Руса, снег, о котором он все это время мечтал, пошел и довольно густой, а что тому причиной, естественные ли факторы, либо же дополнительно сыграл свою роль пожар устроенный Славяном, но факт есть факт, поле снова засыпало снегом и надежно укрыло все закладки. Кони же почувствовав запах хлеба, а главное распробовав, (не зря ведь подсолили), быстро схрумкали вкусняшки вместе с отравой.
— Все поле оказалось усеяно этим отравленным хлебом, отец!
Болгар наконец выбрался из шатра и ужаснулся увиденной картине. Все поле было усыпано телами скакунов. Многие уже были мертвы и все еще идущий снег уже укрыл их туши, но еще больше пока еще оставались живы, но это ненадолго. Вот упал конь, вот еще и их начала бить судорога…
Воины бегали по полю ища своих коней. Только смысл? Все равно им уже ничем не помочь. Даже те кони, что стояли на своих четырех копытах, нести седока не могли, по крайней мере недолго и недалеко.
— Неужели действительно все кони отравились?..
— Пара тысяч выглядит здоровой, отец… те, что поближе к нам паслись. И там за рощей…
— Это катастрофа…
— Славяне идут! — еще издали закричал скачущий к ним разведчик.
Его голос разнесся по всему полю, так что, наверное, услышал каждый.
Вообще-то так не принято орать, но тут уже не до соблюдения приличий, ибо войско славян уже было в непосредственной близости, в зоне прямой видимости и вот-вот ворвутся. Они как-то сумев пройти дозоры (спасибо собачкам подружинниц Ильмеры) упали степнякам как снег на голову под самое утро.
В первый момент все замерли, как громом пораженные. А в следующую секунду началось броуновское движение, все куда-то заметались, закричали. Степняки начали сбиваться в группы-отряды по родам и племенам.
Самые крупные отряды бросились к здоровым коням, вот только на всех их явно не хватало, сначала разгорелась ругань, что практически мгновенно переросла в потасовку, а потом и вовсе завязались ожесточенные схватки. Все всё прекрасно поняли, а именно то, что их сейчас будут убивать и осталось отбить себе здоровых коней, чтобы успеть сбежать. И кому-то даже это удалось.
— Отец! Чего ты ждешь?! Надо уходить!
Один из сыновей призывно махал ему в сторону небольшого табуна, что пасся отдельно от основной массы, собственно в роще. Ханский отряд отбил все попытки пробиться к ним
А хан находился в прострации. Переход от состояния охотника к положению добычи очень сильно бьет по мозгам, погружая в глубокую апатию. Рушились грандиозные мечты и приходило понимание, что этот проклятый князь Рус настоящая погибель степняков, сначала изничтожил кутригуров, а теперь пришел черед оногуров.
— Отец!
Наконец хан Болгар очнулся. Он как-то резко постарел, вот еще был полон сил и вдруг одряхлел.
— Уходите… — вяло махнул он сыновьям.
Сыновья все поняли и повскакивав на коннй со своими дружинами, рванули прочь.
Вот и славяне. Показались первые сотни.
Вид врага и близость жестокой сечи приободрили хана, почти вернув его прошлого.
— К бою! — заорал хан Болгар.
Впрочем, степняки и так готовились к битве. Другое дело, что каждый род и племя действовали автономно и как следствие не возникло общей лини фронта, все кучковались отдельными отрядами.
А потом накатила стальная волна славян…
44
Разогнав всех докладчиков степняков, Рус вывел армию в ночь навстречу вражескому войску, чтобы оказаться у ночного лагеря оногуров под утро. Именно в ночь, чтобы исключить даже малейшую вероятность обнаружения ибо ночью разведка не работает, а стоит только одному и издали увидеть армию славян на марше и все могло рухнуть, степняки получив разведданные могли просто разбежаться по округе как тараканы от тапка попрятавшись в лесах и ловить их будет делом муторным.
Так что князь решил сделать все, чтобы нагрянуть внезапно, как муж из командировке в поиске любовника у жены.
Имели правда доводы в пользу того, чтобы не уничтожать оногуров, дать им сбежать. Мотив был таким, что оногуры враги аварам, а враг моего врага — потенциальный друг.
Но имелся довод и в пользу уничтожения. Ну да, степняки могли объединиться. Как говорится ворон ворону глаз не выклюет, договорятся в общем, степь велика… Так что усиливать авар оногурами Рус не видел смысла, а потому решил их хорошенько потрепать.
И это ему удалось на все сто.
Сопротивление со стороны оногуров оказалось каким-то жиденьким. Обстрел из луков шел неравномерно, рвано, что называется, кто в лес, кто по дрова, вместо сосредоточенного залпа. Но оно в общем-то и понятно. Привыкшие воевать верхом, на своих двоих степняки чувствовали себя крайне неуверенно.
Да, образовалось несколько очагов обороны, самый большой возник вокруг хана у рощи, но это уже не могло ни на что повлиять. Все эти очаги сопротивления были сметены по одному. Сначала их засыпали стрелами, перекрестным обстрелом, потом добавляли дротиками, и под конец просто стаптывали и секли мечами то, что оставалось.
Спаслись от полного истребления лишь те, кто смог отступить в рощицу, изрядно прореженную на дрова.
— Сдавайтесь и останетесь живы! — крикнул в рупор Рус.
— Продашь нас ромеям как кутригуров? — вышел на переговоры раненый хан Болгар, стрела пробила ему правую руку навылет чуть выше локтя.
— Не самая плохая судьба, — пожал плечами князь. — Есть шанс выжить и вернуться, если вас определят в войско, а не на работы.
На это хан только скривился. Знал он тех, кто вернулся от ромеев в родные степи из числа утигуров, пленников, что определили в ромейскую армию служить в Армению и Лазику. Отпустили, а точнее вышвырнули прочь, лишь уже откровенно ослабших стариков, больных либо увечных. Так себе перспектива.
— Но нет, мне нужно много рабочих рук, так что придется вам хорошенько потрудиться ради своей свободы. Пять лет работ и я вас отпущу.
Рус решил не перегибать палку и дать будущим рабам возможность получения свободы, чтобы не решили биться до конца. Их там в рощище набилось тысяч шесть-семь и если пойдут на прорыв это приведет к потерям среди его воинов, кои хоть и оказались незначительны, под сотню человек убитыми, но все же не стоило увеличивать их без нужды. Это ведь классическая крыса запертая в угол…
— И куда же и к кому мы вернемся через пять лет?! — выкрикнул какой-то молодой воин. — Наши стойбища будут разорены, а семьи порабощены аварами и их приспешниками! Жены станут наложницами их воинов, а дети…
— И что ты от меня хочешь, воин, учитывая какую