Крюк заграбастал с тарелки кусок батона, поднёс его к лицу – понюхал.
- А почему не принёс сырный? – спросил он.
- Сырный хлеб лучше есть перед свиданием с дамой, господин Музил, - сказал я. – Тогда он будет уместен. Не рекомендую употреблять его перед деловой встречей – испортит настрой, уведёт мысли в сторону от работы. И… создаст ещё некоторые неудобства, которые при встрече с дамой неудобствами не покажутся. А вот медовый хлеб – напротив: поможет сосредоточиться на деле, взбодрит, повысит внимательность.
Бандит хмыкнул. Хитро прищурился.
- Даже так? – сказал он.
С затаённой опаской посмотрел на порезанный тонкими ломтиками хлеб. Словно усомнился в его съедобности. Мне пока не доводилось видеть, чтобы в этом мире кто-либо нарезал хлеб, как я – здесь его едва ли не рубили на здоровенные куски. Но я никак не мог избавиться от старой привычки: нарезал караваи, как для тостера. Крюк кивнул, соглашаясь либо с моими словами, либо со своими неведомыми мне предположениями.
- Не знал о таких тонкостях, пекарь. Учту. Правду, значит, говорят, что ты учёный. Хоть и молодой. Да. Нужно было взять медового побольше: дел сегодня будет много – бодрость и внимательность мне не помешают. А потом и сырный пригодится. Для свиданок с бабами, говоришь, он хорош? Бывает же такое. Хм. Угадал я с покупкой. Хотя пока прекрасно справляюсь и без него.
Он решительно затолкал кусок хлеба в рот – целый кусок.
Замер, прислушиваясь к ощущениям.
Запил хлеб чаем, снова уставился на меня.
- Ты правильно понял, пекарь, - заявил Рел Музил. – Я к тебе сейчас не просто чаи гонять пришёл. Чай у меня и дома есть – там его заваривают ничуть не хуже, чем это делаешь ты. Да и хлеб твой я прикупил – так, по ходу. Хотя всё равно отправил бы за ним. Да. Я пришёл, чтобы кое-что перетереть с тобой, пекарь. С глазу на глаз. Так что у меня действительно есть к тебе разговор. Да. Можно сказать: деловой.
«Какие это у него к тебе дела? – проскрипел в моей голове голос старого пекаря. – Не нужно нам его дел! Нам и своих дел хватает. Не слушай этого душегуба, парень! Он и в детстве умел складно врать. Даже когда я поймал его на горячем – пел такое, что заслушаешься. Знаю я эти его россказни. Не связывай с этим бандюгой, етить его! Что бы он тебе ни предложил – отказывайся!»
Призрак нервно прохаживался за спиной бандитского атамана. Моё воображение вынудило его скрестить на груди руки и угрюмо склонить голову. Мне всё не удавалось понять: на облик привидения больше влияет его настроение или моя фантазия? Я едва заставлял себя не вертеть головой, следя взглядом за яркой фигурой призрака. Надеялся, голубоватое свечение привидения не отражалось в моих глазах.
Я вцепился взглядом в переносицу Рела Музила, избегая двигать глазами вслед за передвижением мастера Потуса. Похоже, бандитский атаман не ожидал от меня такого пристального внимания. Или переход от показной вежливости к столь же напускной серьёзности в моём исполнении оказался слишком резким. Потому что весёлость исчезла с лица бандита, а правая щека атамана нервно дёрнулась.
- Я вас внимательно слушаю, господин Музил, - сказал я.
Крюк шумно вздохнул, поковырял ногтем в зубах.
Не спускал с меня глаз.
- Не буду ходить вокруг, да около, - сказал он. – Да. Сразу напомню тебе, пекарь, что ты сейчас живёшь на моей земле. Я тебя сюда не звал. Да. Но и не прогоняю. Во всяком случае, пока. В твои дела я не лезу: своих хватает. Но! Зачем бы ты сюда ни явился, кулинар, знай: тут я отвечаю за порядок. Я! Пока твоя пекарня исправно платит – она спокойно работает. Таковы правила. Но твоя шкура – это твоя забота. Не моя. Сечёшь?
Бандитский атаман чуть склонил на бок голову. Продолжал щуриться, будто целился в меня из невидимого оружия. Показалось, что он пытался не то запугать меня, не то показать мне свой серьёзный настрой. Его глаза блестели, точно льдинки и казались столь же холодными. А лысина блестела, подобно смазанному маслом колобку из сырого теста.
- Секу, - сказал я.
Кивнул.
- Поправьте, если я неверно понял вас, господин Музил. Та плата, что вы от меня получаете, она за охрану пекарни, а не моей жизни. Верно? Ваша… организация обязуется следить за сохранностью моего предприятия, а не моей черепушки. Потому что для вас нет особой разницы, кто хозяин этой пекарни – деньги вам приносит именно она, а не её конкретный владелец. Так?
Бандит снова хмыкнул.
Показа на меня пальцем.
- Именно так, пекарь. На тех, кто заправляет в торговых точках на моих улицах мне наплевать. Кто именно будет там вкалывать – мне без разницы. Лишь бы лавки, мастерские и трактиры продолжали работать, и моя банда получала от них свою долю выручки. Так что если у какой-то там пекарни меняется владелец – меня это обычно совершенно не заботит. И уж тем более не интересует, куда подевался прежний. Сечёшь, к чему я веду?
«Угрожает, етить его!»
Я покачал головой.
- Пока не понимаю, господин Музил.
«Неужто хочет брать с тебя больше денег?! – предположил мастер Потус. – Крохобор! Чтоб у него глаза повылазили от жадности, етить его! Не соглашайся! Отродясь бандиты у нас больше десятой части не брали! Это уже настоящий грабёж получается! Совсем стервец совесть потерял! Взять бы сейчас верёвицу попрочнее. Да отстегать этого наглеца по жопе, как и тогда – я в миг бы сделал его скромнее!»
Крюк заёрзал на лавке – та издала звук, похожий на плач ребёнка.
- Ты вляпался в плохую историю, пекарь, - заявил Рел Музил. – Понимаешь, о чём я? Я говорю о твоей ссоре с Мамашей Норой. То, что начиналось, как хорошая шутка, над которой потешался весь город, теперь стало серьёзным делом. Очень серьёзным: сейчас оно у многих вызывает не только улыбку. Небось, ты уже слышал, что Белецкая пообещала за твою голову неплохие по местным меркам деньги?
Я снова кивнул.
- Тот болтливый придурок, что заглянул к тебе сегодня ночью, оказался самым шустрым. Не знаю, что ты с ним сделал, но можешь его больше не опасаться. У Сверчка внезапно настолько развязался язык, что он успел доболтаться. Ему ещё повезло, что мы с ним говорили наедине – идиот остался жив. Но… у меня рука тяжелая – на ноги он встанет нескоро, если вообще сможет на них стоять. Да.
Крюк посмотрел на свой кулак, точно вспоминал, как припечатал им своего подчинённого. Моё воображение живо нарисовало картину того, как Сверчок обрушил на своего атамана шквал из слов и эмоций. Если он говорил своему предводителю примерно то же, что ночью мне – вполне естественно, что Музилу его речи не понравились. Краснолицему бандиту ещё повезло, что остался жив.
«Вы не просили развеять «влинскую радость», юноша, - ответил на мой немой вопрос профессор Рогов. – Я влил в заклинание заряд на десять-двенадцать часов – стандартную норму. Ваше тело не испытывает проблем с энергией – мне не приходится её экономить».
«А ты, старик, хотел, чтобы я его убил, - сказал я. – Забавно же получилось!»
- Но только Сверчок в нашем городе не единственный, кого заинтересовало предложение Мамаши Норы, - сказал бандитский атаман. – Это я тебе точно говорю, пекарь. Да. Признаюсь: я тоже над ним малёха раздумывал. А что? Сам понимаешь: золотишко лишним не бывает. А шею кому свернуть – это я хорошо умею, это моя работа. Ты печёшь хлеб – я зарабатываю деньжата… по-другому. Понимаешь меня, пекарь?
«Вот гадёныш, етить его!»
Призрак обошёл стол – заглянул бандиту в лицо.
- Начинаю понимать, - сказал я. – Вы решили, что убивать меня не станете. Но и не будете мешать другим пытаться заработать два золотых. Не могу не согласиться с вашим решением, господин Музил. Мне оно нравится. Всячески его поддерживаю. Я бы поступил точно так же. Ещё чаю?
- Давай.
Я взял кувшин, плеснул в чашку бандитского атамана всё ещё паривший напиток. Крюк поблагодарил меня: кивнул. Снова зачавкал хлебом, уже без опаски. Пока его челюсти двигались, уши бандита прижимались к голове. Стоило бандиту перестать жевать, как они возвращались в прежнее положение. Я не без интереса наблюдал за этим невиданным раньше действом.
