Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ) - Смолин Павел

Вздохнув, дед взял книжку и опустился на стул:

— Сама виновата — ты ее характер видел?

— Однако заделать ребеночка характер не помешал, — отмахнулся я.

— Это в тебе юношеский максимализм играет, — поморщился дед.

— Классическая апелляция к возрасту собеседника при отсутствии реальных аргументов, — пожал я плечами. — Дальше будет «уши бы тебе надрать» или вариации.

— Много ты дергаться стал в последнее время, — набычился он.

— Потому что зае*али, — честно ответил я. — Я этот совхоз под себя выстраивал, чтобы жить спокойно и тихо, без раздражителей. Но появились вы, теперь вот номенклатурная элита понаехала — и меня уже как бы и не спрашивают, надо оно мне или нет. Я здесь почти все что хотел сделал, сейчас урожай соберем, эксперимент завершится — и свалю на Дальний Восток, подальше от нафиг мне не упершихся проблем.

— Мать обидится, — прибег он к последнему аргументу.

— Все дети рано или поздно вырастают и покидают отчий дом, — отмахнулся я. — Просто я начал чуть раньше положенного. Не в коммуналке ее одинокую оставляю, а в кругу семьи, в статусе «советской небожительницы». Извини, но морального долга перед ней не чувствую. Буду раз в пару месяцев в гости сверхзвуком летать — че тут, четыре часа и в Москве. Так и так по мере надобности кататься надо будет.

— Может еще передумаешь, — он поднялся на ноги.

— Не передумаю, — отмахнулся я.

С Генеральным прокурором СССР Романом Андреевичем Руденко мы встретились в центральном «Пире Потемкина», в вип-зале, чтобы никто не мешал. Лысеющий, щекастый мужик в костюме со стальной выправкой встретил меня с улыбкой, пожал руку и сходу отвесил комплимент:

— Расшевелил ты муравейник, Сережка — прокуратура работать не успевает, половину БХСС, или как его теперь, ОБЭПа пересажали. Николай Анисимович, уж извини за прямоту, дела запустил совсем, давно ему пинка дать было нужно. Коньяк ко мне пить на днях заходил, плакал — как мол так, Роман Андреевич, вроде бы тишь да гладь, а стоило палкой потыкать… — ухмыльнулся, уселся и кивком усадил меня на стул напротив. — Давно порядок навести пора было, я Леониду Ильичу не раз говорил, а он мне «времена не те, Роман Андреевич, система должна уметь прощать». Спору нет — при Сталине много честных людей под молотки попало, зато порядок был.

— Я там не жил, поэтому ничего говорить не буду, — слился я с неудобного для собеседника разговора.

Потому что Руденко в «тройке» поработать успел, а при смене политического курса бывшее начальство и «разрабатывал».

— За деда не обижаешься, стало быть? — уточнил он.

— Мы с Никитой Сергеевичем про это уже разговаривали, — пожал я плечами. — Политическое решение, в чем-то может и правильное. Но, опять же, меня там не было, и обижаться на исторических персонажей смысла нет — тяжелые времена были, не нашим чета.

— Времена всегда тяжелые, — ответил Руденко и принял из рук официантки меню. — Что порекомендуешь?

— Салат из птицы, все продукты из нашего совхоза, — посоветовал ему местный «Цезарь». — Ветчина в томатном соусе — тоже все свое, с утра машина привозит. Из вьетнамских вислобрюхих свинок.

— Экзотика, — одобрительно буркнул генпрокурор.

— На гарнир старую добрую картошечку посоветую, на третье — «десерт древнегреческий, творожный».

— Это и неси, — вернул меню официантке Роман Андреевич. — И чайку побольше. Чай хороший? — посмотрел на меня.

— Из Индии, как везде, — пожал я плечами. — Я тоже самое возьму.

Дама нас покинула.

— Про Нюрнберг тебе, значит, рассказать? — откинувшись на стуле и воткнув в рот папиросу, перешел он к основной теме.

— Не столько мне, сколько телезрителям. Я пару документалок больших собираю — про Круппа и концерт Е. Жи.Фарбен, вот туда хочу вас попросить минут по десять воспоминаний наговорить.

— В архивах бы взял, — начал он отмазываться от лишней работы. — Я за эти годы наговорил на целый день вещания.

— Про такое рассказывать нужно регулярно — чтобы не забывали кто у нас соседи по планете.

— Грязное дело было, — поморщился он. — Те еще соседи — это ты правильно заметил. Посреди процесса прессу приносят — а там статья о том, что я Геринга из табельного оружия застрелил.

— Боятся и ненавидят, — развел я руками. — Но нам-то чего, наше дело правое, и на долгой дистанции мы их задавим. Уже и начали.

— Таких там крючкотворов союзнички направили, — продолжил он делиться грустью. — Каждого второго отмазать пытались — вот Фарбен этот твой, для них особенно расстарались. С Круппом-то понятно все было, а этим, мол, война и не нужна была вовсе, и без госзаказов дела хорошо шли, у них электротехника да химия — в те года области новые были, и через рационализацию производства и новые технологии могли мол своим пролетариям социальные гарантии обеспечивать, не теряя сверхприбылей.

— Однако концлагерным трудом пользоваться это им не мешало, — поддакнул я.

— Видишь — и без меня все знаешь.

— Авторитета у меня не хватает, — развел я руками. — Поэтому нужен утяжелитель в вашем лице.

— Запишу, — махнул он рукой.

— Спасибо! — с улыбкой поблагодарил я.

После очередного этапа съемок опечатал материал — чисто на всякий случай, положено так — и отправился к себе в кабинет, вооружился подоспевшим с утра топографическим планом выданной мне в собственность неподалеку от Хабаровска местности и линейкой, и принялся планировать свою будущее место жительства: родному деду похвастаюсь, завтра к нему на дачу отправимся «семьями дружить» — кроме «семейного урода», которого дед Паша мудро решил Высочайшему глазу не являть.

— Вот тут, стало быть, пятиэтажечка, — начертил. — Нам с тобой «трешки» хватит? — поднял глаза на Виталину, которую в планы конечно же посвятил.

— С милым рай и в шалаше, — эротично потянувшись, прощебетала она.

— Приятно! — оценил я. — Давай четырехкомнатную лучше, вдруг кто в гости приедет. Под гостей же еще одна квартира на площадке. Две оставшихся и снизу-сверху охрана. На первом этаже тоже пара квартир под них. Остальное отойдет работникам спецНИИ и прочим сотрудникам. Вот тут у нас производственное здание под мои нужды — монтажная, студия, кабинеты важных шишек. Дальше у нас НИИ, — чисто для удовольствия послюнил карандашик. — И еще пара пятиэтажек — кем заселить найдем.

— Поликлиника, — подсказала Виталина.

— Поликлиника, — подтвердил я. — Первый этаж «пятины» номер три под нее отводим. «Пятины» номер два и четыре — столовая и ресторан. Магазин выстроим отдельным зданием, типа торговый центр, двух этажей нам хватит. НИИ вот сюда воткнем, чуть подальше, потому что туда по пропускам через КПП пускать будут. Еще дальше — ТЭЦ. Типографию перевозить не буду, пусть здесь остается. А вот здание для мультипликаторов нужно — дистанционно контролировать такой процесс я не смогу.

— Ленина сюда поставишь? — хихикнула Вилка, ткнув в получившийся между зданий пустой квадрат.

— Конечно! — подтвердил я. — А вокруг Вождя будут клумбы, скамеечки, детские игровые площадки, и, конечно же, сцена для публичных мероприятий. Блин, дети же! — почесал карандашом в затылке. — Значит сюда лепим детский сад, школу и ДК. Проекты наши возьмем, «Потемкинские», мне нравится как здесь получилось.

— Ты же просто копируешь здешний административный кластер, — заметила очевидное Виталина. — Зачем заново рисовать? Все чертежи вон, в сейфе лежат.

— Чисто ради удовольствия, — признался я. — Но есть и нюанс — здесь мы строили опираясь на доступные мощности, с постепенным масштабированием, поэтому компоновка зданий мне не совсем нравится. А тут — с учетом накопленного опыта и по генеральному плану строиться будет. Еще, получается, нужна детская поликлиника. Дальше у нас здоровенный парк с фонтанами, аттракционами и многокилометровыми маршрутами для пешей ходьбы, вписанные в естественный лесной покров. Палочки лыжные выдавать будем под пятирублевый залог, чтоб не воровали — ходьба с ними нынче в моде, члены Политбюро занимаются и другим велят — полезно. Отдельно — зона зимних забав, лыжным и санным спортом заниматься. Там сопочка как раз, канатную дорогу поставим, пункт проката инвентаря и здание для обогрева со встроенной кафешкой — горяченького попить.