— Не дай себе упасть. Сожми кулак и бей. Смотри враг скалит пасть. Он боится тебя. А это значит ты сильней… — перефразировал Фрунзе слова одной вирусной песенки из XXI века, когда как-то у него зашел разговор с новой супругой о политической борьбе.
— Страшные слова… — нахмурилась Любовь Орлова.
— Такова природа власти. — мрачно ответил муж. — Можно быть умным, хитрым, ловким, мудрым… да хоть блаженным, но если ты не готов рвать врагов за себя и своих, то ты проиграл. Вспомни революцию и последующую Гражданскую. Почему мы выиграли? Для нас ничего не было «слишком». А царь… слабак… ничтожество… он мог легко, практически не напрягаясь удержать власть и спасти свой народ от чудовищной по своей разрушительности Гражданской войны. Драмы, которая унесла более чем в пять раз больше жизней, чем Мировой война. Но он у него кишка оказалась тонка. За что он поплатился и своей жизнью, и жизнями своих близких, и миллионами загубленных душ своих подданных — тех людей, которых должен был защищать и оберегать. Это поистине проклятие небес, если правитель не может наказывать провинившихся. Пусть даже самых близких и самых любимых. Он должен уметь переступать через свои чувства и свои принципы.
— Переступать? — горько усмехнулась Любовь. — И идти по трупам?
— Если потребуется. Без малейших рефлексий. Ибо власть идет рука об руку с необходимостью проливать кровь. Такова ее природа. Порядок не установить, если не будут правил игры и наказаний за их нарушение. А без порядка — все тлен. Анархия. Хаос. Всеразрушающая энтропия.
— И как далеко правитель должен заходить в таких делах?
— Вопрос не в том, как далеко. А в том, насколько он крепок верой и духом, чтобы зайти так далеко, как потребуется. Как Петр, казнивший собственного сына ради интересов державы. Понимаешь?
— Понимаю… — побледнев ответила жена. И больше глупых вопросов не задавала. И не заводила тем на тему пустого гуманизма и человеколюбия. Да и вообще вся подобралась, став собраннее и осторожнее. Ну и взгляд у нее изменился. Он стал куда более серьезный, чем раньше. Видимо поняла ту роль, которая во всей этой игре отводится ей. И какова будет плата в случае чего.
И теперь этот разговор всплыл у Фрунзе в голове.
Он смотрел на Бухарина и не знал, что с ним делать. Если сейчас выясниться, что он не врет и что его близких взяли в заложники, то вины за ним нет. Но и правды — тоже. Ведь если один раз он вот так сложил лапки и оказался невольным пособником врагов, то и второй раз так поступит.
И как ему после этого доверять?
Так-то руководитель он был неплохим. И человеком приятным. Но… Веры в него не было. Бухарин оказался человеком, который не понимал и не принимал природу власти. Он оказался слишком обывателем, который ради дела не готов пойти так далеко, как требовалось. Да, Троцкий оказался жидковат на допросах, но в отличие от Коленьки он вызывал куда больше уважения. Хоть и враг. А тут… хотелось просто вымыть тщательно руки. Поэтому Михаил Васильевич предпринимал определенные усилия, чтобы преодолеть чувство омерзения и не демонстрировать его открыто.
Прошло двадцать минут.
В помещение вошел сотрудник. И протянул вдвое сложенный листок Артузову. Тот открыл его. Глянул на текст. А потом уточнил у вошедшего:
— Задержали?
— Один убит, остальных взяли.
— Доставьте их сюда. Труп тоже. И все личные вещи.
— Что там? — не выдержав взмолился Бухарин.
Артузов протянул листок Фрунзе. Тот прочитал короткий отчет. И хмыкнул.
— Ты не соврал. Действительно — держали в заложниках. Жену и дочь освободили. С ними все в порядке.
— Слава Богу! — вполне искренне воскликнул этот прожженный атеист и перекрестился.
— Ты нам не соврал, но и правды твоей нет.
— Как это?
— Ты мог дать понять мне, что ты под контролем. Способов — много. Но ты — трусливо отсиживался. Как нам с тобой после этого работать? Как тебе теперь доверять?
— Я… — Бухарин растерянно замолчал, будучи не в состоянии подобрать слова. Фрунзе же молча вышел, не желая с ним дальше беседовать…
С другими высокопоставленными заговорщиками все сложилось не так благополучно. Большинство из них действовали вполне осознанно, опираясь на личные интересы или сообразно своим убеждениям. Шантаж потребовался для единиц. Все-таки кураторы Троцкого сумели грамотно провести подготовительную работу и выбрать нужных людей.
Фрунзе многим старым партийцам наступил на яйца, наведя порядок в ОГПУ-НКВД. У очень многих пропали регулярные и вкусные гешефты. И им пришлось жить на одну зарплату, которой едва хватало. Им. Так как полностью лишало привычной развлекательной программы и красивой, легкой жизни.
Михаил Васильевич прекрасно знал, что после сворачивания НЭПа эта ситуация еще сильнее усугубилась. И доступ к красивой жизни останется в Союзе практически исключительно только у среднего и высшего звена партноменклатуры и бандитов. Остальные же… остальные должны были ее им обеспечивать. То есть, строить персональный коммунизм в отдельном взятом государства…
Так что недовольных партийцев хватало.
Иной раз нарком думал, что до девяноста процентов аппарата со всей этой грязью связана-повязана. Но нет. На проверку оказалось, что не так много. Сочувствующих — да, примерно такой объем. Ведь плох тот солдат, который не желает стать генералом. Но вот доступ к действительно интересным и вкусным «лотам» «кормушки» был у единиц. Остальные же перебивались по мелочи, не представляя угрозы государству. Ну, разве что не профессионализмом, но это уже проблема иной плоскости… Вот и с заговорщиками так все вышло. Не так уж и много их оказалось.
Весь день 26 июля прошел в «подбивании бабок».
Добирали тех, кого не взяли в ночь.
Оформляли документы.
Вели первичные допросы.
Составляли общую панораму ситуации. Благо, что Артузов сумел очень грамотно разыграть эту партию и очень многое оказалось известным заранее. Так что требовалось уже существующие материалы лишь скоректировать.
А в обед 27 июля был собран большой брифинг для иностранных представителей и послов, ну и журналистовм, само собой. Понятно, брифингом это не называлось в здешних реалиях. Просто Михаил Васильевич, привыкший к реалиям XXI века, воспринимал это все именно так.
— И пока советские войска честно сражаются за интересы нашего Отечества иностранные разведки пытались организовать в Москве государственный переворот. — докладывал глава НКИД граф Игнатьев. Внимательно вглядываясь в глаза гостей. — Как некогда союзники в феврале 1917 году ударили в спину Российской Империи.
Послы США, Великобритании и Франции сидели бледные. Но держались, стараясь сохранять лицо и не выдать волнение. Игнатьев на них смотрел особенно пристально, делая свой доклад. Отчего всем стало все понятно, хотя явно никто никого конкретно не обвиняли. Как устно, так и в розданных всем участникам брифинга материалов…
Фрунзе не раз и не два слышал о том, что политика сродни игре в шахматы. Но сам так не считал и видел ближайшим аналогом политики покер.
Холодный расчет.
Минимум правил с массой «внесистемных» решений.
Железные нервы с умением «работать лицом».
Внимательность.
И блеф… много блефа… который в любой момент перерасти в безжалостное кровопролитие. Потому что ставки высоки. А иной раз и предельно высоки, настолько, что игрок отвечает не только своей жизнью, но и жизнями всех, кто ему доверился и волей-неволей оказался у него под рукой.
Поэтому Михаил Васильевич играл именно в него.
Прямое обвинение ничего бы не дало ему. А маневр бы закрыло. Такой молчаливый намек в сочетании с решительностью, с которой этот заговор задавали стоили намного больше. Выбив агентов влияния если не всех, то многих. И давая понять — удар в спину не получился. И нужно как-то договариваться.
Это молчание выглядело как сброс слабых карт. Дескать, мелочевка затесалась в козырях. В сочетании с партией Муссолини — это пугало. Тем более, что правительства этих трех стран и так шатались, испытывая тяжелый политический кризис. И провоцировало на поступки. Поспешные. Необдуманные. Лихорадочные…
