — уточнил Берислав.
— Ага, только тама сбоку особливые канавки для колёс выпилены. В три пальца глубиной, — Орех наглядно продемонстрировал их боярину. — Отчего телегу тянуть легче и никуды та с бревна не денется.
— Выпилены? Ты ври, да не завирайся! Богдан хоть и молодой гость, но счёт резанам ведает. Голова у тебя пустая, яко вот эта бочка, — Берислав постучал по ёмкости, отчего раздались глухие звуки
— Ты пилу ту, хоть в глаза видал? Знаешь сколь времени надобно чтобы в цельном бревне таковые полоски сладить. Месяц али более, — не удержавшись Берислав еще раз перепоясал слугу кнутом.
— Прав ты боярин, но и неправ тако же.
— Орех, ты здоров? Тебе тама чего в главу залили, мочу ослиную что ль? Что таковое несёшь, холоп?!
— Не вру я, боярин, — стушевался под его напором слуга. — Не веришь, пошли ешо кого проверить. Я за свои слова отвечаю, а лжу пред тобой наводить токмо дурак будет.
— Так ты и есть дурак. Полный… Коли околёсицу такую несёшь.
— Механикусы то бревно режут, не люди. Сам то видывал. Они и на плотах стоят и телеги тянут. Внутри лошадь она, — слуга замялся, не зная, как правильно сказать, — яко белка у скоморохов на торге ходит, да цепи малые вращает, а то колесо тянет. Не разумею, как сие верно сказывать, умом не вышел.
Слугу невольно сжался в ожидании удара, но его не последовало. Берислав успокоился и отхлебнул из ковша пахучей медовухи.
— Слыхал про то, не токмо от тебя. Иначе бы не поверил. Но ты же не засим оттуда сбежал. Да?
Слуга усердно закивал и продолжил.
— Блуда тама приметил. Он у Богдана вроде как в помощниках ходит.
— Наш шельмец, везде поспел. Понятно откудова на нашенском торге зеркала да златы нити взялись. Без моего дозволения торг вздумал вести! Нешто, устрою ему сладку жизнь.
— Прости, хозяин, но не Богдан на стройке заправляет и не отец его, — перебил его слуга.
— Прохор, из погоста на море? Тю, — Берислав отмахнул рукой. — Слыхал. Мастер сей диковины и механикусы Ипату мастерит за серебро, тако гости наши мне сказывали.
— Лжа то, — едва слышно ответил слуга. — Прохор, вот кто настоящий голова. Ему и мастера, и сам Богдан в рот смотрят, — холоп запнулся, а после продолжил. — Токмо никакой это не Прохор.
— А кто? — глаза у Берислава заледенили, он сжался словно пружина.
— Княжич…
— Чегось? Чегось ты там шуршишь аки мышь амбарная. Громче глаголь! — прикрикнул на холопа.
— Княжич Мстислава Сергеевич то. Я его как тебя, своими очами видывал.
Берислав не удержался, вскочил, схватил хрупкого отрока за грудки и начал трясти как тряпичную куклу:
— Кто?! Кто?! Да он в зиму душу богу отдал. Да нет его ныне на белом свете! — боярин едва не задыхался от накатившей злобы.
— Он то. Только волосы зачернил, да на глазе тряпицу носит, — упрямился Орех, сжатый в медвежьих объятиях.
— А кто из городских примечает, что Прохор, на старого князя похож и болтает то кому попадя, немедля к нему гридни подходят и по душам беседуют. Да так, что потом все рёбра болят.
— Вот оно как.
Глаза боярина потухли, он отпустил слугу и залпом допил ковш. Осел тяжело, словно куль и несколько минут молчал, уставившись в угол. А после заговорил, зашипел да таким голосом, что у слуги аж мороз по коже побежал.
— Хитёр змей, но и я не лыком шит.
— Немедля сюда Игната кликай, а сам беги Фрола искать. Нет… Стой! К тысячнику беги, передай, чтоб ко мне немедля явился. Немедля! — голос Берислава сорвался на визг и холоп, спотыкаясь об ступеньки, словно пробка выскочил из подпола.
Побережье Азовского моря.
Венецианская Тана.
Стоя на пристани Лоренци рассматривал высокие стены Генуэзской Таны, поднимавшиеся из тумана на противоположном берегу рукава Дона. Как несправедлив мир! Ведь на благословенную землю Танаиса венецианцы пришли первыми. После падения Константинополя Генуя, словно коршун была сильна как никогда, они основали эту проклятую крепость. Второй раз им повезло, когда они первыми примчались в Каракорум выбив у Темучжина привилегии на торговлю, а великая Венеция на целый век оказалась отброшена и торговала лишь через посредников.
Слава деве Марии! Уже шесть лет как всё изменилось. Консул сумел выкупить вожделенный фирман в Сарае и во сколько дженовино[i] ему это обошлось, один бог знает. Padre nostro che sei nei cieli![ii]
Сколько времени упущеноа ведь Тана не обычная колония, это путь, ворота в бескрайную Золотую Орду и далекий Сун! Начало Шёлкового пути. Шёлк и специи, шерсть и рабы…
Эх. Флоренция, бискайские и каталонские купцы. Даже карликовая Пиза поставила здесь Порто-Пизано, но не мы. Ничего, скоро Венеция всем покажет, кто здесь хозяин!
Но что же мне делать? Как выполнить поручение князя так, чтобы не смотрели косо соплеменники. Между республиками сотни лет вражды и хотя Миланский мир ещё в силе, но стоит вспыхнуть искре и всё! Особенно здесь, где наши противоречия особо сильны. И видит бог, я не хочу стать этой искрой.
Стой! А зачем самому идти к генуэзцам? Что я потеряю, если отправлю
