комнате… и писали письма. На бумаге, да. Заклеивали конверты и отправляли по почте, дикость какая. Впрочем, у меня остался хороший диктофон, от Натсуми-чан. Я достаю его и верчу в руках. Хороший такой диктофон. Вспоминаю наш разговор.
— А ты наблюдательная, Натсуми-сан. — говорю я, переходя на официальный язык. Здесь и сейчас мы с ней уже не одноклассники а скорее два незнакомых друг другу человека, которые еще не знают как относиться друг к другу.
— Впрочем, чему я удивляюсь — я отхожу к подоконнику и в свою очередь смотрю на школьный двор: — как и следовало ожидать от Натсуми-тайчо, предводителя прайда китов-убийц!
— Что?! — впервые за все время что я… нет, за все время, что Кента знает Натсуми — я вижу как ее глаза округляются. Удивленная Натсуми, ошеломленная Натсуми, Натсуми, которая не знает, что и сказать — это зрелище. Почему-то в таком вот виде она донельзя трогательна, как будто ты наконец сломал лед, преодолел защитные барьеры и увидел, что под этой холодной маской социальной хищницы — тоже человек. Простая девочка, которая так же, как и все мы ищет чуточку любви и тепла в этом холодном мире. Даже когда она стояла без одежды, почти нагая передо мной — она была словно в панцире, словно в ледяной броне, но сейчас эта броня на секунду спала с нее и вот она стоит передо мной, недоуменно моргая своими длинными ресницами. Впрочем, эта секунда длилась недолго, apex predator мгновенно собралась и среагировала на угрозу. Наклон головы, сфокусированные на мне зрачки, напряженная спина…
— Это что, значит я — толстая?! — прищуривает глаза Натсуми: — что значит — предводительница китов?! Самая толстая?!
— Что?! — в этот момент я понимаю, какую совершил ошибку и покрываюсь холодным потом с головы до ног. Нет, косатки — это высшие хищники, умные и безжалостные, стремительные и красивые, гроза всему живому, вот я и назвал тройку наших девчонок косатками. Однако у косаток есть и другое название. Киты-убийцы. И главное в этом названии не то, что они убийцы, а то, что они киты! Киты, млин!
— Ты не так все поняла! — поднял я руки, защищаясь от праведного гнева: — косатки — одни из самых красивых и совершенных животных, высшие хищники и вершина эволюции в океане!
— Так я теперь еще и животное… — сделала последовательный вывод Натсуми: — ты сейчас просто нарываешься, Кента-кун!
— Ээ… нет! То есть да! То есть ведь люди в какой-то степени тоже животные. Социальные животные и как таковые, мы вынуждены конкурировать между собой! А ты и твои подруги — высшие социальные хищники нашего класса, вот я и назвал вас так, мысленно! Для себя! Внутри себя! И я люблю косаток, они невероятные!
— То есть ты обзываешь нас внутри себя, мысленно, сравнивая нас с толстыми рыбами. С невероятно толстыми рыбами. Всех нас, не только меня — опять делает вывод Натсуми. Как можно с такими исходными данными делать такие выводы?! Я потею, начиная понимать, что Штирлиц находится на грани провала. Мысли лихорадочно мечутся в голове.
— Нет — пытаюсь все отрицать я. Позиция слабая, но пока я ничего не придумал — надо все отрицать. Не мое, не говорил, не присутствовал, не был, а ручки-то вот они где…
— Это … просто метафора — делаю я попытку зайти со стороны «ты меня не так поняла»: — и эта метафора говорит о том, что я воспринимаю тебя и твоих подруг как красивых, умных и невероятно опасных! Потому что для меня лично косатки ассоциируются с красотой и опасностью, ты же понимаешь, они — совершенные хищники и вы тоже! Хищники вообще красивы… совершенны... прекрасны и невероятны!
— Ты называешь нас толстыми рыбами, потому что ты любишь толстых рыб. Извращенец. Рыбофил. — припечатывает Натсуми.
— Ты все неправильно поняла! — слабо протестую я. Впрочем, уже без особой энергии. Если женщина что-то придумает о вас самостоятельно, то опровергать ее — только слова на ветер бросать. Остается только срочно отвлечь ее внимание, перебить повестку дня, так сказать…
— Мне пригласили на шоу «Токийский айдол»! — выпаливаю я, втайне надеясь снова лицезреть удивительное зрелище «недоумевающая Натсуми-чан». Однако такие вот события не происходят дважды в одном десятилетии, снаряд не попадает дважды в одну и ту же воронку, а Натсуми-чан не удивляется дважды…
— Это не смешно. — говорит Натсуми и складывает руки на груди: — я понимаю, что у тебя моральная травма после летних событий, но так безыскусно врать — такого я от тебя… — она делает паузу и оценивает мои глаза.
— Не врешь — говорит она: — по крайней мере так думаешь. Но как ты мог… Хироши! Хироши ведь? — спрашивает она у меня и я киваю головой. Конечно Хироши, кто еще то. По знаку зодиака он наверняка Скорпион, такая вот мелкая и вредная тварь из того самого анекдота про собственную природу.
— Так шоу вот-вот начинается — говорит она: — на следующей неделе. Региональное в любом случае.
— Этого я не знаю — развожу руками я: — я с ними контракт только вчера подписал.
— Ты еще и петь научился — говорит Натсуми, оценивающим взглядом окидывая меня и все это «мене текел фарес», взвешен я и найден легким, чему и не удивляюсь. Вот нет у Натсуми парня в школе и не будет. И в университете тоже не будет. Удивлюсь, если потом появится. Потому что соответствовать ее требованиям к окружающим — это надо быть супергероем каким-то «СуперПарень» или там «МегаБойфренд»… все остальные пойдут лесом далеко и без карты. И без шапки в ночь холодную и глухую.
— Петь я всегда умел — делюсь я с ней своими наблюдениями: — это просто окружающие мое пение никогда толком не могли оценить. Я
