В ответ Лидия Андреевна сопела в трубку и тревожно молчала.
— Что это за болезнь такая? — интонации Зуевой опять утратили теплую человеческую тональность, — Что ты там подхватил, Корнеев?! Говори!
— Что подхватил, Лида, то и подхватил! — окрысился я в ответ на обидные подозрения, — Выйду на службу, тогда и дам тебе посмотреть больничный! И еще, если ты о том, о чем я сейчас подумал, то можешь успокоиться, болезнь моя, хоть и заразная, но вполне приличная! Не стоит людей судить по себе, товарищ Зуева! — не удержался я напоследок и быстро повесил трубку на рычаг антивандального корпуса.
Теперь только Вера и недельное отдохновение!
Расплатившись с таксистом, я вошел в нужный подъезд. Номер квартиры Вера мне называла, но сейчас я уже его не помнил. Зато помнил окна и балкон, которые она мне показывала, когда я ее провожал. Поднявшись на четвертый этаж и оборотившись направо, я нажал кнопку дверного звонка.
Москвичи
— Что значит пропал? Ты соображаешь, что ты сейчас сказал?! — с ледяной ненавистью вонзился взглядом в подполковника Саушина Аркадий Семенович. — Ты кто? Ты старший опер по ОВД или ты постовой с перекрестка?
Полковник Мелентьев не кричал. Напротив, он говорил тихо. Очень тихо. Но легче Саушину от этого не было. После таких вот негромких выволочек, которые Аркадий Семенович иногда устраивал своим проштрафившимся подчиненным, последние чаще всего из столичного министерства уезжали служить на периферию. А те, которые уезжать не хотели, уходили из системы по отрицательным основаниям. Без всякой льготной выслуги лет и ранней пенсии за нее.
Саушин терять свою выслугу не хотел. И уезжать из Москвы, в которую он с таким трудом пробился, он не хотел тоже. Особенно сейчас, когда он в ней уже освоился и начал неплохо понимать министерскую службу. Именно это понимание не позволяло подполковнику смириться с мыслью о возвращении в родную Пензу. Еще два или три года и он получит квартиру в Москве. И пусть это будет хоть Новокосино, хоть Северное Еб#ново, лишь бы только в Москве! Главное, зацепиться и закрепиться, а там он найдет возможность поменяться ближе к центру. Алкашей и прочих асоциальных элементов, проживающих в центре столицы, пока еще хватает. Но самое важное, это то, что он теперь в команде Аркадия Семеновича Мелентьева! А это по закулисным министерским табелям дорогого стоит!
— Мы плотно приглядывали за ним, товарищ полковник! И наружники его пасли! — стараясь не очень виновато оправдываться, объяснялся Саушин. — Вы же сами, Аркадий Семенович, предупреждали, чтобы никто не светился и, чтобы Корнеев контроль не обнаружил!
— Так ты, подполковник, хочешь сказать, что это я виноват в том, что вы этого щенка упустили?! — к ледяной ненависти Мелентьева добавились презрительные нотки, а его скулы побелели.
Подполковник Саушин почувствовал, как его рубашка намокла и спине стало холодно и неприятно. Таким своего руководителя он еще не видел. Показное спокойствие Мелентьева его в заблуждение не ввело. Оно лишь оповещало, что степень бешенства полковника поднялась слишком высоко. Настолько высоко, что Саушину стало по-настоящему страшно.
— Никак нет, товарищ полковник! — со всей уверенностью, которую он только сумел изобразить, ответил подпол, — Наша вина! Но мы работаем! Все связи Корнеева известны и адреса, по которым он может появиться, мы тоже установили. Теперь бы наружников дополнительно запросить, товарищ полковник! — Саушин аккуратно переводил внимание разъяренного шефа в рабочую плоскость. — Да и не май-месяц сейчас на дворе! Ближе к ночи в каком-то адресе, но он объявится!
— Оформляй задание! — повелся на уловку Мелентьев, — И не стесняйся ты! Сколько надо, столько наружников и дадут! И пусть «длинным хвостом» по нему работают! Хватит уже проколов!
— Есть, товарищ полковник! — вытянулся Саушин, — Разрешите идти?
— Погоди! — Аркадий Семенович немного успокоился и его холёное лицо опять приняло привычное выражение довольного жизнью барина. — Тебе известно, что наш юноша свою начальницу, эту, как её, Зуеву, кажется, пользует?
— Никак нет, товарищ полковник, такой информации я не имею! — съежился под недобро-насмешливым взглядом Мелентьева Саушин.
— Теперь имеешь! — жестко припечатал полковник, — Выражаю тебе, Алексей Викторович, своё неудовольствие! Это ты мне должен добывать информацию, а не наоборот. Иди, работай и постарайся меня больше так не расстраивать!
Земфира неверна…
Раскрывшаяся дверь меня сильно и неприятно удивила. Прежде всего, так это стоявшим на пороге живописцем ТТУ Эдуардом Сарайкиным. Художник был в женском переднике, а рукава его рубашки были закатаны до локтей. В душе что-то расстроенно заверещало. Похоже, что лежбище, на которое я так рассчитывал, занято вот этим вот ушлёпком.
— Здравствуйте! — подпустив петуха в голос, настороженно поздоровался со мной профессиональный прелюбодей и изменщик Эдик.
— Ты, Сарайкин, чего здесь, сука, делаешь?! — оставив приветствие оформителя без ответа, поинтересовался я.
— Ну.., так эта, ну живу я как-бы здесь, — сдувшийся Эдуард уже не пытался демонстрировать мне свою уверенность и твердость жизненной позиции.
— А какого хера ты здесь как-бы живешь? Вера где? — не стал я рассусоливать.
— Так дома она! — обрадовался любвеобильный маляр, сообразив, что внимание неприветливого визитёра можно отвести от себя в сторону, — Вера-а! — заблажил он вовнутрь квартиры.
Совсем скоро из-за неширокой спины живописца показалась Верочка. Обойдя худосочную дылду с козлиной бородкой, моя несбывшаяся надежда на постой улыбнулась.
— Здравствуйте, Сергей! — поздоровалась она и слегка повернув голову, бросила назад — Ты иди пока, я не долго!
Я невольно опустил взгляд на ее выпирающий живот и окончательно распрощался с иллюзиями. Мне даже показалось, что этот верочкин живот по своей форме точно такой же, как и тогда у Галины Суторминой, когда я ездил к той в Октябрьск. А с другой стороны, все логично, вон он, сука, производитель этих животов, в фартуке по квартире гуляет! По той самой квартире, в которой я со всем своим душевным спокойствием должен был бы эту неделю перекантоваться.
— Здравствуй, Вера! — улыбнулся я, — Помнишь, ты меня приглашала в гости?
— Помню, как не помнить! — тоже с улыбкой и не скрывая грусти, ответила мне она, — Помню, как приглашала и как ты пообещал, что придешь! Только очень уж долго ты шел, Сергей! — Вера прислонилась плечом к косяку.
— Зайдешь? Чаем угощу! — разглядывая меня, Вера улыбнулась своей прежней улыбкой, — Эдик там пирожков напёк. Он у меня мастер пирожки печь.
— Нет, не хочу я пирожков, Вера! Пойду я пожалуй. А ты счастлива будь!
Развернувшись, я пошел по лестнице вниз.
Может, правда, взять вот прямо сейчас, да и рвануть в Москву? Севастьянов примет и на службу при себе определит. Он еще тогда, когда мы громили сомкнувшуюся с мясокомбинатовским жульем номенклатуру, к себе работать приглашал. Но смерть Сони и сломленные этой смертью Лишневские не позволили мне уехать. Да и не хочется мне в эту Москву. Был я уже в ней и мне там не шибко понравилось. За несколько лет пребывания в ней, стойкая ассоциация огромного столичного города с Казанским вокзалом так и не пропала.
Нет, если и решусь на переезд, то никак не теперь. Мне еще эвакуацию Лишневских провернуть надо. Да так провернуть, чтобы самому под расстрельную статью не попасть. Следовательно, прямо вот сейчас мне надо искать берлогу. Экстренно снимать жилье, это в данный момент не для меня. Все маклеры, как и сдатчики квартир, комнат и койко-мест, все они через одного, а то и каждый, шпилят на участковых и оперов. Значит, это не мой путь.
В голове остался только один вариант. Призрачный, авантюрный, но вариант. Следовательно, мне надо поторопиться, поскольку предстоит проехать полгорода, а рабочий день уже заканчивается. Прибавив шагу, я направился в сторону оживленных улиц.
Такси я ловил недолго, а вот пиковое время нервы мне помотало. Когда расплатившись, я вышел из машины, настроения у меня еще поубавилось. Почти все окна четырех этажей казенного присутствия не светились. И отработавший люд уже схлынул. Уповая на судьбу-злодейку, я начал высчитывать горящие окна второго этажа. И это у меня никак не получалось. Плюнув на арифметику, я пошел ближе к центральному входу. Уж, если мне повезет, то нужный мне человек незамеченным пройти мимо не сможет.
