— Как только господин Рокеро Набуро появится, сейчас же приведите его ко мне.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — поклонился секретарь.
Не дожидаясь, когда тот скроется за дверью, хозяин кабинета взял из ящичка первый аккуратно сложенный листок.
Так, взятки. Неизвестный доброжелатель сообщал, что чиновники вымогают деньги за разрешение на строительство и перестройку лавок. Ничего нового и никакой конкретики. Скомкав послание, Хосино Нобуро отправил его в плетёную из бамбука корзину. Опять взятка. На сей раз требует какой-то писец. У мелких чиновников жалованье и без того мизерное, а донос написан на дорогой бумаге, да ещё качественной, поблёскивавшей тушью. Значит, автор не бедствует и в силах заплатить. Опять в корзину. И снова взятка. Но здесь губернатор заинтересовался, поскольку речь шла о родном брате секретаря цензора провинции. Тот требовал деньги за содействие в получении государственных подрядов. И хотя в тексте отсутствовали конкретные суммы, даты и даже фамилии подрядчиков, хозяин кабинета отложил бумагу в сторону для передачи в палату расследований. Там, скорее всего, ничего не найдут, но хотя бы потреплют нервы его давнему недоброжелателю.
Так, а это что? Рыцарь Вагого сожительствует со снохой — женой своего младшего сына, которого отослал по делам в Кирохо. Это интересно. Среди провинциальной знати давно ходили неясные слухи о том, что сей достойный дворянин «разгребает пепел» с супругами своих сыновей, и вот теперь они получили подтверждение. Судя по почерку, писала женщина, может, кто-то из этих несчастных снох, уставших от внимания свёкра, или какая-нибудь из его жён? Вот только начинать официальное расследование пока не стоит. Пусть и этот донос полежит в тайном шкафу, дожидаясь своего часа.
Прочитав ещё с десяток жалоб и отправив семь из них в корзину, губернатор взял очередную бумагу.
Новый донос на начальника уезда Букасо — господина Бано Сабуро. На него писали довольно часто, вот только достойная внимания информация попадалась очень редко. Если опять речь пойдёт о взятках без конкретных сумм, фамилий и дат, то и этот листок пойдёт в мусор.
Брови высокопоставленного чиновника скакнули на лоб, а сухие губы скривились в иронической усмешке. Попрание нравственных устоев! О Вечное небо! Бано Сабуро нарушает моральные нормы, приличествующие дворянину и государственному служащему?!
Хосино Нобуро даже интересно стало. Однако, чем дальше он вчитывался в текст, переполненный витиеватыми выражениями и цветистыми оборотами, тем сильнее охватывало его недоумение пополам с раздражением.
Анонимные поборники высоких идеалов обвиняли начальника уезда Букасо в том, что тот выдаёт полудикую девицу из какого-то варварского племени за свою родственницу и даже намеревается её официально удочерить, даровав благородную фамилию представительнице дикого народа. Автор жалобы посчитал подобное поведение чиновника не только в высшей степени предосудительным и подрывающим устои Благословенной империи, но и преступным, поскольку господин Бано Сабуро вводит в заблуждение не только общество, но и самого Сына неба, а это уже покушение на государственную измену.
За время своей службы губернатору приходилось читать самые разнообразные жалобы и доношения, а также самому их писать. Нельзя сказать, что сей опус выглядел совсем уж уникальным, но и обычной эту кляузу назвать было нельзя.
Сам Хосино Нобуро вполне одобрял великодушный жест господина Сабуро, намеревавшегося удочерить какую-то девушку, видимо, оставшуюся сиротой после прокатившейся по тем землям петсоры, и нисколько не сомневался, что столь благородный дворянин не примет в свою семью кого попало, тем более чужеземку из какого-то варварского племени.
Поразмыслив, хозяин кабинета рассудил, что столь нелепый донос не достоин того, чтобы присоединять его к прочим жалобам на начальника уезда Букасо, хранимым в потайном шкафу. Подобному бреду место только в корзине для мусора.
Безжалостно скомкав бумагу и отправив её по адресу, он взял из ящика очередной донос.
Хвала Вечному небу, в нём речь шла о махинациях на строительстве дамб. Хотя там не указаны конкретные суммы, зато имелись фамилии тех, кто хорошо поживился за государственный счёт. Вот только среди них имелись хорошие знакомые губернатора и даже родственники шурина его третьей наложницы. Ясно, что в таком виде жалобе давать ход нельзя. Поэтому пусть полежит в шкафу. Однако палате расследований всё же надлежит проверить состояние дамб. Скоро весна, начнётся паводок, пойдут дожди. Если их где-то ненароком размоет, и будут наводнения с жертвами, это может привлечь внимание министров, а то и самого Сына неба.
Высокопоставленный чиновник невольно поёжился и потянулся к ящику, но тут в дверь деликатно постучали.
— Войдите, — разрешил он, откидываясь на низенькую спинку кресла.
Хосино Набуро предполагал, кто мог решиться побеспокоить его в такое время, и готовился продемонстрировать посетителю всё своё неудовольствие.
В кабинет вошёл коренастый молодой человек в шёлковом халате с опущенным долу взглядом покрасневших глаз, с выражением глубокого и искреннего раскаяния на опухшем, но тщательно выбритом лице с тонким, явно когда-то перебитым носом и короткими, рыжими усами.
— Ваш недостойный младший брат прибыл по первому зову вашего превосходительства.
Однако ни смиренный вид, ни переполненный угрызениями совести голос уже не могли обмануть хозяина кабинета, слишком часто ему приходилось видеть и слышать нечто подобное. Рокеро каялся и просил прощение, но через какое-то время вновь попадал в историю, мало того что наносившую вред его и без того далеко небезупречной репутации, так ещё и бросавшей тень на всю семью.
— По первому зову? — с обманчивой любезностью переспросил старший брат.
— Именно так, ваше превосходительство, — по-прежнему глядя в безукоризненно чистый, покрытый лаком пол, подтвердил собеседник, делая несколько мягких, словно крадущаяся кошка, шагов.
Предупредительный секретарь тут же плотно прикрыл за ним дверь.
— Я отправил за тобой ещё час назад! — повысил голос губернатор, едва удержавшись от того, чтобы хлопнуть ладонью по столу. — А ты только пришёл!
— Простите, ваше превосходительство, но я не виноват, что ваш слуга так медленно ходит, — пожимая плечами, пробормотал молодой человек.
— Молчать! — лакированные доски всё же удостоились удара белой, холёной дланью с украшенными перстнями длинными пальцами. — Не смей дерзить старшим! Мне и без того надоели ваши пьянки, драки и развратные похождения! Своим поведением вы позорите память нашего отца и вызываете слёзы у матери. Никто из детей её мужа не огорчал нашу мать так, как вы!
— Простите ничтожного, ваше превосходительство! — посетитель рухнул на колени, уткнувшись лбом в пол. — Мне так жаль, что я доставляю столько неприятностей старой госпоже Набуро!
— Хорошо ещё, что наш отец и пятая госпожа наложница не дожили до такого позора, — выплеснув скопившееся раздражение, хозяин кабинета начал успокаиваться и говорил уже не так громко. — Иначе они бы просто умерли со стыда за такого непутёвого сына.
— Я достоин смерти, ваше превосходительство! — не поднимая головы, глухим от сдавленного рыдания голосом вскричал собеседник. — Прошу вас, накажите меня со всей строгостью. Моя несдержанность принесла вам и госпоже Набуро столько огорчений!
— Я устал от ваших бесконечных извинений, Рокеро-сей, — оборвал его Хосино Нобуро, выпрямляясь в кресле и глядя куда-то поверх коленопреклонённого младшего брата. — Наш отец особенно любил вас, как своё последнее дитя. Почитая его память, я помог вам сдать государственные экзамены на степень ейчей, устроил на хорошую должность и никогда не стеснял в деньгах. А чем вы ответили на такую заботу?
— Я достоин смерти, — вновь забубнил молодой человек.
— Вместо того, чтобы усердно трудиться на благо Сына неба и во славу семьи, принося ей почёт и процветание, вы шляетесь по заведениям, играете в кости, дерётесь, — проигнорировав его слова, вещал губернатор, выкладывая всё, что накопилось на душе.
