— Виталий Тимурович, — понуро отвечает тот — Я думал, мы с Брагиным всё один на один порешаем.
— Ну и чё, не понравилось решение, судя по плечу?
— Я не знал, что так всё выйдет, — качает головой Юник.
— Ага, и то что Фриц твой девок портит тоже не знал? Или вместе с ним развлекаешься?
— Чего? Каких ещё девок?
— Таких, немазаных и сухих. Давай, шуруй отсюда, чемпион области, твою мать!
Чемпион понуро идёт к калитке, и мы удовлетворённо наблюдаем, как вороги расползаются, отплёвываясь кровью.
— Так! Внимание! — восклицает Трыня. — В честь победы над врагом производится салют.
Он наклоняется над чудом оставшейся на месте ракетой и поджигает фитиль.
— Все в укрытие! — орёт он и отбегает в сторону.
Бикфордов шнур прогорает и ракета срывается с места, оставляя в наступающих сумерках огненный след. Правда, летит она не по прямой. Она выписывает невероятные зигзаги над землёй и дважды чуть не задевает своего создателя, который вынужден резко присаживаться, чтобы не быть подбитым.
Наконец огонь гаснет и ракета превращается в пустой тюбик от зубной пасты. Что же, минутка позитива удалась. Лица у всех весёлые, особенно у чудом увернувшегося Трыни. Мы возвращаемся в спортзал и пытаемся привести себя в порядок. Рожа у меня основательно намята, челюсть припухла и будет, наверное, завтра жёлтой.
— Брагин, ко мне! — командует Скачков.
— Спасибо, что сами помогли, а не милицию вызвали, — говорю я подойдя к нему.
— А что ты так против милиции настроен? — спрашивает он.
Я сам мент вообще-то, и я не против милиции, просто знаю, что в данном случае пользы было бы меньше, чем вреда.
— Да они бы всех сгребли, не разбираясь. Потом замучались бы оправдываться и от превышения самообороны отбиваться. Мне вон до сих пор «шьют» за то, что я мудака, что батю пырнул, отметелил.
Он ничего не отвечает, лишь хлопает меня по плечу.
— Так, бойцы, сюда идите!
Все подтягиваются.
— Поздравляю вас с боевым крещением! Хочу похвалить. Действовали вы грамотно, молодцы. Я за каждым из вас наблюдал. Никого не покалечили и не убили. Это хорошо.
Все довольно улыбаются.
— Можно сказать, — добавляю я, — сегодня родилось наше боевое братство. Спасибо, братья, что пришли мне на помощь. Без вас бы я имел ничтожный вид. Ну, а раз так всё сложилось, предлагаю выбрать магистра нашего ордена, старейшину и второго отца.
— Я за Егора! — кричит Юрик.
— Нет, — качаю я головой, — только Виталия Тимуровича. — Давайте голосовать. Кто за? Единогласно.
— Надо придумать название ордену! — заявляет Трыня.
— Да, надо подумать, — соглашаюсь я.
— Вы прям, как детвора, — посмеивается Скачков. — Ордена, рыцари. Смотрите, никому об этой потасовке не болтайте. Я учу вас не для того, чтобы вы хвастались, а для того, чтобы вы защищали слабых. И себя тоже. Всё, братья, все свободны, следующая тренировка будет по расписанию.
Трыня подходит ко мне.
— Егор, слушай, ты прости, что я сдриснул, я потом уже подумал, что надо было с тобой остаться и биться с этими шакалами.
— Нет, Андрюх, ты молодец, что быстро сориентировался. Наши ведь ещё близко были. Всё круто получилось. А если бы ты со мной остался, нам бы обоим наваляли, а подмога бы не пришла. Борцы — это не урки. С ними, блин, реально тяжко.
Ровно в шесть утра я выхожу из подъезда. Родители даже не спрашивают, куда, когда и почему. Я постоянно где-то пропадаю и уже приучил их к вечному отсутствию и своей самостоятельности. Они правда, в последнее время на взводе из-за Суходоева, но адвокат Кофман по моей просьбе регулярно напускает успокоительного тумана и купирует синдром тревоги.
В начале седьмого к дому подъезжает белая «двадцать четвёртая» волга. Цвет уже там, сидит на переднем сидении. Я забираюсь в машину.
— Утро в хату.
— Чего? — Цвет оборачивается и смотрит на меня.
— Здрасьте, говорю.
— Кто это тебя так?
— Спортсмены. Борцы. У тебя тут группировка беспредельщиков имеется. Баб трахают, ещё там разное…
— Прям трахают?
— Ну, ты понял, — пожимаю я плечами. — А где Айгуль?
— На месте будет нас ждать. И чё, прям группировка?
— Ну, типа. Спортсмены. Их бы энергию да в мирное русло, можно было бы пользу извлекать, а так, одни глупости на уме.
Цвет ничего не отвечает, но по его молчанию я догадываюсь, что только что посадил воображаемого жука ему в голову. И жук этот будет жужжать и заставлять думать от борцах Фрица снова и снова, пока что-нибудь не прояснится.
— Побили тебя?
— Ну, их всё-таки восемь было, включая одного инвалида и одного чемпиона области.
— Понятно, — кивает Цвет. — У тебя всегда приключения, походу. Это немного напрягает, если честно.
— Когда растёшь и идёшь к цели семимильными шагами, всегда встречаешь сопротивление. Так что мои приключения лишь подтверждают, что я иду правильным курсом. Думаю, у тебя в жизни тоже хватает или хватало разных приключений. И ещё будут, по-любому. Будешь новые куски пирога отвоёвывать, будешь своё отстаивать. Приключений в таких случаях хватает. Так что тут мы с тобой похожи.
Он не отвечает, но я чувствую, что сказал всё верно, он и сам это всё понимает. Вскоре Цвет засыпает, и я тоже давлю до самого Новосиба. Три часа сна лишними не будут.
Новосибирск большой. Драйва здесь больше, чем у нас, а вот насчёт бабла уверен не на сто процентов. Промышленности, конечно, хватает, так что и коммерсанты должны быть. В общем, увидим. Широкие улицы, проблемы с трафиком из-за строительства метро и большие расстояния. Это первое впечатление от Новосиба прошлого.
Вот тут, кстати, у меня родственники живут. Ну, то есть не у меня, а у семилетнего Егорки Доброва. Родной брат дяди Лёвы из Риги. Как-то меня на родную кровь пробивает только в отъезде…
— Куда мы сейчас? — спрашиваю я у Цвета.
— Куда — плохое слово. Не закудыкивай всё дело.
— Ясно, — киваю я. — Где находится место, в которое мы сейчас едем?
— У автовокзала.
— Там не айс как-то, мне кажется.
— Я не знаю, чё ты сказал сейчас, но мы едем смотреть два места. Приедем, посмотрим, обсудим. А чего сейчас предполагать что-то, правда же?
Правда, правда. Но я уже и сейчас догадываюсь, что место не фонтан. И мои опасения оправдываются. Нет, может, конечно, кто-то со мной поспорит, просто я всё вижу свежим, незамутнённым взглядом вновь приехавшего и утверждаю, что давно ожидающее ремонт административное здание в прямой видимости от автовокзала, не самое идеальное место для моего плана.
Мы останавливаемся у двухэтажного строения с обваливающейся штукатуркой. Выходим из машины и идём к двери. Она оказывается закрытой. Цвет нажимает кнопку звонка и ничего не происходит. Мы стоим минуты две и, наконец, дверь открывается.
Здоровый детина с неимоверно серьёзным лицом внимательно смотрит на нас и, кивнув отступает, пропуская внутрь.
Мы проходим по коридору и, дойдя до лестницы, спускаемся в подвал. Сопровождающий доводит нас до большой железной двери и стучит в неё кулаком. Дверь тут же открывается и мы попадаем внутрь.
Здесь тусклое освещение. Помещение довольно большое, но потолок низкий. Окон нет. Мебель дешёвая и непрезентабельная. Выглядит это всё депрессивно. Поёт Шуфутинский.
Поинтересуюсь, а шо это за кент
Ноги пусть рисует, Нинка, это ж мент, я знаю…
К нам подходит мужчина лет тридцати. Он в больших очках, как у престарелгого итальянского мафиози. Волосы кудрявые и густые. Чёрные. Сложение худощавое. А взгляд… Во взгляде читается глубокая тысячелетняя тоска целого народа.
— Здравствуйте, Павел, — говорит он, обращаясь к Цвету.
В тот же момент открывается одна из дверей и в зал влетает Айгуль. Ага, она самая. Она подбегает к нам и, увидев меня, резко меняется в лице и, чуть наклонив голову, внимательно на меня смотрит.
