но почему-то противный треск разрываемой плоти ужасно действовал на нервы.
Мешал вспоминать новую песню, за которой можно спрятаться от безумия.
Мешал напоминать себе, что время работает на него. Что король умирает. И если продержаться достаточно долго, пытка потеряет смысл.
Если.
«Но всё на свете, кажется, отдашь,
Чтоб задержать последнее мгновение,
Сказать, я ухожу без сожалений...
И самому поверить в эту блажь...»
Несмотря на то, что игра вэйци (или падук, как называли её в окраинных провинциях) считалась одной из высоких дисциплин благородных мужей, она была достаточно распространена, чтобы никого особенно не удивлял простолюдин и даже деревенщина, знакомый с её правилами и имеющий собственную доску. Чуть более необычным было то, что правилам вэйци обучена женщина, но в конце концов: чего только не случается в нынешние беспокойные времена.
А вот к тем, кто играл сам с собой, отношение было двояким. Ученый, заклинатель, монах или хотя бы умудренный жизнью старец мог играть, чтобы привести в порядок мысли; играть с собой, потому что достойного противника ему просто нет. Но юноша из простонародья, подражая им, навлек бы на себя лишь насмешки и язвительные, пренебрежительные комментарии.
И уж точно никто не проникся бы тем, как ученым и мудрецам подражает молодая, едва ли вообще грамотная деревенская девушка в фиолетовом платье дворцовой служанки.
Шаманка Панчён не интересовалась, что подумал бы кто-либо, увидев её со стороны. Не волновали её сейчас люди, не в их мир был обращен её взор.
Сегодня у шаманки был собеседник гораздо интереснее.
— Конечно, я знала, что ничего не выйдет, — легко согласилась она, — План с заклятьем Тройного Призыва никак не мог увенчаться успехом. Старика не стоило недооценивать... Сюда?
Она поставила черную фишку на указанное место. Специалист в игре вэйци, проанализировав расположение фишек, мог с удивлением обнаружить, что черные и белые играли в двух совершенно разных стилях. Стиль черных был агрессивен, решителен, экспансивен. В противовес им, белые играли осторожно, от обороны, держа все фигуры единым скопом, прикрывая уязвимые точки и лишь иногда порываясь перейти в наступление.
Глядя на эти два стиля, сложно было поверить, что играет один человек.
— Нет, я не намекаю на тебя, — покачала головой девушка, — Да и какой ты старик? Ты еще мужчина хоть куда. Тебе больше двадцати тысяч лет не дашь.
Белая фишка встала в заранее присмотренное поле, замыкая в ловушке сразу три черных.
— Просто это в человеческой природе, — продолжила Панчён, — Обретя успех, верить в свою непобедимость. Поднявшись в небо, человек рвется к Солнцу. И, чего доброго, сгорит в его лучах, если в него вовремя не ударит молния.
Поставив черную фишку, шаманка покачала головой:
— Я не собираюсь ему об этом говорить. Да и зачем? Мы оба знаем правила. И я блюду их свято, ты же знаешь.
Неслышимый ответ заставил её обиженно насупиться:
— Ну вот! Опять! Ты мне этот кувшин уже две тысячи лет припоминаешь! Будешь еще столько же? Я тебе все эти две тысячи лет говорю: это было случайно! А эликсир был просто в такой же бутыли, как сливовое вино. С людьми я всегда была бережнее. Яомо не в счет. Он мне никогда не нравился.
Зло тряхнув рыжими волосами, она почти не глядя поставила белую фишку.
— Все идет как надо. Ты меня так легко не переспоришь. И вообще...
Она оглядела поле, где как раз удачно выставленная черная фишка огородила сразу полдюжины белых. Вэйци не терпит необдуманных ходов.
— Сдается мне, что ты жульничаешь. Хочешь намеренно вывести меня из равновесия, чтобы я наделала ошибок, и ты победил?
Новая белая фишка легла в отдалении от остальных, давая начало новому обходному маневру.
— Нет, я не признаю, что ты победил, — покачала головой Панчён, — Чтобы закалиться, клинок должен пройти через огонь. Так заведено с самого начала времен. И этот... как у них говорят, попаданец тоже должен пройти через все, что ему уготовано, чтобы сыграть свою роль до конца. Я сделала на него ставку. А знаешь, что самое забавное? Не только я. И именно благодаря тому, что эту ставку сделала не только я, она и сыграет с такой эффективностью. Именно поэтому я все еще уверена, что все-таки выиграю наш спор.
Прислушавшись к чему-то неслышимому, она загадочно улыбнулась.
— Все идет по плану. Я же сказала, отец.
Служанка Мейли никогда не слыла яркой, выдающейся красавицей. Не сказать чтобы она была уродлива: тех, кто вызывал желание отвести взор, в королевском дворце не держали вовсе. Среди обычных горожанок она могла бы слыть милой и симпатичной, но для дворцовой служанки казалась блеклой, невзрачной. Со слишком плоским лицом, слишком тусклыми волосами и слишком угловатой фигурой, которую форменное фиолетовое платье скорее подчеркивало, нежели скрадывало.
Как ни странно, во многом благодаря этому она и пользовалась популярностью среди мужчин. Не лелея, как многие из дворцовых служанок, надежды обратить на себя внимания благородного господина, она охотно привечала кавалеров попроще.
Потому вся мужская часть дворцовой челяди знала её и всегда была ей рада.
— Эй, Мейли! — крикнул один из стражников у дверей, едва её завидев, — Я сегодня заканчиваю в час Крысы, встретимся после этого в саду?
— Эй, так нечестно, я тоже заканчиваю в час Крысы! — возмутился второй, моложе и порывистее.
— Учись уступать старшим, Чжан! Али тебя родители не воспитывали как подобает?
Мейли опустила взгляд в демонстративной скромности, но ни у кого не возникало сомнений, что ей очень льстит картина мужчин, ссорящихся из-за неё.
— А мне говорили, что вы сегодня допоздна на посту, — пропела она, не выделяя ни одного из мужчин.
— Не, нас сменят ребята Бина, — ответил старший, — А в час Кролика — опять мы их.
— Вот Болтуну не повезло, — подхватил Чжан, — Он до утра без смены работать будет. Бедняга.
— А чтобы не был таким болтливым! — воскликнул старший.
И оба стражника загоготали над известной обоим шуткой.
Посмеялась и Мейли, после чего сказала:
— Но все равно я беспокоилась, как вы там. Я вам кое-что принесла. Сама готовила. Вку-у-усно!
Она достала из-за пазухи сверток с рисовыми лепешками и протянула
