курсе моей настоящей личности, — как впрочем и не отличается долгим терпением.
— Как я могу обращаться к высшему существу? — сглотнув комок в горле, спросил он.
— Моё истинное имя здесь под запретом, так что я просто царь Менхеперра, — сухо сказал я, — думаю, Усерамон это объяснил.
Он кивнул и осторожно продолжил.
— Тогда я бы хотел сразу объясниться с Его величеством. Я понимаю, что выбрал не лучший момент для того, чтобы выставить ультиматум Его величеству, но выбора у меня не было.
— Старик, я только что сказал, что мне не сильно интересны мотивы, по которым ты заставил меня сделать то, что нужно тебе, — перебил я его, — мне это не понравилось, при случае я обязательно тебе об этом напомню, но пока я вынужден держать своё слово. Это чтобы у тебя не было иллюзий насчёт наших отношений.
Яхмос спал с лица.
— Я предупреждал тебя, — сказал ему Усерамон, — объяснил кто он, предупредил о последствиях, но ты сам настоял на своём решении.
— Подготовка к свадьбе идёт полным ходом, — глухо ответил тот, — уже невозможно ничего отменить, даже если бы я этого захотел.
— Поэтому давай вернёмся к моему первому вопросу. Что ты хочешь от меня за свои услуги по поставкам? Свадьба я так думаю лишь повод меня привязать к твоему Роду и чтобы я не отказался позже от своих слов.
— Землю, — не стал больше артачиться он, — у меня идёт давний спор с храмом Амона, кому принадлежат большие посевные площади на стыке наших со жрецами земель. На моей стороне закон, у меня есть дарственная от деда Его величества, на их стороне царь Хатшепсут. Она признала дарственную фальшивой и передала треть моих земель в пользу храма.
— Кстати, меня всегда интересовал вопрос, — переключился я на интересующую меня тему, — землевладельцы платят налог на землю?
— Конечно Твоё величество, — кивнул Яхмос и Усерамон одновременно, — чем больше земли, тем больше налог. Правда это не касается храмовых земель, они имеют освобождение от него.
— А сколько всего храмовой земли? — я перевёл взгляд уже на Усерамона.
— По последней переписи мой царь, треть от всех земель, принадлежащих царю, — ответил он.
— Хочешь сказать с трети земель казна не получает дохода? — изумился я.
— А также с тех, чьи землевладельцы получили привилегии не платить налоги, — кивнул он, — но это очень опасная тема мой царь. В прошлом пара царей трагически умерла, когда затронула этот вопрос.
Мои глаза расширились.
— Даже так, — удивился я, — а кто и как устанавливает налог на землю?
— Сборщики налогов на местах, — ответил уже Яхмос, — причём налог на землю не учитывает собранный урожай, даже если было наводнение и ничего не уродилось, налог остаётся прежним.
— Погоди, хочешь сказать, что какой-то вшивый сборщик решает сколько брать налог царю? — не поверил я, — нет общей государственной системы?
— Никогда и не было, мой царь, — склонил голову Усерамон, — так что если кто-то договаривается со сборщиками налогов своего нома, то налоги с его земель будут приемлемыми. Обычно это так и делается.
Я задумался, вспоминая всё, что помнил о налоговой системе своего времени.
— «Похоже мне и в это придётся влезь, — понял я, — охренеть, налоговики сами решают сколько тебе платить, мне бы такую работу».
— Ну и стоит ещё упомянуть мой царь, что храмы не только лишены налоговой нагрузки, но ещё и получают четверть с того, что собирается в пользу царя, — видя, что я сижу задумчивый, продолжил говорить Яхмос, — так что не удивительно, что влияние жречества на царей такое сильное. Даже царь Хатшепсут вынуждена считаться с мнением тех, кто ей помогает.
Я поднял на него взгляд.
— Собери мне всё, что касается налоговой системы Египта, — приказал я, — распиши понятно и пришли.
— Слушаюсь мой царь, — склонил голову старик.
— Ладно, я понял твои желания, когда власть будет в моих руках, решу спор в твою пользу.
— Большего я и не прошу у Его величества, — довольно склонил он голову.
— Всё у тебя?
— Да мой царь.
— Иди позови дочь, хочу с ней поговорить, — приказал я, и он поняв, что я хочу сказать Усерамону что-то наедине, поднялся, низко поклонился и поковылял к дому.
— Тебя мой приказ тоже касается визирь, — сказал я, не поворачивая головы, — через Рехмира передашь всё, что есть сейчас: перепись, налоги, налоговые сборы, льготы и прочее. Мне нужно понимать всю систему целиком.
— Это будет весьма непросто сделать мой царь, — задумался Усерамон, — за века, система стала слишком запутанная.
— Тебе не хочется сделать её более понятной? — удивился я.
— Я боюсь за жизнь моего царя, — нахмурился он, — только в воздухе повиснут слова «отмена налоговых привилегий для храмов», как тут же разразится гражданская война. Это уже было и у меня нет ни малейших сомнений в том, что жрецы за свои привилегии поднимут весь народ против Его величества.
— А сам ты что на этот счёт думаешь? — поинтересовался я.
— Государство от такого решения сильно выиграет, — осторожно ответил он, — но риски для трона слишком велики.
— Никто и не говорит, что я хочу это сделать прямо сейчас, — я покачал головой, — но этим нужно будет заняться, поскольку ваши жрецы явно попутали берега. Нужно не только лишить их налоговых привилегий, но и самих обложить налогом, чтобы платили пусть меньше, но как все.
Глаза Усерамона расширились.
— Мой царь, сделаю вид, что не слышал этих слов, — он покачал головой, — даже думать не хочу о том, что будет в этом случае.
— Ладно, не хочешь думать, иди пока развлеки старика, — я показал на девушку, которая мялась недалеко от беседки, боясь идти дальше, поскольку видела, что мы с визирем разговариваем, — а я поговорю с ней.
— Мой царь, — он склонил голову, вышел из беседки и позвал её.
Сатии быстрым шагом пошла ко мне и опустилась на колени.
— Подними голову, — приказал я и когда она это сделала, стал разглядывать её лицо, пытаясь понять, нравится она мне или нет.
Круглое лицо с мягкими чертами, небольшой нос, миндалевидные подкрашенные глаза с карими зрачками, которые пугливо бегали, боясь встретиться с моим взглядом напрямую.
Протянув руку, я дотронулся до пухлых покусанных губ, которые были окрашены каким-то чёрным пигментом. Девушка при моём прикосновении сглотнула слюну и приоткрыла рот, тяжело задышав.
— Сама что думаешь, про нашу свадьбу? — убрав руку, спросил я у неё.
— Я послушна воли моего отца… — начала говорить она, но я её перебил.
— Ты слышала мой вопрос? Отвечай на него.
Сатии испуганно вздрогнула.
— Его величество красив, — с трудом, но выговорила она, а щёки её стали более тёмными, как впрочем и