проворчала я, — Галя да Галя.
— Тогда — Гуля. А то все по именам и одна я — бабуся! Не хочу!
— Не «Гульчачак Нугмановна»? — уточнил Вова.
— Нет, Вовочка, просто «Гуля».
— Тогда и вы, дорогая тёща, меня на людях зовите не «Вовочка», а «господин барон». А то, понимаете ли, роняете мой авторитет в глазах общественности.
Наша молодая бабушка посопела.
— Ладно, договорились!
Надо было видеть, как торжественно они пожали друг другу руки! Договор о дружбе и сотрудничестве на высшем уровне, блин. Любая встреча в верхах отдыхает.
Васю я тоже в фургон забирать не стала. Ну как? Все обживают новую прикольную палатку, сейчас будут ставить интересные раскладные кровати, всем уже раздали спальники с леопардами и снежными барсами — и вдруг сказать, что всё веселье пройдёт мимо неё? Все дети — с народом, а она — нет? Несправедливо будет. Так что — пусть.
— Ну что, милый: в фургон заселяемся или как?
Вова, прищурившись, оглядел царящий вокруг нас бедлам. Туристические палатки сворачивались. Кто-то собирал вещи. Кто-то куда-то бежал. Было шумно и почему-то весело.
— А ты бы сама как хотела?
— Честно — в фургоне. Там нормальный стол, шкафы, и топчан… — очень хотелось захихикать, — очень крепкий…
— Вот ты какая, а!..
— Ну что?.. Хоть закрыться нормально можно. Ломиться же будут к нам без конца!
— А палатку под что определим? Или пусть сложенная лежит?
— Да можно и поставить. Типа дежурной совещательной комнаты. Туда правда сильно много народу не войдёт.
— Человек двадцать-тридцать спокойно войдёт, — Вова что-то прикидывал, — Посмотрим. Потом поставим лавки, а может и столы.
Макс, кстати, тоже сильно выступил. Хотел с семьёй прописаться в малосемейку — типа как все. Но Вова сразу сказал, чтоб он не трахал людям мозги и нормально заселялся в фургон. Ну правда, с двумя малышами — куда в палатку-то? Ладно бы ситуация безвыходная была! Артист, в общем…
Дальше я убедилась, что написанное в сопроводительных бумажках относительно таскания большой палатки двумя мужиками — чистая правда. Феерическое было зрелище, когда люди с палатками по команде барона начали перемещаться так и сяк. Танец маленьких домиков! Мы пытались придумать, как будет удобнее расположить палатки, чтобы рядом, и не сильно кучно, и удобно… Каждый высказал мильён соображений, разве что Акташ молчал, и ему сразу всё нравилось. Строились мы влево от кухни (если глядеть на план острога) — или на запад, если так понятнее.
В конце концов получилась пятиметровой ширины улица, входами к которой с южной стороны выстроились: наш фургон, совещательная палатка, три больших палатки и меньший фургон Максима. Это если справа налево смотреть.
С северной стороны ровным рядком через двухметровые промежутки стояли малосемейки. Сразу стало похоже на военно-полевой лагерь и довольно симпатично.
А дальше «Он сказал: «Поехали!» — и махнул рукой»*.
*Древняя, можно сказать, песня про Гагарина.
Про того, который космонавт.
В смысле — Вова велел парням выгружать кровати и расставлять в палатки. А девок послал распределить спальники. И всем заселяться.
Я смотрела, с какой детской радостью мой клан растаскивает обновки, и чувствовала себя еврейской матерью. Еврейскую маму всегда радует, когда дети тепло одеваются и хорошо кушают. Кстати, а не пора ли покушать? Со стороны кухни давно уже расползались такие ароматы, что я начинала непроизвольно глотать слюни.
ЕЩЁ ПОДАРКИ
На завтрак были сырники со сметаной. Боже мой, какая вкуснятина! Валя готовит всё лучше. Как бы исхитриться и сделать так, чтобы она всё время готовила? Хотя, вроде бы, она даже находит в этом своё удовольствие — иначе стала бы она каждый день печь пирожки на такую ораву?
После завтрака Вова дал всем час на обживание палаток; и пока народ был занят, мы наконец получили возможность продолжить разбираться с заказами и подарками в атмосфере, меньше напоминающей цирк.
Валя получила полевую кухню, и только что не обнималась с ней, периодически начиная лихорадочно читать инструкцию. Почему-то мне кажется, что тут никаких проблем не будет.
В подаренной телеге (что само по себе уже неплохо) помимо складных кроватей было восемь ящиков армейской госрезервной тушёнки, плюс ещё по четыре ящика сгущёнки, сайры в масле и шпрот (что меня несказанно порадовало — нашего любимого рыбколхоза «За Родину!»). Потом ещё были упаковки, как из армейского сухпайка: мясо с овощами, солёный шпик в баночках, паштеты, яблочное пюре, гречка с мясом, кабачковая икра. Ладно, Валя разберётся. В конце концов, нам ещё и этих, блин, невольников кормить. Всё в дело пойдёт. Так, что там дальше? Несколько коробок шоколада и конфет. Шесть кулей сахара. Мешки с гречкой, макаронами и прочей разной крупой. Спички. Розжиг для костра, много.
О, боги! Большие кастрюли для столовой! И сковородки! И формы для хлеба! Какие молодцы! И туалетная бумага, четыре коробки. Очень предусмотрительно.
Ещё коробка с перевязочными материалами, жгутами, антисептиками. Большая аптечка. Хм. Ладно.
Я было подумала, что аптечка — лишняя, но по зрелом размышлении рассудила, что вовсе нет. Ведь может так случиться, что меня не окажется рядом. А если травма? Отравление? Лихорадка? Так что — пусть будет.
Через полчаса Вову пришли звать, чтоб принял две мужеские общаги. Ну, как всегда — девки копуши, за час бы хоть управились!
Если, по моим подсчётам, в женской палатке все места должны быть заняты, то у мужиков вышло попросторнее (в каждом общежитии две-три койки пустовали), и перемешались они изрядно. Получилось нечто среднее между геологической партией и пионерским лагерем. Эльфы расселились между прочими совершенно хаотически, и это было хорошо; почему-то мне казалось неправильным выделять их пока что в отдельную диаспору. Пусть лучше так: дружба народов, один за всех и все за одного и всё такое.
У девчонок в общежитии было довольно плотно, зато на стенке у входа уже висела парочка симпатичных картинок с цветами, а вдоль центрального прохода была расстелена пёстрая вязаная дорожка. Уют, ё-моё!
В малосемейки поселились се́мьи: Стёпа с Валей, Галя с Кирей, Лёха с Дашей, три новых якутских пары и в седьмую
