Где-то на половине тоскливой шагающей вечности впереди что-то поменялось. Кажется, мы сворачивали с накатанной лесной колеи на тропу. Значит, скоро будет привал.
А привал — значит завтрак. Как только я подумал про завтрак, как желудок издал звук, напоминающий медвежий рык. Поворот на тропу был никак не обозначен, во всяком случае, я никаких меток не заметил бы. Зато там стояла моя мама, уже без рюкзака, и показывала всем поотставшим едва заметный проем в кустах. Я перебрался через небольшую кочку, отвел в сторону ветки и оказался на заросшей травой тропе. Да, здесь было уже заметно, что люди тут ходят. Если не постоянно, то хотя бы изредка. Интересно, кто? Грибники и собиратели ягод? Или туристы с соседних баз и лагерей? Или это просто старая тропа, по которой давно много ходили, а сейчас не ходят, но следы множества прошедших по ней туристов все еще заметны. Хотя не... Тропы довольно быстро зарастают, вряд ли за семь лет, или сколько там прошло со времени последнего похода из лагеря «Дружных», лесная тропа сохранилась бы.
Деревья расступились, и я оказался на полянке, где самая шустрая часть отряда уже посбрасывала рюкзаки и толпилась вокруг Игоря, ловко орудующего ножом. Мой оголодавший организм моментально учуял запах шпротного паштета.
Хотелось повалиться на землю, но я через силу заставил себя улыбнуться. Прижался рюкзаком к ближайшей сосне и вытащил руку из одной лямки. Потом из второй. Вредный рюкзак вывернулся и упал на переплетение сосновых корней. Плечи пронзила боль облегчения. Да уж, есть только одно похожее ощущение — когда промерз до костей, заходишь в тепло и хватаешься закостеневшими пальцами за батарею. Становится больно и хорошо одновременно. Так и здесь.
А место-то, похоже, и правда обжитое. Сняв рюкзак, я смог, наконец, снова воспринимать окружающий мир. Посеревшие от времени бревна были сложены большим квадратом. На ветках в нескольких местах висели рваные кеды. На краю поляны — вбитая на кольях в землю табличка со стрелкой и надписью «Соболья застава». А под ней — потемневшие остатки фанерки. Судя по следам, когда-то на ней писали свои имена проходящие здесь туристы.
Я получил два полагающихся мне бутерброда и кружку воды и уселся прямо под той сосной, где упал мой рюкзак.
Как ни странно, чувствовал я себя совсем не так плохо, как мне казалось несколько минут назад. Если не считать стертой пятки, все остальное пришло в норму гораздо быстрее, чем я мог себе представить. Жирный и невкусный шпротный паштет, который я в обычной жизни не ел уже лет, наверное, десять, здесь оказался прямо-таки деликатесом. Силы вернулись почти моментально. Прямо как в компьютерной игре.
Хорошо быть молодым, все-таки!
— Ну что, все поели? — спросил Сергей Петрович.
— Это нечеееестно, — заныли девчонки, пришедшие на поляну последними. — Мы же еще не отдохнули...
— Надо было шагать быстрее, а не плестись там в хвосте! — заявил Марчуков, который скакал по поляне как козел, изображая... не знаю кого. Вот уж кому дурацкий рюкзак никак не помешал вообще...
— Под рюкзак! — скомандовал Сергей Петрович, сам же первый и выполняя свою команду.
Идти и правда стало легче. Не сразу, правда. В первый момент, когда я снова впрягся в неудобные лямки рюкзака, мне захотелось взвыть от боли. Казалось, что ключицы потрескались по всей длине. Но буквально через минут пять боль прошла. Ну или, точнее, не совсем прошла, а просто я как-то перестал обращать на нее внимание. Наверное потому что путь наш стал по меньшей мере, интереснее. Узкая тропка была окружена уже не пыльными кустами, а вполне авторитетными толстенными соснами и какими-то лиственными деревьями. Осины? Вязы? Ясени? Фиг знает, я так и не выучил точно, как именно они все называются.
Потом тропа пошла вверх, похоже, мы взбирались на возвышенность вроде холма или сопки. Настоящих гор вокруг Новокиневска не было.
Я поднажал и вырвался из отстающих в авангард. Правда, довольно быстро об этом пожалел, потому что мне тут же вручили брезентовый сверток палатки. Переходящий приз, ага. Сначала я волок его за пришитую к боку тюка лямку. Пипец, неудобно, конечно! Пришита эта «ручка» была не строго по центру, так что один край все время перевешивал. Ну и весила палатка килограммов, наверное, пять. Так что перетягивала на один бок мою и так не очень уравновешенную фигуру. Тогда я обхватил ее обеими руками и прижал к себе. Стало удобнее, но ненадолго. Оставленные в покое лямки рюкзака жадно впились в мои плечи и принялись из грызть.
Блин, и зачем я полез геройствовать? Плелся бы себе в хвосте колонны... Вряд ли кто-то пришел бы туда искать меня, чтобы палатку вручить...
— Эй, а чья очередь нести масло? — раздался откуда-то спереди голос Баженова. — Я уже замаялся с этим котелком!
О, точно! Еще же масло в воде! Я представил тонкую ручку котелка, врезающуюся в ладонь и покрепче обнял свой брезентовый тючок.
Соболья застава наступила как-то внезапно. Мы шли-шли, устроили еще два привала, правда больше не ели. И привалы были короче — так, поваляться на травке несколько минут и топать дальше. На втором даже не все рюкзаки снимали — прямо в них расселись вдоль тропинки. Когда подъем закончился, мы некоторое время шли по вершине длинного холма, в одном месте деревья расступились, и нам даже удалось понаслаждаться пейзажем. Зеленое море леса, покрывающее невысокие холмы. Внизу серебрится озерцо, вдали туманной дымкой скрыт берег широкой Киневы.
Потом начали спуск вниз по неудобной скользкой тропинке. Ноги то и дело норовили соскользнуть.
Потом тропа снова начала петлять между больших деревьев, впереди идущие в какой-то момент даже запели какую-то песню. Но быстро сбились, все-таки пеший поход с рюкзаками только в кино под бодрые песни происходит. В реальности заботят совсем другие проблемы. Как бы не споткнуться и не рухнуть. Кажется, лейкопластырь сполз с вспотевшей пятки, и теперь там стерто уже, наверное, до крови. Крапива дурацкая, час назад руку обжег, до сих пор горит.
А потом вдруг спереди раздаются радостные крики.
И мы внезапно у цели.
Я плюхнулся на задницу вместа с рюкзаком и осмотрелся. Обширная поляна кое-где заросла кустами. С правой стороны стоял каркас из толстенных жердей и грубо сколоченные скамейки. На каркас, по всей видимости, надо натянуть тент, и у нас будет крыша над «столовой». С левой стороны поляну огибал ручей, спуск к которому тоже был оборудован — мостки покосились и потемнели, но все еще были явно пригодны к использованию.
— Вон там запруда и можно будет искупаться, — Игорь махнул рукой в сторону двух корявых сосен.
— Ура... — слабым, но радостным голосом отозвался Марчуков. Сейчас он тоже не прыгал, а полулежал на собственном рюкзаке, как и все другие-прочие.
Еще на поляне было костровище, обложенное большими плоскими камнями. Судя по углям, использовали его не так уж и давно.
— Ну и что вы разлеглись? — бодро заявил мой отец, пришедший на поляну последним. — А палатки за вас кто будет ставить, Пушкин?
Глава 30
Превращение поляны в организованный лагерь — это тот еще хаос. Во всяком случае для такого далекого от туризма человека, как я. Сергей Петрович забрал с собой пару добровольцев, они взяли топоры и удалились в гущу леса — нашим брезентовым домикам нужны были колья. По два длинных и еще сколько-то коротких. Никаких входящих в комплект колышков не было. Впрочем, сейчас, валяясь под деревом после перехода в обнимку с тюком палатки, я понял, что Сергей Петрович был прав. Брезентуха и так довольно неподъемная и неудобная штука, если к ней еще и колья добавить...
— Крамской, тебе особое приглашение надо? — я открыл глаза и увидел стоящую надо мной Шарабарину. Выглядела она как будто не тащила только что рюкзак. Руки в боки, клетчатая рубашка завязана узлом под грудью, разве что косы слегка растрепались. Впрочем, это только добавляло ей очарования. — Скоро может дождь пойти, а ты с палаткой обнимаешься!
