– Ох, и пиво же тут нынче! Нектар.
– Бросай кружку – идем, – неожиданно встрепенувшись, словно старый сторожевой пес, дядюшка Гюнтер торопливо вскочил на ноги. – Вон он!
– Угу, сейчас… Расплачусь только.
Давясь, Михаэль в два глотка допил пиво, кинул подбежавшему служке мелочь и, припустив со всех ног, бросился догонять напарника, шедшего за высоким парнем с длинными тёмно-русыми волосами. Русский! Он!
– Ну, вот. А ты говорил – упустим.
Русский был одет не особенно богато, но вполне изысканно и со вкусом, как и положено добропорядочному молодому бюргеру средней руки: желтые скрипучие башмаки свиной кожи, темные штаны-чулки, называемые модниками на французский манер – шоссы, – короткий камзол синего бархата, шитый бисером по воротнику, легкий светло-голубой летний плащ из бумазеи и такого же цвета шапочка с небольшим белым пером. Обычный молодой человек, не из «золотой молодежи», но не бедный и за собой следящий.
– Все понять не могу, – болтал по пути Михаэль. – Вот этот русский – такой молодой и уже… уже с поручениями!
– Мы с тобой тоже – с поручениями, – дядюшка Гюнтер ухмыльнулся и прибавил шагу.
– А я вот так думаю, – не отставал говорливый напарник. – Если мы все про него знаем, так почему бы не схватить, да не пытать?
– Э, дурная твоя голова! Схватить! Это уж только в самом крайнем случае.
– Да почему ж?!
– Да потому что этого мы уже знаем, – терпеливо пояснил дядюшка Гюнтер. – Он, кстати, тоже знает, что мы знаем, потому как не дурак – дураков на такие дела не ставят. Слышал песенку? Если ставишь ты на дело девять дураков, будешь ты десятым смело – ты и сам таков. Так что не дурак, нет… И нас с тобой наверняка уже в лицо знает – мы ведь давненько за ним приглядываем.
– И какой же тогда толк?
– А толк в том, что всякий человек слаб, и рано или поздно какую-нибудь ошибку все равно сделает – и тут уж мы с тобой, Михаэль, должны быть начеку. А уж ежели что упустим…
– Так я же и говорю – схватить!
Гюнтер помотал головой:
– Вот дурень! Говорю ему, говорю… Да! Еще одно – там, в Новгороде, на немецком дворе тоже наши люди имеются – о которых кому надо знают. И, ежели мы тут кого прижмем, они – там, наших. Все почестному и вполне справедливо, а потому, как говорит наш ратман герр Енеке, делай свое дело спокойно и службой – гордись! На тайной страже весь порядок и держится.
– Да я бы гордился, – не спуская глаз с русского, Михаэль шмыгнул носом. – Жалованье бы только побольше, а то что это – сорок гульденов в год!
– Не всякий ганзейский приказчик столько имеет! – строго прикрикнул напарник. – А что бы больше вышло – так послужи с мое.
С минуту оба агента шагали молча, потом остановились за углом, дожидаясь, пока преследуемый посетит книжную лавку. Хозяин лавки был давно прикормлен, так что на этот счет соглядатаи особо не волновались: ежели что, будет на кого списать промах – на лавочника!
Старый агент Гюнтер довольно щурил глаза от солнца, а его молодой напарник искоса посматривал на женщин – молодых привлекательных дам и сопровождающих их (не менее привлекательных) служанок с большими плетеными корзинами – видать, на рынок отправились. Тоже не такое простое дело, недаром в той же книжной лавке специальное наставление продается – как, когда и где что правильно купить.
– Эх, хорошо, – протянул Гюнтер. – А ты, Михаэль, послужи, послужи…
– А правда, дядюшка, что скоро стажевые отменят?
Старый агент едва не закашлялся:
– Что-о?! Это где же ты такую ересь слышал?
– Да так… болтали…
– А ты и уши развесил, дурак! – сердито засопел дядюшка Гюнтер. – Кто же тогда работать-то будет? Такие молодые ослы, как ты? А учить-то вас кому? Так что не-ет, шалишь, на стажевые никто покушаться не будет… разве уж только полные дурни, задумавшие все дело развалить – вражины! О! Смотри, смотри – выходит. Пойдем и мы.
Соглядатаи вновь поплелись за своим объектом, который, справедливости ради сказать, вел себя довольно прилично: парики не надевал, бород не клеил, в женское платье не переодевался, даже не пытался ускользнуть узенькими проулками. Одно удовольствие за таким ходить было!
– Прежний-то похуже этого был, – на ходу учил молодого дядюшка Гюнтер. – Как только ни чудил – и бегал, и скрывался, бывало, как-то раз даже нанял какое-то отребье с дубинами… ну, мы сразу же стражу вызвали… Бедные те были дубинщики! А потом и сами… без начальства – послали людишек, да те и задели нашего черта на узенькой улочке, переломали ребра. А ты не бегай! Не своеволь!
– Может, и этому стоит переломать?
– Не, этот себя прилично ведет. И ходит почти всегда по одним и тем же местам. Вот сейчас куда идет?
– Гуляет просто… Ай, нет – в контору ганзейскую… Слушай, дядюшка! А что же он новгородское подворье для своих дел не использует?
Гюнтер расхохотался:
– Там же полным-полно наших людей! Каждое слово ратманам известно будет… не-ет, этот русский далеко не дурак. Вот, сейчас зайдет в контору, поговорит, поболтает с моряками… а нам бы то неплохо послушать, у приказчиков-то и своих дел полно, чтоб они еще к болтовне разной прислушивались. Могут и не дослышать, не сообщить.
– Это – да-а!
– У каждого свое дело, – старый агент задумался и хлопнул напарника по плечу. – Слушай, Михаэль, давай-ка обгони да прибеги в контору первым. Ежели там ставни да окна закрыты – так сделай так, что распахнули, усек?
– Усек. Дело нехитрое.
Молодой соглядатай быстро пошел вперед да, обогнав неторопливо прогуливающегося по набережной русского, скрылся за углом – там был прямой путь к ганзейской конторе… ставни которой к моменту прихода русского оказались распахнутыми. Вот под окошком-то и устроился многоопытный дядюшка Гюнтер, внимательно прислушиваясь к каждому доносящемуся слову.
У другого окна слушал его молодой коллега.
Русский пробыл в конторе недолго, вышел еще до полудня и все так же, не торопясь, направился в гавань.
– Интересовался судами, отправляющимися в Нарву, – поспешно доложил Михаэль.
Гюнтер задумчиво кивнул:
– Я тоже слышал. Что ж, пошли в порт.
Из всех отходящих в Нарву – и далее – в Новгород, кораблей, русского интересовали исключительно двух- и трехмачтовые суда, большие и надежные, каковых, если отбросить традиционно одномачтовые когги, оказалось четыре – трехмачтовая каракка «Святая Инесса», два нефа – «Золотая Дева» и «Бургундия», плюс новомодный двухмачтовый когг «Сигизмунд», недавно сошедший с гамбургской верфи.
По словам матросов, «приятный молодой человек» расспрашивал именно о надежности и мореходности судов, а также об их охране, никаких особых поручений не выказывая – кому-либо что-либо в Новгороде передать вовсе не просил.
– Зачем тогда приходил? – недоумевал Михаэль.
– А, помнишь, в прошлый раз мы на «Бургундии» грамотку перехватили?
– Да-а, – молодой агент довольно прикрыл глаза и чуть было не споткнулся. – Обещанную награду нам, кстати, так и не выплатили! А сколько уже времени прошло? Безобразие!
– Согласен, – отрывисто кивнул дядюшка Гюнтер. – В удобный момент напомню об этом герру Енеке.
– Х-хе! Давно пора напомнить, давно.
Войдя на постоялый двор, молодой человек в светло-голубом плаще с улыбкой кивнул хозяйке:
– Доброго здравия, любезнейшая госпожа Магдалена.
– И вас храни Господь, герр Теодор. Не жарковато в плащике-то?
– Да нет, знаете ли, ветрено нынче.
– Вам обед, как всегда, в апартаменты подать?
– Да уж, сделайте такую милость, любезнейшая госпожа.
Герр Теодор еще раз улыбнулся хозяйке – пышнотелой, лет тридцати пяти, даме с выбивавшимися из-под апельсинового цвета чепца медно-рыжими кудряшками – и, провожаемый загадочно-томным взглядом (хозяйка явно благоволила своему молодому постояльцу), поднялся на второй этаж, где снимал небольшую – зато с отдельным входом – комнату, пышно именуемую «апартаментами» и соответствующим образом стоившую. Что ж, за удобства нужно было платить – а деньги, слава богу, имелись.
