добродушным дядькой. Он что-то мне трындел на своём языке, но я ничего не понимала. Видя, что диалог не клеится, а время уходит, он вдруг высоко поднял свою ногу и продемонстрировал голую ступню, покрытую сверху чуть рыжеватой редкой щетиной.
Носки хочет, – поняла я и, кивнув, метнулась к топчану. Там прихватила и носки и, на всякий случай, тапочки.
– Ты это хотел? – я показала через окно носки и луковианец радостно закивал, мол, да, именно это.
– А ты мне что? – спросила я, но луковианец меня не понимал. Продолжал лопотать и требовать носки.
– Нет, покажи на что хочешь обменять! – потребовала я.
Луковианец начал опять что-то объяснять. Замигала лампочка, оповещая, что время на исходе. Луковианец встревожился и залопотал быстрее, отчаянно жестикулируя.
– Да на, держи! – сама не знаю почему, я сердито швырнула носки в щель. Луковианец схватил и радостно заулыбался, что-то опять демонстрируя жестами.
И тут люк захлопнулся и кресты разошлись.
А я стояла, как дура, и совершенно тупо смотрела на металлический люк, который закрывал «окно».
Мда. Вот это я совсем ненормальная!
Мало того, что отдала запросто так носки непонятно кому. Даже не человеку. Почему-то я сомневалась, что они люди. Так ещё эти носки были связаны из самых лучших ниток.
Даже у меня таких не было.
И я планировала на них обменять массу полезных вещей, а в результате стою и смотрю на люк, как баран на новые ворота. Я сама с себя так удивилась, что даже никак комментировать не стала. А что тут говорить, если в условиях, когда любой предмет является абсолютно дефицитным, я просто взяла и отдала такую вещь. И это мой труд.
В результате я так расстроилась, что к следующей стыковке шла, как на казнь. Да, одни носки ещё на обмен были. Но такие себе, из разных остатков ниток.
Я даже сперва думала вообще не ходить. Ну ничего же не случится, если пропущу разочек? Хотя, с другой стороны, а может тут, как и с рычагом – раз не дёрнешь – сразу вниз. И здесь, может, также – в следующий раз свидание будет короче, или реже, или вообще больше не будет. Так рисковать я не могла. Поэтому пошла.
К моему огромному удивлению (и облегчению), со мной состыковался дядя Лёня.
– Ну вот ты где! – немного сварливо обрадовался он, – почему-то я так и думал. Рассказывай!
– Что рассказывать? – не поняла я.
– Что у тебя стряслось, почему ты постоянно уходишь на дно? И что у тебя со Щукарём?
Я замялась. С одной стороны, хотелось с кем-то поделиться, а. с другой, я этого человека вижу в третий раз. И первое наше знакомство состоялось не самым лучшим образом.
– Не бойся, дочка, рассказывай, – велел он и добавил, – только кратко, ёмко и без лишних подробностей.
– Зачем?
– Я же вижу, тебе помощь нужна. Так что давай рассказывай.
И я не выдержала: всхлипывая, периодически сморкаясь и утирая злые слёзы, я рассказала всё – и про гадского Фавна, и про мою месть ему, и про месть Щукаря и моё отравление.
– А второй раз?
– Что? – я всё никак не могла привыкнуть к его манере выражаться.
– Первый раз ты ушла вниз из-за отравления. Это – понятно, – нетерпеливо пояснил дядя Лёня, – а вот второй раз что стряслось?
Пришлось рассказать про мой план и про лупросов.
– Проверила? – проворчал дядя Лёня.
– Проверила.
– И что?
– Они ядовитые, – улыбнулась я.
– Ты могла просто спросить кого-нибудь и тебе бы все сказали, что они ядовитые, – поморщился от моей глупости дядя Лёня.
Я лишь вздохнула и развела руками.
– Давай, – сказал дядя Лёня.
– Что?
– Лупросов, – ответил он.
– З-зачем? – от удивления я уже начала заикаться.
– Ты действительно считаешь, что Щукарь и Фавн подойдут к щели после того. Как ты одному порезала руку, а второй тебя чуть не убил газом?
– Эм-м-м… – как-то я об этом и не подумала.
– Так что давай сюда лупросов. Сам всё сделаю, – ворчливо сказал дядя Лёня.
– Но-о-о…
– У тебя выхода больше нет, – он пристально посмотрел на меня. – Кроме меня, тебе никто не поможет больше.
– Но почему?! – вскричала я, – зачем вам это? Это не ваша война!
– Потому что у меня тоже была дочка. Там. – нахмурился дядя Лёня, – и нашелся мудак, который испортил ей жизнь. И здоровье. Всё. Не хочу об этом. Тащи свои лупросы!
– У меня один! – выдохнула я.
– Ты говорила, что два.
– Было два, – кивнула я, – но я провела эксперимент и один убил второго.
