Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ) - Смолин Павел

— Это он у нас что ли секретный консультант по экологическому террору? — выпучив глаза, указал на меня дед Паша.

— Он, — подтвердил дед. — Недооцениваешь ты Сергея, Паша, а зря — мы только из одних докладов от его «музыкантов» узнали больше, чем все Первое главное управление вместе взятое за то же время наработало. И заметь — без рисков, без сложных спецопераций, без нелегалов: просто буржуи на светских раутах трепаться любят. Так что да — когда Сережка говорит, что его голова — самый ценный актив СССР, это он не выпендривается, а озвучивает абсолютную истину.

— Приятно! — отозвался заряжающий пленку в проектор я.

— Давай кино посмотрим, — сделал деду Паше приглашающий жест Андропов.

Уселись, на экране появился уже знакомый по прошлым «новостям» пирс города Чикаго.

— Ты английскому обучен? — обратился Генсек к деду Паше.

— Обучен, — подтвердил тот.

— Тогда переводить нам не надо, — с видимым удовольствием на роже завуалированно похвалился прогрессом Андропов, подмигнув мне уцелевшим глазом.

Молодец какой, не забывает инглиш подтягивать.

— Зрители нашего телеканала могут помнить, что мы неоднократно освещали проблему постигшего акваторию Великих озер экологического бедствия, — затараторил репортер.

На экране появились заколоченные витрины офисов рыболовных фирм.

— Самая обыкновенная рыба — толстолобик — практически уничтожила поголовье ценных рыб, которыми славились местные воды, что привел к банкротству более восьмидесяти процентов рыбаков. Бедствие постигло не только озера Мичиган, но и Гурон, Верхнее и Эри. Теперь под угрозой находится великая река Миссисипи и река Святого Лаврентия. У наших канадских соседей дела обстоят лучше — они быстрее администрации президента Никсона среагировали на тревожные сообщения рыбаков, установив в акватории реки Святого Лаврентия специальные заграждения, способные отпугивать толстолобика. С огромной горечью мы вынуждены констатировать — богатейшие Великие Озера, много десятилетий радующие американцев ценнейшими породами рыбы, погибли навсегда. Но что это по сравнению с бессмысленной войной на другом конце планеты, не так ли, мистер Никсон?

Репортаж закончился, и я пошел доставать пленку.

— Полтонны мальков и два десятка латиноамериканцев, Паша, — обозначил Судоплатову расценки на операцию дед. — Меньше пяти тысяч долларов — и вот такой эффект. Прибрежные города пустеют — Чикаго-то ладно, там производства есть, а вот рыбацкие — Бентон-Харбор, Саут-Хейвен и ряд других натурально загибаются. Цены на рыбу подскочили в разы, дошло до погромов и разгона обнищавших рыбаков силами национальной гвардии — по «Времени» на днях большой репортаж об этом покажут. А кто придумал? Пацан тринадцатилетний, в первую нашу встречу мне еще идейку подкинул.

— Аэростаты тоже он? — дошло до деда Паши.

— Тоже, — подтвердил дед родной.

— Может его все-таки с применением спецсредств допросить? — грустно предложил Судоплатов.

— Смысла нет, — покачал головой Андропов. — Он же наш, — приобнял усевшегося меня за плечи, широко улыбнулся. — Советский!

Глава 28

Следующая пленка началась со зловещей просьбы убрать от экранов беременных женщин и детей. Появилась нарезка кадров с поливаемыми дождем разрушенными коровниками, вытоптанными полями, перевернутыми тракторами и фермерскими домиками с заколоченными окнами. Оператор не гнушался брать крупные планы разорванных в клочья коров, свиней и прочей живности.

— Фермеры штатов Айова, Миннесота, Иллинойс, Небраска и Канзас не могли себе такого представить даже в самых жутких кошмарах — более трехсот миллионов прилегающих к лесам, принадлежащих фермерам акров сельскохозяйственных угодий подверглись полному опустошению вследствие продолжающихся много месяцев подряд набегов нового вида дикого кабана. Экономический урон исчисляется десятками миллионов долларов.

Показали похожее на морг помещение — на кушетке огромная туша мертвого «гибридыша», рядом — одетый в белый халат лысый очкастый ученый.

— Эта особь — единственная, которую нам удалось получить. Кабаны на удивление живучи — жесткая шкура и толстый жировой слой защищают жизненно важные органы животного об оружия малого калибра и дробовиков. Лучшей стратегией при встрече с ними будет бегство и вызов национальной гвардии.

— Спалились таки Гибридыши, — вздохнул я, когда видео закончилось.

— Не переживай, — успокоил меня Андропов. — Нужный эффект достигнут и это еще не конец — даже представить страшно, сколько их там наплодиться успело. Мы еще масштабировали — пару тысяч особей перебросили в остальные сельскохозяйственные штаты. Биржевая паника в сельскохозяйственном секторе началась — наши нелегалы неплохо наварили. В закрытом НИИ еще ящур дорабатывают — поголовье крупного рогатого скота сокращать. Пара лет, и сельское хозяйство стратегического противника получит такой удар, от которого придется оправляться десятилетиями.

— Жалко людей, но сами виноваты — надо было капиталистов свергать, уже бы яблони на Марсе растили, если бы планета в Красный цвет в начале века окрасилась, — буркнул я, привычно переложив ответственность. — Можно мне магазин в Монте-Карло купить, маме под дом моды? — заткнул зашевелившуюся совесть переводом темы. — Миллион-полтора уйдет, там офигеть какая земля дорогая, а окраины нам не нужны.

— Платья Наташа хорошие шьет, — с улыбкой кивнул дед Юра. — Пиши заявку, одобрим.

— Страшный ты человек, Сережка, — совершенно новым взглядом посмотрел на меня Судоплатов.

— Это только для врагов, — улыбнулся я. — Когда мне ручных негров дадут? — напомнил деду о простаивающем направлении.

— Поставь-ка, — он достал из папки последнюю пленку.

Я поставил. На экране — каноничная кирпичная «ушатанная» Нью-Йоркская многоэтажка с частично заколоченными фанеркой и затянутыми пленками окнами. Снимается, судя по всему, с третьего этажа дома напротив. На крылечке — пара огромных колонок, диджейский пульт с микрофоном, за которым одетый в ямайские яркие шмотки тощий дредастый негр в очках-авиаторах крутил пластинки, добавляя в фанк-биток лихие скретчи и сопровождая это примитивным речитативом. Улица перед домом заполнена качающими бошками и приплясывающими неграми.

— Он называет себя «Фанки Флэш», — на фоне приглушенной музыки появился голос репортера. — Новая звезда уличных дискотек Бронкса. Каждый день на его выступления приходит все больше людей.

Монтажная склейка — убитая в хлам комната с затянутым пленкой окном, на полу — матрас в окружении пивных бутылок. У стены напротив, рядом с аквариумом, в котором плавают рыбки — проигрыватель. А над ним — моя мелкая фотка, где я весь такой задумчивый стою на крыше девятиэтажки, поставив ногу на парапет и глядя на Сокольники.

— Фанат? — заржал я.

— Смотри дальше! — гоготнул дед.

В кадре появился сам Фанки Флеш, он подошел к фотке и с широченной улыбкой ткнул в нее пальцем:

— Этот русский пацан — долбаный гений! Я занимаюсь музыкой сколько себя помню, но, мать твою, мне и в голову не приходило использовать такой звук! Если бы я не знал, кто он, я бы считал его нигером! Ты только послушай, мужик!

Он достал из встроенной в проигрыватель тумбочки мою «экспериментальную» пластинку и отработанным движением поставил иглу на начало рэп-сегмента.

— Ты слышишь это, нигер⁈ — тряся башкой, спросил он камеру. — Это — самая черная музыка из всей, которую я слышал! Твою мать, эти песни изменили мою жизнь, открыв новый путь! Клянусь, когда я заработаю достаточно денег, я поеду в Россию и разыщу этого пацана, чтобы выразить свое уважение.

Пленка закончилась.

— На прошлой неделе он заключил очень выгодный контракт с лейблом, — добавил инфы дед. — Который плотно взялся за его раскрутку.

— И поэтому скоро ему придется умереть вместе с другими черными братьями, — закончил я.

— Очень хорошая «вишенка» для нашего плана, — кивнул дед. — Не жалей — по крайней мере он умрет счастливым.