Димигрид пересилил себя и разомкнул свинцовые веки:
— Не нравится мне, как повели себя колдуньи… посмотрели на избиение своих и спокойно ушли… их бы догнать… надо было.
— Мне тоже подозрительно, — немного погодя, сказал, видимо, командир тирского «спецназа». — Но есть четкий приказ. А судя по тишине, князь еще остается незамеченным.
— Да уж, — встрял в разговор смертельно уставший, но внутренне ликующий Люболан. — Вас не разглядеть. Ну и вонь! Будто кладбище разворотили.
В следующий момент склонные к Силе этруски насторожились. Повеяло мощнейшими порывами Силы Гидроса с примесью уже знакомой, измененной лоосской. У них сперло и так нелегкое дыхание, скрутило внутренности. Из центрального дома, стоящего шагах в семидесяти, двое людей в имперских одеждах вынесли застывшего в глубоком трансе человека в богатой зимней тунике месхитинского покроя. Он медленно огляделся и плавно задрал голову. Над ней клубилась непонятная структура, видимая обычным зрением, и в момент, когда маг посмотрел на неё, сине-зеленая туча устремилась ввысь. И что особенно поразило этрусков, она потянула Силу не только их Текущего, но и из открытого дверного проема. Маги ойкумены не умели использовать накопители из амулетов для создания внешней структуры. Меж тем облако ярко сверкнуло, разлетелось чуть ли не по всему берегу бухты и накрыло пространство мельчайшим серым снегом, будто с примесью грязи, оставив свободным лишь небольшой участок вокруг главного здания.
С сарматов мгновенно слетела невидимость, пленка «универсальной защиты» лопнула и десяток людей, вдохнув этот снежный туман, в приступе кашля и рвоты упали на четвереньки. Этрусков, защищенных кроме Русовских амулетов еще и собственной склонностью к Силе, не замутило. Однако…
Домлар вдруг почувствовал необычайную бодрость, словно он не участвовал в изнурительном сражении, а всего лишь для удовольствия пробежал легкий кросс. Не успел этруск порадоваться такому быстрому восстановлению, как его настроение резко испортилось. В двух шагах от него поднимался невесть откуда взявшийся недавно убитый гроппонтец с недвижимым лицом — маской. Не долго думая, воин решил исправлять это недоразумение.
Противник удивил своим мастерством. Он ловко орудовал мечом, который наверняка забрал у кого-то из домларовских товарищей — клинок был типично этрусским. Домлара охватила ярость. Проклиная собственную медлительность, он атаковал и оборонялся, начисто забыв о магических способностях. Но и южный воин скоростью не блистал. Он дышал так тяжело, как будто сражался на вершинах Каринских гор, а не на берегу моря. Вялый бой затягивался, грозя обоим смертью от разрыва сердца…
Флавию быстро надоело молчание, повисшее между ним и обеспокоенным Адыгеем. Прошло всего полстатера, как они остались одни.
— А господин Рус-то каков! Скромный, как Великий Физиклид. Слышал о таком философе? — Тиренец не ответил. Это эритрейца не смутило. — Я и подумать не мог, что он — князь! Сначала, признаюсь, боялся до колик. Приведу я вас в этот лес, а вы меня тут вжик и здравствуй, Пресветлая!
— Как Пресветлая? — встрепенулся Адыгей.
— А я её почитатель. Был её. Ой, прости, Справедливый, глупого старика! Сейчас, конечно, Эледриаса чту. Забываюсь иногда. — Но не чувствовалось в нем раскаяния. Не был он ревностным верующим. — Эй, ты чего! — Флавий испугался подозрительного взгляда. — Тебе князь велел меня не трогать, я сам слышал!
— Тьфу! — Презрительно сплюнул Адыгей и отвернулся. — Нужен ты мне. — Его беспокоили совсем другие мысли, а не путанность верований глупого пастуха.
Флавий не сразу, но успокоился. И продолжил нервную болтовню.
— А как он умен! Как скажет, так понимаешь — вот Великий Человечище! Видят боги — останется в веках. Из современников его можно с Сергием сравнить. Об этом умнейшем муже слышал, Адыгей? В Месхитии живет… жил. Раб — философ! Был, то есть, рабом, конечно. Я потому месхитинские вина чту — отдаю ему дань. Он целую оду о местном вине написал, я из неё цитировал, помнишь? Теперь он вроде бы в пятно альганское перебрался… как его… — Невероятно морщинистый лоб наморщился еще сильнее.
— В Сильвалифирию? — нехотя подсказал Адыгей. Назвал ближайшее к Месхитии пятно, ставшее отдельным государством.
— Точно! Так ты знаешь Сергия?! — восторженно воскликнул пастух и вскочил, намереваясь то ли обнять своего охранника — надзирателя, то ли желая просто размяться.
Флавия вдруг выгнуло до невозможности, до хруста в спине, и повалило на ветви ближайшего кустарника. Он повис на них немыслимым мостом, едва ли не касаясь затылком собственных пяток. Тело затрясло, изо рта пошла густая пена, нехотя потекшая к ноздрям. Но когда к припадочному подбежал ошеломленный Адыгей, Флавий уже расслабленно валился на траву. Тиренец подставил руки, чтобы смягчить падение.
Потрогал пульс — сердце билось сильно и ровно, но сознание не возвращалось.
— Флавий, очнись! — Крикнул он и дал больному хлесткую пощечину.
Голова легко мотнулась, будто сидела не на крепкой шее, а на веревке. Адыгей замахнулся другой рукой, чтобы исправить ошибку, но вдруг встретился с Флавием взглядом. Когда только тот успел очнуться?
Мутные темно-карие глаза были безумными. Точнее, без разума, пустыми. Лицо застыло, будто схваченное лаком, густая белая пена расползлась по щекам, скрывая глубокие трещины — морщины, казавшиеся жесткими, прорезанными прямо до кости. Невольно захотелось подсмотреть, как он бреется.
— Грязный варвар! — Прошипел Флавий и ловко схватил тиренца за шею. В правой руке возник поясной нож. Изумленный радикальным изменением своего подопечного, Адыгей продолжал сидеть рядом с лежащим эритрейцем на коленях, запаздывая предпринять хоть что-то.
Лезвие скользнуло по пленке «универсальной защиты» и правая рука пастуха ушла в пустоту. Тогда он легко повалил «ночного волка» на землю, оседлал и принялся душить, не переставая изрыгать ругательства. Горло варвара оказалось неимоверно твердым, пальцы не могли продавить голую загорелую кожу и даже будто не касались её.
Адыгей смотрел в лицо Флавия, вглядывался в каждую черточку, пытаясь найти в них разгадку кардинального изменения, и одновременно решал: зарезать проводника или не стоит. Правая рука давно сжимала рукоять кинжала. Вдруг послышался хрустящий стук и тело душителя мешком свалилось на тиренца. Рядом показались чьи-то ноги, одетые в штаны из каганской ткани защитного цвета. Подняв взор выше, Адыгей наткнулся на ухмыляющееся лицо Максада.
— Что смотришь? — довольно проговорил он, пряча кинжал со следами крови на рукояти в ножны. — Вставай и вяжи одержимого. Живой он. Я знаю куда и как стучать надо.
— Ты когда вернулся? — спросил Адыгей, когда связанное тело Флавия, дополнительно обработанное каганским амулетом «глубинного сна», всегда носимого Максадом, лежало под далеким деревом, в десяти шагах от беседующих. Коронпор и тут подстраховался. И успел посетовать, что забыл о перстне и отключил пастуха по старинке — рукоятью кинжала. Все-таки можно было и насмерть зашибить.
— Когда убедился, что Гелиния в безопасности. Удобная у магов позиция, хорошо скрыта. А того эритрейца я сразу заподозрил. У меня чутье на предательство. — Максад умолчал, что подозревает он всех и всегда.
— Да нет же! Я людей знаю, ты уж мне поверь…
— Наслышан. — Грубо прервал Максад, давая понять, что знает о прошлом «ночного волка» практически все.
— Зачем ты так, коронпор? Я честно «обрубил ночь». — Адыгею, неожиданно для себя, стало обидно.
— И это знаю, — сказал главный безопасник более мягким тоном, но все же счел своим долгом немножко пугнуть. — Иначе по-другому бы с тобой разговаривал. Нет, я не намекаю, а так.
— Э-эх! Не зря вас, Следящих, не любят! — в сердцах воскликнул Адыгей.
— Но если что, кричат «Спасите!», — подхватил коронпор. — Брось, пустой разговор.
Отвернувшись друг от друга, помолчали. А в целом, ждали развязки и возвращения своих. Желательно всех и конечно же с Гнатиком.
Первым не выдержал Адыгей:
— Как думаешь, что с ним. — Спросил, кивая на спящее тело.
— Я не склонный к Силе. — Развел руками Максад. — Но предполагаю, что это влияние лоосок. Он же был почитателем Пресветлой. Интересно, много он успел подслушать?
— Ты думаешь?!
— Почти уверен. Они были мастера в ментальной сфере. Теперь они знают все, о чем он слышал и что видел. Я, конечно, следил за ним. Рус выбрал верное расстояние, когда обсуждали нападение, все говорили тихо, но все же. По крайней мере, количество людей лооски точно узнали.
— Дарки! — Адыгей с досады хлопнул себя по коленям. — Надо Русу сообщить!
— Стой! Он же велел — не «звонить»! Но я рискнул, рассказал. Нарушил приказ. Он уверил, что ничего страшного не случилось. Надеюсь, Предки и Боги на его стороне. — Пожелал Максад, думая, впрочем, больше о Гелинии и наследнике, чем о Пиренгуловском зяте. Гнатик, к которому коронпор успел проникнуться теплотой, расплачивается за грехи отца и больше никого — об этом знало достаточно народа. А еще больше — догадывалось.
