Иначе…
* * *
Часом позже этим же местом проследовал «Идзумо». К тому времени море разнесло уже все улики недавнего сражения.
Командир крейсера капитан 1-го ранга Коно Идзичи после ночной атаки на эскадру пошёл тем же неочевидным маршрутом, склонившись к западу, но вследствие открывшейся «раны» в борту был вынужден держать лишь пятиузловый ход. Камимура в его решения не вмешивался – пользуясь тем, что крейсер остался в одиночестве, почти отстранился от управления. Встретить «своих» так и не удалось, как и натолкнуться на корабли противника, но это блуждание в ночи кривыми путями оказалось роковым.
– У нас серьёзные затопления, волна сильна, экипаж не справляется с поступлением воды, – доложил Идзичи вице-адмиралу, – боюсь, что до Сасебо и даже до берегов Кюсю мы не дотянем.
– У вас есть предложения? – скорей утвердительно спросил Камимура.
– Сейчас мы примерно в трёх милях от острова Ики. Я там знаю прекрасную закрытую бухту. Спрятавшись от ветра, мы сможем локализовать повреждения.
– Вам виднее, – согласился адмирал, – телеграфную станцию не удалось привести в работу?
– К сожалению…
* * *
Когда рассвет только грезился, а в иллюминатор адмиральской каюты всё ещё смотрела ночь, командующего разбудили осторожным стуком в дверь.
– «Якумо» входит на рейд Сасебо.
«Единственный из всей эскадры броненосных крейсеров Камимуры?!» – тяжелым изумлением шевельнулось в ещё дрёмной голове – Того вдруг осознал, что утомлённый заснул не раздеваясь:
– Уриу?
– И бронепалубные крейсера Уриу тоже… на рейде, – уточнил адъютант.
– Передайте приказ – Уриу отправляться на поиск остальных кораблей. Немедленно! Пусть осматривают каждую бухточку, каждый залив! Возможно… – адмирал не договорил, раздражённым кивком велев «исполнять».
Коротко, но почтительно поклонившись, офицер бесшумно выскользнул из каюты.
Уриу вышел только в 9:00, оправдываясь необходимостью бункеровки.
Конечно, миноносцев подобные отсрочки касались в меньшей степени.
* * *
На Ики в вытянутой в милю бухте, куда осторожно вошёл «Идзумо», обнаружилось несколько мелких рыбацких джонок, но ни одного достойного судна для безопасного выхода в море в столь дурную погоду, при всём желании Камимуры отправить кого-нибудь с донесением о своём местонахождении.
Однако уже ближе к утру команде удалось откачать воду – пробоина, которая была подводной, стала полунадводной, что облегчило проводимые работы, законченные к восходу солнца. Рассвет очертил покрытые густой хвоей скалы, какие-то лачуги, развешанные на просушку сети, неприхотливые деревянные причалы, мелкую рябь заводи.
Подняв пары, корабль Императорского флота Ниппон потянулся на большую воду. Рыбаки махали вслед, кричали «банзай». Стеньги трепетали ответными флажками.
За створами мысов заметно посвежело.
– Держать больше десяти узлов я бы остерёгся, – предупредил адмирала Коно Идзичи.
– На ваше усмотрение, – Камимура, чувствуя острое ощущение утомлённости от жизни, сейчас думал о другом: что его ждёт в Сасебо: «Того моряк и всё прекрасно понимает. Поймут ли в Токио? Почему судьба распорядилась погибнуть ”Ниссин”, ”Асаме”? А я остался… Чтобы нести этот позор до конца? Почему не дано искупить кровью…»
Его мрачные мысли были прерваны, возможно, именно тем, о чём он сейчас мечтал.
Неторопливо обогнув остров, миновав южную оконечность, «Идзумо» практически нос к носу столкнулся с двумя кораблями Рейценштейна.
С запозданием, будто после небольшого замешательства, русские повернули, ложась на курс перехвата, набирая ход, с ходу открывая пристрелочную стрельбу, – враждующие стороны разделяло не более трёх миль.
Забили колокола боевой тревоги.
– Наскоро заделанные повреждения ниже ватерлинии долгого боя могут не выдержать! – запальчиво объявил Коно Идзичи.
– Долгого и не будет, – сверкнул глазами Камимура, – мы либо прорвёмся к берегам Японии, либо нас утопят.
Из всего серьёзного, чем располагал «Идзумо» для сражения, на первом месте было одинокое 203-миллиметровое орудие в кормовой башне (рядом безобразным огрызком торчал ствол второго) и семь 152-миллиметровых – в верхних казематах и на палубе. Ещё две восьмидюймовки уставились на пять градусов вправо по оси судна – заклиненная носовая башня, несмотря на все усилия и попытки отремонтировать, вращаться не желала.
Двенадцатифунтовки как всегда в расчёт не брались.
Ситуация была априори не в пользу сынов Ямато.
И конечно, Камимура выбрал неравный бой, отвергнув любые другие варианты.
– Я бы обоснованно понадеялся на крепость нашей брони, – поделился он с командиром, – если бы не злополучная пробоина. Постарайтесь занять позицию, чтобы сражаться непострадавшим бортом.
Идзичи уважительно поклонился – он и сам был готов, учитывая большую целостность левобортных орудий. Только как это сделать, учитывая, что вся конфигурация боя именно его злополучный борт и подставляла.
Рейценштейн раскусил японские беды практически сразу, используя маневренность и скорость, выбирая наивыгоднейшие секторы.
Сражение практически сразу пошло по наихудшему для японцев сценарию, опасения командира «Идзумо» полностью оправдались – уже скоро крейсер начал набирать воду, медленно сползая в крен. Им, японцам, даже удалось почти невозможное – поймать «Аскольд» на орудия неподвижной носовой башни, но…
Чтобы оставаться устойчивым на шаткой, скособоченной палубе, приходилось постоянно за что-то держаться. Камимура привалился к рубочной прорези, что позволяло держать бинокль двумя руками.
Горящий по шкафуту «Аскольд» и не думал прекращать пальбы.
Второй крейсер противника – быстрый, поджарый, исчерченный фрагментарными элементами серо-оливковой боевой окраски, он и маневрировал так… будто резаными, непредсказуемыми коордонатами, и вовсе ни разу не попал под огонь.
– Поворачиваем! – приказал вице-адмирал, не замечая звона в ушах, повышая голос.
– Что? – Не расслышал командир, ещё более оглохший.
– Поворачиваем! Так мы до Кюсю никогда не дойдём. Будем биться в виду Ики. А когда… – адмирал сделал многозначительную паузу, – выбросимся на сушу. Иного я не вижу!
* * *
Когда со стороны зюйда нарисовался японский миноносец, «Аскольд» и «Богатырь» ещё подбирали из воды выживших японских моряков.
В последние, уже бесконтрольные эпизоды боя, когда всё окончательно стало очевидно, командир «Идзумо», пытаясь спрямлять крен контрзатоплениями, направил корабль к берегу.
Не дотянул.
«Богатырь» совершил наскок со стороны избитого борта «Идзумо», «уколов» самодвижущейся миной, что поставило точку… В полутора милях от суши крейсер потерял остойчивость, завалившись на борт. На поверхности он оставался ещё около часа, позволив снять команду. Камимуры среди спасённых не оказалось.
* * *
«Ослябя» едва доковылял, уж очень неудачно приложился вражеский миноносец. Паровые циркулярные помпы и донки, откачивая воду, работали на пределе. Борьба за живучесть не прекращалась ни на минуту.
Стоянка у Квельпарта по степени защищённости в розе ветров была далека от идеала.
Заметно накренившийся броненосец отбуксировали в самое тихое место, где накатывающее с юго-запада океанское дыхание разбивалось о гряду мелких островков и рифов.
К борту подвели один из угольщиков, перекинув шланги, работая дополнительными помпами.
Бэр катером прибыл на флагман, устало поднявшись по штормтрапу на борт. Его уже ждали.
Приподнятое настроение Рожественского не могло омрачить ни утро, которое, как известно, добрым не бывает, ни покалывающая боль – следствие попадания в рубку, ни серьёзно повреждённый «Ослябя». Командующий был крайне расположен тем, что его план удался!
Когда же в разгар затянувшегося штабного совещания пришло сообщение от Рейценштейна (его отряд уже шёл к Квельпарту, нуждаясь в угле), так и вовсе расцвёл, объявив об окончательной победе, предложив отпраздновать шампанским!
