А эти потоки нарастали довольно быстро. Карл Густаффсон как-то очень быстро сообразил, откуда деньги в его карман текут — и теперь его семейный бюджет пополняли не только женские прокладки, но и автомобильные шины. Но вот каких трудов стоило товарищу Берии наладить относительно массовый выпуск новых автошин в Рязани, знал лишь он сам. А вообще новый завод в Рязани именовался вовсе даже не «шинным», а «колесным»: шины там «тоже делались», но во внешний мир большая их часть отправлялась вместе с колесами. И в Швецию — тоже с колесами, которые на закупленных в Швеции станках «ковались» из закупленного в Швеции листового металла. Вера смогла Лаврентию Павловичу очень доходчиво объяснить, что советский мужик, обрабатывающий буржуинский металл для продажи готовой продукции в Буржуинию даже не принося особой прибыли заводу привносит в государство дополнительные буржуинские деньги. Так что сами колеса шведам отправлялись практически «по себестоимости» (все же с минимальной прибылью, но это было и не особенно важно), а вот надетые на эти колеса шины выручку завали уже более чем заметную.
Даже с учетом того, что и проволоку для корда закупали у шведов, каждая восемнадцатидюймовая шинка приносила чистой прибыли около ста крон (или в пересчете на американские деньги двадцать пять долларов), причем считая вместе со всеми транспортными расходами. А в месяц завод отправлял в Стокгольм таких автомобильных шин около десяти тысяч. Отправлял бы и больше, но пока больше делать не получалось. А в долларах Вера считать прибыль решила просто потому, что у шведов почти весь автопарк был американским, колеса производились под наиболее популярные там модели Фордов и Бьюиков — и у девушки сложилось впечатление, что минимум половины поставок уходила (частным порядком, конечно) за океан. Вместе с колесами, конечно: колеса для того и делались чтобы непривычно широкие для нынешних времен шины народ все же покупал. И народ — покупал: Карл давал гарантию на шину в двадцать пять тысяч километров, а его рабочие, менявшие колеса шведским автомобилистам, шепотом новым колесовладельцам сообщали, что «на самом деле пробег может быть и вдвое большим»…
Ну а в качестве «отходов производства» завод выдавал тонн по десять неплохой шведской стали (в обрезках, но рядом уже строился завод по переплавке этих обрезков в электропечах) и по паре тонн «сэкономленного» при цинковании проволоки шведского цинка. На самом-то деле Карл цинк вроде у финнов покупал, но ни Лаврентия Павловича, ни Веру такие детали не интересовали. Что же до товарища Сталина, то он был более чем доволен тем фактом, что завод в Рязани уже полностью обеспечивал шинами отечественный автопром…
Еще шинами начала потихоньку барыжить «Хускварна». Они, конечно, мотоциклы делали, а производством резиновых изделий заниматься и не собирались, но после того как на прошедших гонках Новемберкосан все призовые места заняли гонщики на ее мотоциклах, интерес к используемым шинам проявился по всей Европе — и руководства мотоциклетного отделения компании просто «не смогло отказать» конкурентам из Цундапп и БМВ. Там, конечно, объем продаж был мизерный, но Лаврентий Павлович считал, что даже выручка от десятка тысяч «гоночных» мотошин лишней не будет. И откровенно не понимал, почему Вера настояла на включении в контракт с Хускварной пункта о том, что мотоциклетные шины ни при каких условиях не будут продаваться американцам…
Не понимал, пока Вера не выдала ему свое объяснение:
— У американцев своя шинная промышленность, там крупнейшие корпорации шины делают. И если они увидят конкурента, то нашу шинку разберут и сделают сами такую же.
— Думаешь, что они не смогут купить пару шин у шведов? Ты же сама говорила, что половину шин в Швеции как раз американцы и покупают.
— Я думаю… то есть я просто уверена: мелкие частные покупки эти корпорации вообще не волнуют. Там считают, что отдельные граждане с жиру бесятся потому что колеса у нас забавные. А рынок шин к мотоциклам невелик, мы в состоянии его весь занять — и если буржуи увидят, что на каком-то рынке европейцы из теснят, то шинами к мотоциклам уже присмотрятся. Разберут, все проанализируют — и сделают шины не хуже. Ну, почти не хуже, а потом нас же со шведского рынка и попрут. Так что лучше их пока не дразнить… кстати, поэтому и любые предложения от французов тоже необходимо с порога отвергать. Лучше иметь по четверти миллиона долларов в месяц постоянного дохода, чем разом получить миллион — и рынок потерять насовсем. А как насчет немцев? У них же тоже химическая промышленность…
— У немцев сейчас в экономике глубочайшая… экономическая депрессия, они еще лет пять наладить собственное производство качественных шин не смогут. Так что немцам шинки продавать безопасно… пока безопасно.
— Возможно, ты и права…
— Я точно права, так что пока Рязань дает нам валюту, надо на эту валюту и сам рязанский завод развить раз так в десять, и вообще все, что вообще к химии относится.
— А зачем? Рязань сейчас все автомобили в стране шинами уже обеспечивает…
— Есть мнение, причем не мое, а товарищей Сталина и Кржижановского, что скоро у нас автомобильных заводов будет много больше.
— Ты знаешь, и у меня тоже такое мнение… просто я раньше как-то о таких мелочах не задумывался.
— Поэтому задумываться приходится мне. Кстати, вы уже слышали что Марта Густаффсон открыла филиал своей компании в Париже, нет? Думаю, что к лету прокладки нам будут давать уже не пару миллионов крон, а не меньше десяти.
— А мы справимся с поставками твоего волшебного порошка-то?
— Лена Нарышкина справится. Мы же сейчас Марте вообще очень немного его поставляем, Лена же его собирается сотнями тысяч тонн в год производить.
— Весь мир прокладками завалить хочешь?
— И это будет нелишним, но — нет. В прошлом году люди с биофака провели небольшой эксперимент по использованию полиакрилата на грядках, сейчас они уже собираются пару сотен гектаров им засыпать. А уже в следующем году захотят засыпать им пару миллионов гектаров!
— С чего бы это?
— Ладно, мне сейчас делать нечего, вам, похоже, тоже… так что займу у вас пять минут объяснениями. Коэффициент инспирации у пшеницы составляет пятьсот.
— А можно без твоих химических слов?
— Это слово не химическое, и означает, сколько воды должно испарить растение на получение единицы урожая. Так вот, чтобы выросла тонна зерна, нужно чтобы растения на поле испарили пятьсот тонн воды.
— Понял.
— Отлично, едем дальше. Возьмем у примеру степь, приволжскую например. Южную, где зимой снег выпадает не особо сильно. Допустим, выпало там всего десять сантиметров снега за зиму.
— Немного…
— В пересчете на воду это четыре сантиметра. А, значит, на одном квадратном метре воды после того, как снег растает, получится сорок литров.
— Ну… допустим.
— Но этот метр впитать может только двадцать пять литров, а на тяжелых грунтах вообще литров пятнадцать — а остальное стекает и мы имеем наводнения.
— Спорить не буду, я такими цифрами не интересовался.
— А я интересовалась. В общем, на хороших почвах после таяния снега — сколько бы его не было — в земле остается по двадцать пять литров воды на метр. Или двести пятьдесят тонн на гектар — что в пересчете означает, что этой воды растениям хватит на выращивание пяти центнеров зерна. Конечно, летом еще дожди идут, но…
— Погоди, но ведь урожаи обычно выше…
— Я же сказала: идут дожди. Но тут важно вот еще что: когда земля полностью залита, семена в ней плохо прорастают, им воздуха не хватает. И поэтому чуть ли не треть воды испаряется до того, как эту воду растения тянуть начинают. Результат двойной: всходы появляются позже, а вода тратится напрасно. Теперь рассмотрим, что будет если на этот квадратный метр насыпать грамм двести полиакрилата. Берем только первый год, потом результат не такой хороший будет, но лет на пять все же эффект довольно сильный сохранится. Пункт первый: полиакрилат впитает от сорока до ста литров воды, в первый год как раз ближе к сотне. Поэтому вода не стечет…
