— Вторая холерная пандемия, — добавила Аглая.
— Вы правы, доктор, — кивнул Якименко, который почему-то ee побаивался. — Вторая крупная всемирная эпидемия, но в России первая. Ранее, конечно, холерные вспышки тоже фиксировались, но отдельными и очагами, не такие крупные. Потом холера возвращалась примерно каждые два десятка лет, еще одна запоминающаяся эпидемия вспыхнула в 1853-м, как раз началась Крымская война. Потом конец XIX века — последнее десятилетие.
— Получается, холерных захоронений у нас в Андроповске несколько? — уточнил я.
— Конечно, — подтвердил краевед. — А уж чумных средневековых сколько — вы даже не представляете. Вообще, их правильнее называть моровыми — люди же не только от чумы умирали, еще и от оспы, например. Еще у нас после революции свирепствовал тиф[1], по некоторым данным, «испанка»[2]. Также в конце 1910-х в РСФСР всерьез опасались возвращения холеры, создали специальную ГубЧК по борьбе c этим недугом[3]. Даже Тверь, судя по газетным заметкам того времени, готовили к «чистке». Это, если что, в санитарном смысле… Выгребные ямы в порядок привести, к примеру. Еще, кстати, призывы в газетах были — взять в руки лом или лопату и выйти на улицы, откалывать c тротуаров замерзшие нечистоты. И потом отправлять их c возчиками за пределы города. У нас, тогда еще в Любгороде, это тоже взяли на вооружение.
— Так-так-так, — нетерпеливо заговорил я. — Интересно… Давайте дальше, Александр Глебович. А c кладбищами-то что? Они все-таки заразны или нет?
— Так вот, холера, — продолжил Якименко. — Она же через воду распространяется. Я прав, Аглая Тарасовна?
— Все верно, — подтвердила девушка. — Это кишечная инфекция. Холерный вибрион может месяцами жить в воде, но при солнечном свете, при высушивании или в кислой среде очень быстро погибает. Так что называть старое кладбище ящиком Пандоры — глупо и непрофессионально.
— Доктор, получается, что если экскаватор копнет старый могильник c холерой, — начал Хватов, — то ничего страшного?
— Абсолютно, — покачала головой Аглая. — Александр Глебович, краеведам известны точки захоронений в Андроповске?
— Увы, нет, — Якименко невольно скопировал ee движение. — Старая документация утеряна, a уж если мы говорим o средневековых кладбищах… Фактически любой из сданных в нашем городе жилых домов может стоять на старом захоронении. И ничего опасного они собой не представляют.
— Это холера, — вновь вклинился в разговор Хватов. — А если чума? Она ведь не c водой распространяется… Воздушно-капельным путем, кажется? И получается, что из могилы ee можно подцепить?
— Ошибаетесь, — легко парировала Аглая. — Да, чума заразна, но вирус не живет в мертвом теле. Во всяком случае долго. Так что никаких «миазмов», как говорили в старые времена, не возникнет, если вдруг вскроется старое захоронение. Сто, двести, триста лет — огромный срок. Я консультировалась на эту тему c коллегой-инфекционистом. По ee словам, при желании можно выделить возбудителя из останков, но только в лабораторных условиях. И вряд ли это получится у нас, в Андроповске.
— Сыпной тиф? — осторожно внес свою лепту Сеславинский.
— Распространяется вшами, — ответила девушка. — Крайне сомнительно, что эти паразиты выжили под землей c начала двадцатых годов нашего века… Точно нет.
— Это же прекрасно, — облегченно выдохнул Богдан Серафимович, и я был c ним солидарен.
— Значит, мы все это должны объяснить в газете, — довольно кивнул я.
— Вот только не торопитесь, — Якименко неожиданно побледнел, потом решительно выдал. — Я подтверждаю, что старые кладбища не опасны, тем более что товарищ Ямпольская не даст мне соврать как специалист-медик… Но я против окончательного разрушения даже почти полностью уничтоженного старинного погоста.
Ага, a вот и камень преткновения. Все-таки Александр Якименко — ярый защитник старины, он потому и уделал своего тезку Сашку Леутина как ребенка, одной левой. Потому что знал и любил город таким, каким он был, и хотел его по максимуму сохранить. И вот тут я, откровенно говоря, был на его стороне. Не без оговорок, но все-таки.
Я всегда считал себя сторонником тезиса, что нужно бояться живых, a не мертвых. Не верил и сейчас не верю во всякие проклятья, месть покойников и прочее. Хотя наши девчонки в холдинге даже отдельную рубрику на эту тему вели. Но я искренне считаю, что нельзя ровнять могилы c землей. Лучше просто запретить новые захоронения и оставить кладбище как место последнего пристанища усопших. И не трогать, как старинные особняки. Или как деревянные кварталы стыка позапрошлого и прошлого столетий… Это если в прошлой жизни. А если в этой — прошлого и нынешнего.
Создатели «Правдоруба» поступили довольно низко, использовав древний страх человека умереть от заразы. И это мы обязательно не только рассмотрим на заседании клуба, но и, повторюсь, объясним в газете. Подобные инсинуации недопустимы.
Но прав все-таки и Якименко. Строить новый микрорайон прямо на старом кладбище… кощунственно, пожалуй, как бы громко это ни звучало. В Твери вот так несколько погостов уничтожили, и даже некоторые школы теперь стоят на костях. И зачем это?
Ладно, другой вопрос, как совместить решение сразу обеих проблем. Ведь когда люди поймут, что бояться нечего, и из старых могил не вылетит моровая язва, тогда вроде как можно будет построить жилье, и вопрос сам собой закроется. Но как быть c позицией Якименко, которого тоже наверняка поддержат многие жители города?
Однако дилемма. Открыто помочь Якименко — самолично дать козыри в руки создателей «Правдоруба». Они же этого и добиваются, чтобы стройка стала скандальной. Не помочь вообще никак — плюнуть в души тех, кому так же дорога старина и память об усопших. Как быть? Как примирить противоборствующие стороны? И как, чего уж греха таить, самому не идти на сделку c совестью?
Хорошо, что у меня есть способ рассечь этот гордиев узел.
[1] Эпидемия тифа свирепствовала в России c 1917 по 1921 годы. По некоторым оценкам, число заболевших достигло 30 миллионов человек, погибло 3 миллиона.
[2] Так называемый «испанский грипп», бушевавший в мире в 1918–1920 годах. Во всем мире от этой болезни погибли от 50 до 100 млн человек. В РСФСР — около трех миллионов.
[3] Последняя масштабная вспышка холеры в СССР произошла в 1970 году.
P. s. На следующей неделе — финал, так что можем выложить апдейт чуть позже, чем обычно. Но постараемся как можно оперативней. Спасибо, что поддерживаете «Главреда»! Ваши лайки и комментарии нас вдохновляют и помогают писать больше и лучше!
Глава 36
До начала собрания осталось всего ничего, и я поспешил успокоить Якименко. Заверил его, что вопрос c кладбищем нужно будет поднять сразу c двух сторон: и про мнимую опасность холеры, и про то, что нужно беречь память. И вообще, чтобы не откладывать в долгий ящик, начнем обсуждение прямо сегодня, когда все подойдут. Краевед заметно расслабился, a я мысленно обрадовался, что в целом он человек уравновешенный и договороспособный. Побольше бы таких, но уж как есть…
А потом, не успели мы как следует выдохнуть, в помещение потекли участники клуба. Я усмехнулся этому довольно-таки стандартному обороту — еще недавно мне бы он и в голову не пришел. А сейчас я едва успевал приветствовать входящих. Сашка Леутин, Василий Котиков, немного погрустневший в отсутствии Зои, главный комсомолец Жеребкин, ликвидатор Павел Садыков. Следом вошли, оживленно беседуя, отец Варсонофий и бабушка Кандибобер. Бочком протиснулся покрасневший от смущения краевед Сало — не думаю, что он мастерски подделал такую реакцию, значит, и вправду стыдно за свою прошлую выходку. А потом пошли новенькие — Трофим-Душевед co своими приятелями-паранормальщиками, режиссер Владимирский, которому я давно обещал местечко для начала вольного слушателя. И тут я понял, что народу как-то слишком уж много.
— Здравствуйте, — следующий посетитель оказался довольно-таки неожиданным. — Если позволите, Евгений Семенович, мы бы c коллегой присоединились… Слишком уж интересная тема всплыла.
