баня, однако моей казни достаточно, чтобы показать, кто здесь хозяин.
Я опять впереди, на коленях перед всем народом. Невозможно ни обернуться, ни сказать Иорвету последние слова — те, что я готовила, учила. Распрямившись, задрала нос — будь, как настоящий воин, будто уже мертва. Куртку содрали, и она повисла на запястьях. Рванули рубашку, разорвав ворот. На плечи нажали, пригнули, отведя косу вбок. Из-за пазухи вывалились цепочки. Амулет Саскии, кольцо (прости, Яна!), ведьмачий медальон, роза Аэлирэнн. Роза светилась раскалённым алым. Я задёргалась, замычала. Всё это время на груди жглась она, а не медальон!
— Приговорённая желает сказать последнее слово, — голос Иды. Мягкий, обволакивающий.
Молчание. Я вновь попыталась заговорить.
— Пусть говорит, но недолго, — голос Филавандреля.
— Я гонец, — справившись с едва слушающимися губами и языком, сказала я на всеобщем. — Ида, возьми с моей шеи послание для королевы.
Прохладные пальцы коснулись голых плеч, крохотная раскалённая роза обожгла щёку и исчезла за спиной.
— Возьми, Энид, это тебе, — сказала Ида.
Францеска взяла цепочку, зачарованно глядя на розу. В её руках амулет вспыхнул голубым огнём — таким же, как в подземельях под плато.
— Как красиво… — прошептала она и повернулась к толпе: — Посмотрите, сама Аэлирэнн благословила меня!
Подняв руки, утопающие в кружевах, она осторожно надела цепочку на шею. Роза коснулась груди, вспыхнула и впиталась в белую кожу, как и не было. Францеска вскинула руки, из них разлился голубой свет и затопил площадь.
***
На вершине колокольни, уцепившись лапами за шпиль, сидел исполинский белый ворон. Перья на горле встопорщились, ворон раскрыл клюв и испустил истошный вибрирующий звук. Пелена туч над шпилем, разгоняясь, раскручивалась воронкой и расползалась по небу хвостами тёмных спиралей. Новый гортанный крик. «Вороны каркают и перемещают нас между слоями реальности», — вспомнила я Зоуи на плече у Исенгрима, и тут же под грудь боднули. Иорвет воспользовался заминкой, пока все эльфы смотрели в густеющее над колокольней небо. Я навалилась грудью на подставленное плечо, и Иорвет приподнял меня на ноги.
— Бежим! — прохрипел он.
С каждым криком стремительно темнело, в воздухе появился белёсый туман. Стражники у подножья лестницы и эльфы Рагнара за их спинами казались размытыми. Шаг, другой, ещё один — нужно лишь пересечь крыльцо, преодолеть ступени, там помогут… Ноги подогнулись, я плашмя упала на живот, ударившись подбородком о мраморный пол.
— Яна, вставай! — Иорвет опустился рядом, рана на его рассечённой брови открылась, вдоль носа текла струйка крови.
Щекой прижавшись к плитке, с руками за спиной, на которых болталась куртка, я силилась подтянуть ноги под грудь. Кое-как встала на колени.
— Обопрись! — Иорвет подполз спиной.
Я упала на скованный замок рук, и Иорвет попытался встать. Мои ноги не слушались, будто парализованные, я мешком сползла по его спине и повалилась на камни крыльца.
— Беги! Пожалуйста! — засипела я, с пола увидев, как спохватившиеся стражники идут к нам. — Я не могу.
Эльфы Дэвина даже не спешили, равнодушно наблюдая наше вялое копошение. Пошатываясь, Иорвет встал и загородил меня.
Ворон крикнул ещё раз. В сумеречной темноте туман между стражниками и Иорветом загустился, оформился в фигуры.
— Ида, помогай! — Францеска водила руками, раздвигая темноту.
Ида встала рядом в пятне света, на выставленных вперёд ладонях вспыхнули руны. Темнота наваливалась, не поддавалась. Последние пассы, и сумерки поглотили площадь целиком. Среди нас стояли призрачные воины Аэлирэнн.
Ворон каркнул на прощание, оттолкнулся от шпиля, лязгнув когтями, и взмыл в небо.
***
Стражники попятились от призраков, отступили к Дэвину, который защищал Францеску. Перед остриём его меча стояла девушка в короткой тунике, с луком за плечами — белая и величественная, как ожившая статуя Артемиды.
Аэлирэнн.
Дэвин сделал выпад, меч прошёл сквозь белую грудь. Аэлирэнн рассмеялась серебряным смехом, который я помнила по Шаэрраведду, ладонью взялась за лезвие, вырвала меч из руки Дэвина и отшвырнула в сторону. Тот выхватил кинжал и отступил к Францеске.
— Сегодня у меня не дворец, а заезжий двор на тракте, который кишмя кишит незваными гостями! — Францеска надменно смотрела в лицо Аэлирэнн и совершенно не была рада её видеть. — Возвращайся к мёртвым и не лезь в дела живых!
Перед чародейкой слабо поблескивала плёнка защитного купола, укрывшего её вместе со свитой. Я, наконец, смогла подняться с колен на ноги, мотнула Иорвету головой в сторону Аэлирэнн. Он, помедлив, кивнул. Я привалилась к нему плечом, и мы шаг за шагом направились к дворцовому входу. С другой стороны под локоть меня поддерживал призрак эльфа с волосами, собранными в высокий хвост, с луком за спиной и парой сабель на бёдрах, и его хватка была не по-призрачному крепкой.
— Я — гость званый, — мелодично сказала Аэлирэнн. — Меня позвала ты, Францеска. Позвало проклятие, заточённое в розе, которое ты наложила на себя, чтобы ничего не чувствовать, чтобы заглушить совесть.
— Я помню слёзы на твоих глазах, Маргаритка, — вдруг задумчиво произнёс Филавандрель. — Они были после того… После того, как… Теперь их нет.
— Детский лепет, — насмешливо ответила Францеска. — Среди нас троих единственная чародейка — это я, и мне доподлинно известно, что никаких проклятий я на себя на налагала.
— Значит, его наложили другие, — мягко сказала Аэлирэнн и обвела рукой толпу, в которой среди жителей и скоя’таэлей виднелись белые силуэты эльфов-призраков. — Неприкаянные и изгнанные. Те, кто умирал на болотах и в лесах, проклиная тебя. Те, кто до самого конца бился за нашу свободу.
Мы подошли совсем близко к магическому пузырю, и, если бы не скованные руки, я могла бы дотронуться до Аэлирэнн. Мы больше не убегали, в том не было нужды — театральная постановка с казнями закончилась. Про нас забыли. Прошлое и настоящее в лице двух эльфиек — живой и мёртвой, столкнулись здесь и сейчас за будущее.
— Свободу? — Францеска рассмеялась. — За двести лет в лимбе ты так и не сподобилась повзрослеть, Аэлирэнн. Так и осталась подростком, верящим в идеалы. Свобода — это красивое словцо, которое швыряют направо и налево те, кому нечего терять. Те, кто думает только о себе. А вы подумайте, как взрослые. Подумайте в масштабах государства
