иранские связи, но там пока тоже все глухо. Впрочем, и у меня время терпит. Судьба Польши или Франции меня не слишком колышет. Мне бы к 1941 году подготовиться.
А ход истории между тем мерно шел своим чередом. В конце сентября состоялся «Мюнхенский сговор», решивший судьбу Чехословакии. А по мне пусть хоть всех там поубивают, лишь бы не было войны.
Впрочем, мне было не до этого. Я влип по своей основной работе.
Короче, до высовывался. За что и поплатился. Сидел бы тихо, змей ловил бы, никто бы меня не трогал. Нет же я развил активную деятельность в этой сфере, статеечки стал в научных журнала тискать, словно посты в «Фейсбуке» или «В контакте», наработал ощутимый авторитет в данной области. И пришла расплата.
Надобно сказать, что предзнаменования были крайне неприятными. Один из медиков на санитарной станции был найден у себя в комнате мертвым. Экспертиза установила, что он умер от укуса небольшой, но ядовитой самки паука каракурта.
А яд каракурта содержит нейротоксин. Растекающийся по жилам огонь. Нервнопаралитическую гадость, что убивает надежно и просто, посредством паралича и удушья. В результате тело в буквальном смысле душило само себя.
Спустя неделю произошло новое несчастье, глубоко потрясшее жителей соседнего поселка: от укуса гюрзы там погибла совсем молоденькая девушка. Не самая приятная смерть.
А далее ко мне из Москвы в командировку приехал коллега. Профессор Лобанов. Половить змей. Так как профессор собирал материал для солидной монографии о пресмыкающихся Средней Азии.
Это был человек средних лет с выражением лица «доброго столичного дядюшки». Сам из себя этакий подарок. Высокий, плотный, весьма преуспевающего вида, с бульдожьим лицом и хитрыми глазками он походил на гостеприимного барина-самодура, способного сечь крепостных на конюшне или травить собаками.
Вот же навязался на мою голову! Пришлось выполнять при столичном госте роль проводника и няньки.
Однажды утром мы наскоро позавтракали и решили поохотиться на змей.
— Давай пройдем вдоль берега оросительного канала, с километр, — предложил Лобанов, — уверен, змейки тут должны быть.
Такое же было и мое мнение. Так как Маугли бояться — в лес не ходить.
Мы взяли с собой пинцеты, ножи, мешки из плотной ткани и, не спеша, двинулись вдоль берега на юг. В сторону Индии. Пройдя немного по гребню откоса, мы спускались до самого уреза воды, внимательно осматривая все, что там росло и обитало.
Наконец, мы дошли до одной промоины и остановились, чтобы хорошенько ее обследовать.
Первым ее увидел профессор. Метрах в пяти от нас, в удобной песчаной выемке, свернувшись кольцами, лежала гюрза. Это был крупный экземпляр толщиною почти в руку. Хотя я гюрз и не боюсь, но при встрече с ними всегда испытываю волнение, которое происходит помимо моей воли.
Змея почуяла нас, но продолжала спокойно лежать, наблюдая за нами мрачным, леденящим душу взглядом.
— Ты стой здесь, наверху, — сказал профессор тихо. — Как только я возьму ее, ты подставишь мешок.
Лобанов осторожно сошел в промоину, взял змею пинцетом за шею, потом правой рукой перехватился чуть ниже головы и пошел вверх, ко мне. И вдруг… поскользнулся. Твою ж мать!
«Что ж ты творишь, придурок, — обреченно подумал я. — Меня ж органы НКВД по горячке обвинят в гибели московского профессора и арестуют. А потом сразу шлепнут без шума и пыли. Отчитавшись в Москву, что все виновные наказаны.»
Дело пахло керосином. Приходилось рисковать собственной шкурой. Опасаясь, что Лобанов снова может поскользнуться и упасть, а вслед за этим произойти смертельный укус, я крикнул:
— Дай ее мне!
Все произошло в сотую долю секунды. В то время, когда я протянул руку, чтобы забрать гюрзу у неуклюжего профессора, она, обнажив, загнутые зубы, нанесла мне укус между большим и указательным пальцами. Послышался характерный хруст разрываемой мышечной ткани. Я отдернул руку, но было уже поздно. И как такое могло получиться? И на старуху бывает проруха…
Лобанов, сумев все же как-то выскочить из промоины, бросил змею в мешок, а носовым платком перевязал мне руку чуть ниже локтя.
— Ну, кто тебя просил хвататься за змею? — по-начальственному бранил он меня, дрожа от злости. — Ведь мы же договорились: ты должен был подставить мешок… Разве это не ясно? А ты?.. А ты ведешь себя безответственно, как какой-то новичок…
— Я боялся, что Вы поскользнетесь, упадете… В общем, я хотел, как лучше, — защищался я.
— Как лучше, — с горьким сарказмом повторил Лобанов. — Теперь ты узнаешь, во что обойдется твоя глупая доброта! Короче говоря, мы отохотились.
Да я и сам понимал, что мы отохотились.
У большинства змей зубы гладкие. У ядовитых приспособлены к тому, чтобы экономно тратить яд: на передней стороне зуба у них есть продольная борозда. Но есть и более совершенные; края бороздок на таких зубах спаялись и напоминают полую иглу медицинского шприца. Если змея укусит такими зубами, потери яда исключаются. Так что я получил полную дозу. С горочкой!
Как правило, первая помощь при укусе состоит в том, чтобы немедленно изолировать укушенное место от общего кровяного русла. Для этого выше места укуса надо наложить повязку или жгут. Но это временная мера.
Так как повязку эту не следует держать дольше 15—20 минут. И не имеет смысла ее накладывать, если после укуса прошло более 5—10 минут.
Полезно сделать надрез в месте укуса и удалить побольше крови, содержащей самую высокую концентрацию яда.
Высасывание раны ртом опасно — можно отравиться через трещины губ и слизистой оболочки. Вредно и прижигание ран.
В дальнейшем рану надо продезинфицировать, а жгут или повязку снять.
Но наиболее реальное лечебное средство — это впрыскивание антизмеиной сыворотки после первых часов укуса. В отдельных случаях полезны введение под кожу адреналина, камфары, внутривенное вливание физиологического раствора, переливание крови, грелки, теплые ванны.
Я, конечно, вводил себе небольшие дозы змеиного яда, чтобы приобрести иммунитет. Но не знал сработает ли мое знахарство. Так же я сразу выдул дежурный пузырек настойки с «змеиной глоткой». Жидкость была очень важна,
