– Лохматый, лохматый… – не согласилась девочка. – Но не страшный.
– Страшила, еще какой. Надо его постричь – станет красавцем, – весело рассмеялась Франка. Гнома уже осмотрела новую малышку, каким-то чудесным образом успокоила ее и тоже посадила в корыто с водой. – Все в порядке. Девочке лет пять, не больше. Румийка она по народу. Видимо, кто-то ее заколдовал, а ты невольно снял заклятие. Понимаешь, при таких чарах всегда закладывается ключ, снимающий проклятие. Без него оно не ляжет. А ты невольно этот ключ подобрал. Хотя, может быть, чары на определенное время были поставлены. Трудно сказать, да и не важно. Она пока молчит, но это последствие проклятия – скоро пройдет. А вообще, все, что случилось, – очень хороший знак.
Гнома смахнула слезинку и, не отрывая глаз от девочек, положила голову мне на плечо.
Маленькая румийка растерянно разглядывала свои ручки, но уже не плакала. А Мила смотрела на нее и отчаянно стеснялась.
– И что теперь?.. – тихо спросил я.
– Что, что… – сердито буркнула Франка. – Как будто сам не знаешь что. Мои они. Ты точно завтра уходишь?
– Можешь предложить что-то другое?
– Я ее назову Яниной… – задумчиво сказала гнома, не отвечая на мой вопрос. – Только не Явдохой, только не именем этой сучки. А ты… ты иди… Придешь ночевать сюда. Понял, лешак? Не дай боги, устроишься спать на сеннике, как вчера. Испепелю! Иди уже…
И ушел. Франтя без меня с детками справится, а я даже не знаю, с какой стороны к ним подойти. Подумал немного и побрел в избу к Гордию, там со вчерашнего дня огневицу хлещут. Празднуют до сих пор ослобонение от упыря. И мне хочется: ибо задумываться о том, что случится в Топях, страшно. Очень страшно.
И пил. Но не пьянел. Думал сначала рассказать селянам, что случилось в конюшне, а потом оставил все объяснения на Франку. После того как она вчера походя, играючи подлечила какие-то женские хвори у жены старосты, вошла в такой авторитет, что теперь ее едва ли не за богиню считают. Так что ей сподручнее…
Стоп… голова садовая, а лошадкой-то я еще не озаботился!..
– Осип… Осип… – Я толкнул старосту в плечо. – Справная коняга мне нужна.
– А… что?.. – Староста за вчера и сегодня уже столько принял на грудь, что даже с трудом разговаривал. А вообще, оказался нормальным мужиком. Ну… словом, в общем, нормальным.
– Лошадь мне нужна.
– А… нема… – мотнул головой Осип. – Дык… откуда… все при деле, лошаденки-то…
– Куплю.
– Ну-у… раз так… – Староста подцепил пятерней мороженой капусты с брусникой. – Мм… можно, дык это, поспрашивать.
– Бурку своего ему дашь, – вдруг заявил отец Гордий. Он не отставал за нами по части застолья, а может, даже опережал остальных, но не пьянел, разве что приобрел малиновый цвет лица.
– Да ты что! Моего Бурку? – вскинулся Осип. – Да…
– Дашь, я сказал! – жестко повторил отец Гордий. Взгляд священника не предвещали для старосты ничего хорошего.
– Ну… – Староста сразу сдулся, как кожаный бурдюк. – Как скажете, отче…
– Я заплачу, сколько скажешь, – поспешил я успокоить мужика.
– Давай примем по песярику. – Священник повернулся ко мне и протянул чарку. – Примем, а потом ты иди, Вран, отдохни. Чай, завтра дорога неблизкая. И не беспокойся, я дал наказ бабам, чтобы провианту доброго они тебе в дорогу спроворили.
Меня вдруг неожиданно кольнули слова отца Гордия. Я вроде никому, кроме Франки, не говорил, что завтра уезжаю. Тогда откуда он знает?
Впрочем, после чарки огневицы подозрения рассеялись. Как ему не знать? Я лошаденку просил? Просил, значит, уезжать собираюсь. Все просто. А на старосту он воздействовал, потому что… Да потому что помогли мы им безмерно, да еще Франка на храм пожертвовала два десятка цехинов, да за Милицу столько же на общие нужды дала. Словом, нечего конспирологией увлекаться, все на поверхности. Вот так.
Я встал и пошел к двери.
– Вран, погоди… – остановил меня священник.
– Да, отче.
– Властительницы никогда не ставят нас пред испытаниями, с которыми мы не можем справиться. – Отец Гордий мягко улыбнулся. – А теперь ступай, сын мой.
– Спасибо, отче… – Я развернулся и вышел на улицу. В голове опять мелькнуло сомнение, но я его безжалостно прогнал.
Вдохнул морозный воздух, подмигнул луне и потопал домой. Снаряжение и оружие я еще вчера вечером привел в порядок, маршрут тоже наметил. О Топях и про Донатов Вал тоже выспросил. Правда, совсем немного; среди окрестного населения Топи – запретная тема, но кое-что полезное узнал. Топи окружили деревянной стеной со рвом, башнями и прочими фортификационными хитростями. Но не полностью: есть места, охраняемые только пешими и конными разъездами. И еще, оказывается, есть ходоки, время от времени наведывающиеся туда. Туда – это в Топи. Так и называют их: ходоки. За редкими лекарственными травами ходят, и как говорят, даже за разными тварями, органы которых лекари используют в своих целях. Но, скорее всего, это просто легенды. Не думаю, что кто-то в полном разуме полезет в Топи. Хотя посмотрим. Я же лезу… М-да…
Ладно, теперь осталось только выспаться. Это если, конечно, получится.
Свет в доме еще горел, я осторожно отрыл дверь и на цыпочках прокрался в сени. Прислушался, различил какой-то непонятный плеск и шагнул в горницу…
– Медведь, – тихонечко засмеялась Франка. – Тебя было слышно еще на улице. Не крадись, я Милу и Янину уложила в малой горенке, да еще чуток сонных чар навела, чтобы сладко поспали. Так что они ничего не слышат. А ты раздевайся давай…
– Угум… – Я сразу даже не нашелся, что ей сказать. Франка сидела в большом корыте с паря́щей водой и, положив ногу на бортик, медленно ее намыливала. Или просто гладила? Повешенный под потолком небольшой светляк создавал таинственный полумрак, придавая коже гномы золотисто-бронзовый оттенок. В небольшой курильнице возле бадьи тлели благовония, наполняя воздух пряным острым ароматом и…
– Рядышком со мной. – Гнома обернулась и похлопала ладошкой по водичке. – Я тебя помою, грязнуля.
– Я чистый. Вчера в бане был.
– Нет, ты смотри, какой грязнуля. – Гнома сокрушенно покачала головой. – Варвар и есть варвар. Если я еще раз повторю – ночевать пойдешь в конюшню.
– А я помещусь?
– В конюшне? – прыснула Франка.
– В бадейке.
– Сейчас узнаем… – хихикнула хафлингесса. – Ну же…
– Угум…
Поместился, правда, для этого Франте пришлось устроиться у меня… у меня на коленях. Да, можно и так сказать.
– Сильный, – проворковала она мне в ухо. – Могучий. Ой! Тихо-тихо, ты что это удумал? Нет и еще раз нет, сначала я тебя помою…
– Ты думаешь, я смогу вытерпеть?
– Не знаю. Но надо проверить. Ой, а что это у тебя?! Мамочки! Можно я его потрогаю?..
– Гм… а что ты сейчас делаешь?
– Мм… Но он же никуда не влезет? Или влезет?..
– Не знаю. Но надо проверить. Немедленно.
– Ой-ой… Я боюсь… Ну хорошо-хорошо, только, я сама, сама-а-а!!!
Вот так все и случилось. Надо сказать, Франка оказалась очень неопытной любовницей, но глубокое знание теории, страсть и желание с лихвой покрыли этот недостаток. И вообще: а недостаток ли это?
Потом мы просто лежали: я дремал, находясь где-то на грани между сном и явью, а гнома, уютно пристроившись у меня на плече, тихонечко мурлыкала, как пригревшаяся у камина большая сытая кошка.
– Зачем ты это делаешь? – неожиданно спросила она.
– Что?
– Помогаешь нам. И не надо говорить про договор. Ты делаешь больше.
– Может, я просто очень добрый? – попробовал отшутиться.
– Сомневаюсь… – хихикнула хафлингесса. – Но если так, то это еще не все. Признавайся.
– Тогда не знаю… – На самом деле я все знал, но соврать было спокойнее и привычнее.
– Я тебе нравлюсь? – Франка приподнялась на локотке и пристально посмотрела на меня.
– Да… – А здесь я ей не соврал, но и не сказал всей правды. Да, она мне нравится, но только как красивая женщина. Но не более. Скажу больше, я всех женщин невольно сравниваю с Маленой. И это сравнение всегда в пользу Ягушки. Почему так? Догадываюсь почему, но сейчас об этом думать не хочу.
– Тогда вернись, – попросила гнома. – Обязательно вернись. Мы с девочками будем тебя очень ждать.
– Я вернусь, – машинально пообещал я, хотя совсем и не верил в это. – Обязательно вернусь.
– Хорошо, я верю тебе, – довольно кивнула хафлингесса. – А теперь возьми меня…
И я взял. И брал почти до самого рассвета. И совсем не выспался. Но это ничего. Жизнь неожиданно может оказаться совсем короткой, поэтому надо спешить познать из нее все самое лучшее.
«…при сходе было учреждено общество и названо оное «Обителью воинствующих защитников Торжества Веры», допуская сокращение до просто «Обитель» и «Обитель Торжества Веры». При первом собрании сии защитники самоназвались Псами Божьими, определили себе Степени и Устав, а також облачение в виде белой хламиды с головой черного пса на оном. Первым архисхимником Обители стал становой боярин Остий Радонецкий, в миру первый воевода Переполья. Оный немедля дал положенные обеты, отринул мирское, принял имя Иона и сел в строгий затвор на год, для осмысления пути. Сей год остальные монаси Обители провели в неустанных молениях и епитимьях, а после выхода Ионы приступили к деятельности. А годом позже, Калерия Новодворская, родная сестра князя Жмудии, вышла с жалобой на Синод, добилась основания женского отделения Обители и стала первой архисхимницей. И с сего момента величие сих несомненно достойных обществ омрачилось соперничеством…»
