- В последний раз я едва не умерла. И отец запретил ему продолжать.
- Добрый он у тебя был, я смотрю.
- Не хуже прочих. И не лучше.
Молчание.
Что тут скажешь? Миха никогда не умел утешать. Он всегда отличался редкостной толстокожестью. Ленка говорила. И обижалась. А еще молчала, выразительно так, заставляя гадать, что же Миха опять не того сделал. Он и гадал. Но никогда не угадывал.
- Ты меня не жалеешь? – глаза магички блеснули в темноте.
- Извини.
- Это хорошо. Жалость, она делает слабой. А я сильная. Сильная, - Миара повторила это и стиснула кулачки.
- Сильная, сильная. Дурная только, но это ничего. Исправим.
Ответом была слабая улыбка.
- Так что… ты про Ицу ведь говорила? – спать все равно не выйдет. Копаться в чужом малоприятном прошлом Миха желания не имел, так почему бы не прояснить пару моментов.
- Да.
- Она что-то сделала?
Вот почему, когда надо, каждое слово вытягивать приходится.
- Сделала. Кажется. Правда, может, и не специально, - Миара коснулась пальцами щеки. – Когда связывала наши тонкие тела или души, или что там еще. Так вот, она связала их очень крепко.
- И если я умру, то и ты тоже?
- Именно. Но дело не в этом. Восприятие. Твое. Ты сказал, что видишь во мне сестру. И вероятно, дело в связи… доказано, что близкие родственники имеют связь в тонком мире.
- Ага.
Осталось понять, хорошо это или плохо. Родственниками Миха обзаводиться не планировал.
- Но если так, то… видишь ли, эту связь и пытался создать Алеф. Точнее у него была, но почему-то слабая очень. Это его раздражало. Главное, что если она есть… - Миара замолчала и встала. – Иди. Ложись.
- Я посижу лучше.
- Успокойся. Ты мне тоже не особо интересен, но надо проверить.
- Что?
- Если эта связь на самом деле существует, тогда проблема решена. Я поделюсь с тобой силой. Просто поделюсь. И…
Она добавила очень тихо.
- Это не причинит боли. Никому.
Миара устроилась в изголовье. Она села, вытянув тонкие ноги, и в темноте они казались до отвращения бледными. А еще их покрывал тонкий узор шрамов.
Тянуло спросить, откуда они взялись, но Миха не стал.
- Что делать?
- Ничего. Просто лежи. Можешь попробовать заснуть.
Теплые пальцы коснулись волос. Осторожно так.
- Они у тебя очень жесткие, - задумчиво произнесла Миара. – Куда более жесткие, чем у обычного человека. Наверное, это что-то значит.
- Наверное.
- Спи. Тебе снятся сны? Не кошмары?
- Иногда.
- Тогда представь, что ты хотел бы увидеть.
Знать бы самому. Наверное, дом. Тот, который в другом мире. Хоть бы краем глаза заглянуть, убедиться, что все там живы и здоровы. Мать и отец… сказать бы им, что Миха раскаивается. За глупость.
И братьям.
Обнять бы их. Пусть и во сне. Получить бы затрещину, которая когда-то дико злила. А теперь Миха полжизни отдал бы, чтобы увернуться и бросить:
- Харэ…
Он вдруг понял, что почти видит.
Квартиру родительскую.
Кухня на девять квадратов. Плитка, которую отец клал, и в одном месте накосячил. Стол дубовый. Старая скатерть с вышивкой. Запах хлеба. Мама у плиты. Кастрюля её, красная, в белый горох. И ощущение дома, спокойствия.
Это ощущение окутывало Миху.
И дышать становилось легче. Он видел и маму, такую родную, почти не изменившуюся. Она варила варенье и собирала пенки. Отец сидел у окна. Читал.
- Мама, - Миха хотел было позвать её. И позвал. А она услышала. – Со мной все хорошо, мама. Не надо больше плакать. Я сам дурак. И вернуться не выйдет. Но со мной все хорошо. И будет хорошо. Ты только не плачь больше. Ладно?
Она обернулась.
И шагнула к нему. И столько радости, столько надежды было на лице её, что Миха вновь подумал: каким же он был придурком. Но ничего не сказал. Обнял маму. Пусть и во сне. А она поцеловала его в лоб и сказала:
- Благословляю.
И он распахнул крылья.
Крылья?
Какие, нахрен, крылья?
Обыкновенные. Это ведь сон. Почему во сне не может быть крыльев? И его подхватило, понесло, куда-то прочь. Миха не хотел, но и не сумел сопротивляться. А потом стало безразлично.
Было просто хорошо.
И под крыльями его пролегали пески. Желтые и красные, словно диковинный ковер. Он видел их. А еще видел тонкие цепи караванов, бредущих по пустыне. Белый город, почти пожранный ею. Видел скалы, алые, как пролитая кровь.
И существ, в них обитавших.