– Гм, – проговорил он и взглянул на меня исподлобья, – гм…
– Решайтесь, герцог, – сказал я настойчиво. – И его величество будет довольно, что мой замок и мои земли будут под вашим присмотром! И ваши соседи будут уважать вас больше и трепетать, дабы не вызвать вашего праведного гнева. И мне окажете великую услугу… Кто знает, сколько я пробуду в отсутствии?.. И, честно скажу, мое предприятие очень опасное, герцог. Могу и не вернуться… увы, вероятность слишком велика. Потому у меня надежда только на вас.
Он все еще смотрел на меня с недоверием, враждебное выражение еще не угасло, сказал сдержанно:
– Почему все-таки… предлагаете такое мне?
– Во-первых, ваша репутация, – сказал я, – во-вторых, вы человек чести, для вас это не пустой звук. В-третьих, ваша супруга герцогиня Эльжбетта откликнулась на мою просьбу посетить мой замок и оценить предварительно, стоит ли вам соглашаться на мою просьбу. Честно говоря, ее очень удивило и даже возмутило, что я совершенно не занимаюсь замком! И землями.
Он угрюмо смотрел на меня исподлобья.
– Моя супруга… Она ездила именно осматривать замок?
– Да, – заверил я клятвенно и посмотрел ему в глаза самым честным взглядом. – Осмотреть замок и оценить, брать ли вам его под опеку на время моего отсутствия. Или отклонить мою просьбу.
Он подумал, поколебался, наконец проговорил в затруднении:
– Гм… это несколько ошарашивает…
– Жизнь такая, – заверил я. – Ваша светлость, решайтесь!
В его взгляде подозрение не то чтобы таяло, но уступало иному выражению, которое я пока еще не понял, а сказал он все тем же громыхающим голосом, но с оттенком сомнения:
– А что герцогиня…
– Она очень хозяйственная, – заверил я с чувством очень заметного уважения. – Осмотрела не только весь замок, но и проверила все хозяйственные бумаги! Полагает, что веду дела ужасающе плохо, меня обкрадывают, и только общее богатство земель спасает меня от разорения.
– Гм…
– Работы было много, – сказал я, – герцогине пришлось остаться на ночь со всем ворохом моих бумаг и счетов, но утром она заверила, что убедит вас взять эти земли под свою опеку, и с тем отбыла.
Он смотрел на меня исподлобья, вздохнул, лицо на мгновение омрачилось, но когда заговорил, голос звучал ровно и без эмоций:
– Глерд Юджин… вы меня несколько ошарашили… но я понимаю ваше положение… Вы человек в этих краях новый, у нас ни друзей еще нет, ни родни, так что да, а люди в замке без присмотра наглеют быстро… Хорошо, даю слово в ваше отсутствие присматривать за вашими землями и замком. С западной стороны у вас соседом глерд Слейн Келли, а на севере Жонд Диксен и Брайт Эндрюс. С землями Брайта Эндрюса и я частично граничу, очень достойный глерд с благородной родословной и прекрасной семьей…
– А Диксен и Келли? – спросил я.
– Степенные люди, – сообщил он. – Я с ними на пирах обычно сажусь рядом, нам есть о чем поговорить, что вспомнить, чем поделиться. В некоторых делах сотрудничаем. Вести хозяйство проще, когда один делает лопаты, а другой вилы. Я не только о лопатах и вилах, а вообще.
Я воскликнул:
– Вот видите! К своему горькому стыду, должен признаться, что до сих пор не познакомился ни с одним из них. Невероятно? Да. Вот такой я плохой сосед и отвратительный хозяин. Потому у меня все надежды на вас, герцог. Вы побываете у Энрюса, Келли и Диксена, сообщите, что и мои земли отныне под вашим протекторатом… уверен, соседи воспримут новость с энтузиазмом, так как вас знают хорошо и наверняка к вам расположены!.. Спасибо, ваша светлость! Вы меня выручили!
Я бросился жать ему руку с таким энтузиазмом, что он даже отступил на полшажка, ошеломленный моим бурным натиском, снова хотел что-то сказать, но я продолжал благодарить и благодарить, наконец он сдался и только кисло улыбался и, как мне показалось, даже начал прикидывать, какие преимущества ему даст хозяйствование и в моих землях.
По моим прикидкам получается, что громадное, а он, как хозяйственник, наверняка видит больше.
– Хорошо, – проговорил он наконец все еще в некотором затруднении, – я сейчас же отправлюсь взглянуть, что у вас там.
– А я пошлю с вами человека, – подхватил я, – он передаст всем моим людям, чтобы выполняли все ваши указания, как мои собственные. Герцог, как я счастлив, что у меня такой сосед! Как мне повезло!.. Как же все здорово!.. Мне просто дико повезло с вами!
Я проводил его во двор, герцог поднялся в седло, кивнул мне, конь привстал на дыбы и вяло помесил воздух передними копытами. Герцог повернул его задницей к воде, конь ржанул и понесся вверх на берег к стене деревьев.
За спиной прошелестели шаги, я узнал Фицроя, тот встал рядом, щеголеватый и пахнущий вином и женщинами, где он их только находит, проводил герцога ошалелым взглядом.
– И что, – спросил он опасливо, – почему он тебя не убил?
– Кто, – изумился я, – герцог? Милейший и благороднейший человек!..
– Вот-вот, – подтвердил он, – он да, а ты нет.
Я сказал уверенным голосом:
– Мы с ним сдружились еще больше. Для мужчин, как ты мог бы догадаться, если бы не был таким стрекозлом, совместная охота важнее всяких там даже с вот такими! Ну, ты понял. Хотя вряд ли. А мы вот поняли.
– Чего-чего, – спросил он с подозрением, – поняли?
– Герцог, – пояснил я, – взялся в мое отсутствие пропалывать мой огород и давить гусениц.
Он отступил на шаг, рассматривая меня как чудо морское.
– Да как ты сумел?..
– Я же дипломат, – напомнил я. – Самое важное свойство человека находить консенсус в важных вопросах.
– Что находить?
– Согласие, – пояснил я, – и оставлять за бортом менее важные моменты. В смысле, не рассматривать их вовсе ввиду незначительности и незначимости.
– Незначительные, – пробормотал он, – могут сильно испортить отношения. Значительно.
– Если на них заострять, – уточнил я. – А если обоим сделать вид, что существуют вопросы только важные? Вот видишь! Сделаем мир лучше. Не будем выставлять друг другу счета по мелочам. Все люди друг другу братья.
– А женщины?
– Что женщины? – спросил я. – Как женщины могут быть братьями? Ты не софистничай, все равно ничего не понимаешь в товарно-денежных отношениях! А они с нашей помощью входят в мир, несут прогресс и культуру!
– Что за… товарно-денежные?
– Ну как тебе объяснить, – сказал я в затруднении. – Это когда прибыль в гору, а товар остается дома! Не понял? Или дома, или при женщине. Это неважно, главное, что мы сами насаживаем эти пока что жалкие ростки, что принесут в этот мир расцвет, просвещение, процветание, религиозные диспуты, борьбу за идеалы, столкновение мнений, войны не ради грабежа, а для переубеждения оппонента и принуждения к миру на условиях прогресса и культуры, стирания сословных различий и полного уничтожения тех, кто против… Лучше скажи, Ваддингтон отобрал своих людей на корабли?.. Сколько?.. Сократи до трех гвардейцев на корабль. А то и до двух. Сам проверь каждого. Брать только тех, для кого мои приказы главнее приказов Ваддингтона!
Он кивнул, сказал с сомнением:
– Попробую. Хотя Ваддингтон обидится.
– Насрать, – отрезал я. – На корабле только один хозяин, командир, судья и вообще все на свете. Капитан всегда считался первым после Бога! Если Ваддингтон начнет выказывать сомнение в моем праве издавать на корабле законы, оставим его на берегу. Здесь тоже много работы. Присмотрись к нему.
Он сказал осторожно:
– Как офицер королевской гвардии, он и должен быть в первую очередь преданным королю… С ремесленниками проще, им все равно, кто в стране король. Хорошо, я тебя понял. Пойду проверю себя на новом поприще.
– Только никого не убивай, – крикнул я вдогонку.
Он хохотнул.
– Без необходимости? Обещаю. Я сегодня такой добрый, самому противно. Кстати, охрана первой линии за последнее время задержала еще несколько человек.
– Случайные? Или не совсем?
Он пожал плечами.
– А кто признается?
– Тоже верно, – согласился я. – Кто признается, что послан госдепом разузнать, что здесь делается и не грозит ли это могуществу их богоизбранных Гарна или Пиксии?.. Разбираться некогда. Запереть всех в надежное место.
Он взглянул в недоумении.
– Но у нас нет тюрьмы.
– Будут, – заверил я с оптимизмом, – с ростом культуры и гуманизма будут! Много. А пока нацепить кандалы потяжелее, приковать к стене, пусть привыкают к прогрессу и гуманизму. Когда вернемся, тогда, возможно, свобода их встретит радостно у входа. Или не встретит. Но сейчас никакие мольбы, никакие просьбы!.. Здесь правительственное учреждение высшей степени секретности.
Фицрой нахально заулыбался.
– Настолько тайное, что само правительство о нем даже не догадывается.
