его за край туники.
- Врешь, скотина! – прорычал Калавий, - По роже вижу.
- Квинт, спокойно, - процедил Гай, - Если мы его убьем, он точно ничего не расскажет, - а затем обернулся к Аймару, - Он был мертв?
Аймар не ответил, и Гай повторил вопрос:
- Лепид был мертв? В глаза мне смотри.
Вздрогнув, Аймар все-таки поднял взгляд. Последовала пауза, а затем он выдохнул:
- Нет.
И Гая словно окатило из ледяного душа. Голос превратился в шипение, больше похожее на змеиное:
- Тогда какого хрена ты… - он ухватил Аймара за грудки и встряхнул прямо над рекой. Взгляд испуганных голубых глаз уперся в лицо, и это подействовало отрезвляюще, - Ты же понимаешь, что, если он действительно был жив, то именно вы его убили? – вкрадчиво спросил он.
Аймар промолчал. Глаза его бегали из стороны в сторону, словно стараясь избежать зрительного контакта.
- Вы убили великого понтифика. Твоему дружку уже все равно, но ты же понимаешь, чем это светит тебе? – Гай поставил его обратно на брусчатку, но захват не отпустил, - Будет суд. Ты дашь свои показания еще раз, но на этот раз в соответствии с законом, под пытками[4], а потом тебя казнят. Но не раньше, чем ты просидишь…
- Да он живой был! – выпалил Аймар, перебивая его на полуслове, и попытался увернуться из захвата. К его несчастью, удивление оказалось недостаточным, чтобы Гай ослабил хватку.
- Что ты сказал? – в голосе Филиппа, раздавшемся из-за плеча, звучал неподдельный шок.
И правда полилась из Аймара потоком:
- Август. Он сказал нам убить Лепида и утопить тело в Тибре. Лепид был почти без сознания. Ну, мы его приволокли сюда, а убить не смогли! Приказ хозяина приказом хозяина, но это же… Да нам бы самим головы отрубили через минуту, причем Август и отрубил бы! Ну и… Мы кинули его в воду, а он возьми – и оживи! Руками махал, выплыть пытался, я не знаю! Его течением вниз унесло.
Слова отдавались в голове звонким эхом, - и одновременно с этим словно тонули в толще бурлящей чуть ниже воды.
- Зачем? – голос звучал словно чужой, - Что Октавий с ним сделал?
Время замедлилось. Хватка на мгновение ослабла.
И это стало роковой ошибкой.
Резкий удар лбом по ребрам выбил воздух из груди и вынудил отшатнуться, разжимая руки. Вырвавшись из захвата, Аймар со всех сил рванул вдоль реки, поднимая брызги. Калавий с Филиппом после секундного промедления сорвались с места и погнались за ним.
В груди саднило от пропущенного удара, но Гай не отставал.
Проклятый раб не рассказал всего. Проклятый раб настолько не хотел отвечать на некоторые вопросы, что…
Мир сузился до удаляющейся спины раба.
Рывок вперед. Короткий прыжок. Руки сомкнулись на груди беглеца – и они оба рухнули на холодную мокрую брусчатку.
- Что… - удар, - Вы… - удар, - С ним… - удар, - Сделали? – просвистев в дигите[5] от лица Аймара, кулак врезался в брусчатку. В руке что-то хрустнуло. Мир на мгновение исчез в яркой вспышке боли.
- Да пошел ты! – обозленный и отчаянный, вопль раба едва пробился через пелену. Его руки с силой уперлись в грудь Гая, в отчаянной попытке оттолкнуть, но Гай только сильнее вцепился здоровой рукой в плотную шершавую ткань туники, не давая рабу вырваться и удрать еще раз.
За спиной раздались быстрые шаги. Белая пелена отступала, уступая место залитому кровью и искаженному злостью лицу раба.
- Я не сдохну один… - прошипел тот, и, с силой толкнул его в плечо, одновременно рванув в сторону.
Не в ту сторону. Мир вокруг пошатнулся, брусчатка пропала из-под ног, и Гай почувствовал, что падает. Пытаясь удержаться, он на автомате ухватил раба за запястье, но равновесие не вернулось.
- Командир! – крик Калавия, вместе с отчаянным воплем раба, утонули в толще воды, сомкнувшейся над головой.
Сознание отступило на второй план. Разжав захват, он с силой оттолкнулся от воды и вынырнул. Несколько глотков воздуха – и отчаянный крик раба оборвался на полуслове потоком воды, что хлынул в уши.
Руки вцепились Гаю в волосы, лишая возможности выбраться из-под воды, не сняв с себя скальп.
Раб хаотично молотил ногами по мутной воде буквально на расстоянии вытянутой руки – и все произошло на автомате. Сильный толчок ногами под ребра, и хватка разжалась. Спустя мгновение Гай вынырнул на расстоянии нескольких футов от него.
От неосторожного движения правую кисть пронзило болью.
- Я не… уме… вать… - волны раз за разом накрывали раба с головой, поглощая его слова, но не понять, что он кричал, было невозможно.
Он не умел плавать.
Очередная волна накрыла раба с головой – но через несколько секунд он не вынырнул, как было до этого. Выругавшись про себя, Гай поплыл в его сторону настолько быстро, насколько мог на одной руке.
Но этого оказалось недостаточно. Мокрая спина в простой тунике лишь на мгновение появилась над потоком возле опор моста, и все стало ясно.
Холод пробирал до костей, когда он, доплыв назад, уцепился за руку Калавия и кое-как выбрался на брусчатку. Холод не оставлял своих позиций, когда они, под покровом прохладной весенней ночи в полной тишине разбрелись по домам.
Холод вернулся снова, когда он, порвав почти готовое письмо Юнии, жене Лепида, принялся за новое. Пусть воды Тибра унесли по течению вниз все свидетельства и зацепки, все равно ни о каких похоронах больше не могло идти и речи, и она должна была узнать об этом первой.
Закон Корнелия об отмене проскрипций прошел через обсуждения в Сенате как нож сквозь масло. Никаких поправок, никаких дополнений, одно-единственное заседание. Уже через несколько дней его должны были вынести на рассмотрение народного собрания, а это значило только одно.
Если Гай хотел раз и навсегда поставить точку в вопросе своей жизни и смерти, действовать нужно было сейчас – или мучиться неопределенностью всю оставшуюся жизнь.
Его путь лежал в Туллианум.
Он оттягивал этот разговор так долго, как только мог – но времени больше не оставалось.
Они были последними, кто остался в живых. Они единственные могли приподнять завесу тайны.
Охрана пропустила его без вопросов, разве что проводила удивленным взглядом. Нет, он не собирался мстить прямо здесь и сейчас. Не испытывал ни малейшего желания. Не видел никакого смысла.
Шаги отражались от стен
