Трое наблюдателей вздрогнули, услышав невозможные для горла молодой женщины звуки. Ее движения постепенно ускорялись. Она крутилась, сгибалась, разгибалась, подпрыгивала. Скоро темп танца достиг такого уровня, что четкие позы больше не различались. Возникла рваная размазанная тень, колыхавшаяся под быструю дробь ног и бубна, под густой однотонный горловой бас: «Гу-у-урл, гу-у-урл, гу-у-урл…» У мужчин волосы встали дыбом, оператор чуть не выронил камеру.
Это продолжалось около часа. В конце камлания пламя костра взметнулось метров на пять, и девушка, на секунду застыв в невообразимой позе, рухнула как подкошенная. К ней сразу подбежали двое наблюдателей и заботливо завернули в медвежью шкуру. Бледная шаманка тяжело и часто дышала, сквозь незакрытые веки виднелись белки. Вскоре глаза ее, закатившиеся вверх, будто в глубине лба что-то высматривали, выкатились, сменив жуткую белизну глазных щелей на глубокую черноту широченных зрачков. Грудь зашевелилась ровно, и через пять минут, сомкнув ресницы полностью, девушка уснула.
Проспать должна, по ее же словам, до рассвета. Мужчины подкинули дров, достали еды, термосы с чаем и приготовились провести здесь остаток ночи. Оператор отложил камеру и принялся жарить сосиску на веточке. Всем мучительно хотелось выпить, и все жалели, что не захватили с собой. Кто знал, что за час этот звук проберет от макушек до пяток! Об этом шаманка не предупреждала.
«Теперь придется чаем отпиваться, до сих пор руки дрожат. Хорошо охране – они довольно далеко и ничего не слышали. Командир уже выяснил это по рации. Эх, была же мысль бутылочку взять!» – сожалел оператор. Проверять качество снятого материала ему было неохота.
Как только Вальчикан пригубила настойку, ударила в бубен и сделала первые шаги ритуального танца, мир расцвел красками. Вокруг ее рук, вокруг кустов и деревьев, вокруг троих мужчин загорелись разноцветные огни. Она перестала чувствовать тело, и сразу раздался низкий горловой звук. Он заставлял вибрировать душу, постепенно вырывая ее из ткани окружающей реальности. Сияющий пейзаж закрутился все быстрее и быстрее, сознание рвалось из тела все сильнее и сильнее (и боясь, и желая покинуть свое уютное обиталище), пока наконец, после секундной паники, сравнимой с ощущением падения в бездну, когда дух захватывает и в прямом и переносном смысле, не вылетело в неизвестность.
Долина предков оказалась бескрайней песчаной пустыней с низким небом, затянутым серой хмарью. Нет, то был не песок, то была пыль… веков. Это знание пришло к Вальчикан само. Вдруг крупинки взметнулись, и девушка обернулась. И сразу осознала, что не обернулась, а лишь перенесла внимание назад и что тела у нее нет. Она была небольшим пылевым смерчем, и перед ней стоял, виляя по земле и выписывая замысловатую восьмерку, точно такой же. Слева, справа вздымались новые и новые вихри, и вскоре она оказалась окруженной со всех сторон.
– Она… она… она… – послышались слова внутри головы. Они разнились, как отличаются голоса людей: женские, мужские, детские – и все были чем-то взволнованы.
– Предки?! – неуверенно спросила Вальчикан. Она не расслышала себя, но точно поняла, что другие ее услышали.
– Кто… как… когда… она… – раздались нестройные голоса.
Шаманка была разочарована. Первичные страх, восторг, удивление сменились этим всеобъемлющим чувством.
Сначала она не поверила удаче, позволившей попасть ей в мир духов при первом же камлании. Потом удивилась запущенности. Куда смотрят великие Агды, Бува и другие духи-помощники? Понятно, что ничего хорошего в мире умерших нет, но не до такой степени! Где реки, где леса, где солнце? Дед рассказывал о них, а в долине предков он бывал однажды и любил это вспоминать. Рассказывал, как боялся встретиться с тамошними обитателями и еле-еле сумел вернуться. Он обманывал или ему привиделось? Вальчикан еще раз оглядела себя и местных обитателей. Пришло разочарование. Все не так, как должно было быть. Это не предки, и она неизвестно где. Наверное, в мире чужих духов, чужих предков, в чужой долине. Как она могла ошибиться? Что сделала не так?! Стало до слез обидно. А как вернуться?!
Из какофонии непонятных вопросов и сумбурных утверждений вырвался зычный голос.
– Ты звала нас, – произнес он раскатисто, выделяя каждое слово. Над толпой невысоких вихрей поднялся высокий толстый смерч.
– Я?! – растерянно переспросила Вальчикан. – Я звала предков, хотела найти духов-помощников… это не вы?
«Это местный шаман! Может, он знает?» – подумала она с надеждой.
Голос ответил не скоро, когда язык девушки давно щекотал следующий вопрос, требуя немедленного высказывания.
– Нам плохо ты звала мы пришли.
– Да кто вы такие? Ты – шаман, ты должен знать. Или вы все потеряли разум? – с облегчением выпалила она, не вникая в ответ высокого смерча.
И снова ей пришлось ждать.
– Беда кругом твой зов помощь другие не зовут забирают плохо тяжело думать смертная… – белиберда полнейшая.
– Ничего не поняла! Где беда? Здесь? А я чем помогу?! Где я, как мне вернуться?! – Юная шаманка вдруг ощутила опасность. Она веяла отовсюду. Девушка запаниковала и невольно попятилась.
– Давно живем рушится все силы нет дай силы спаси смертная…
Вальчикан взвыла. Давно она так не боялась! Ужас охватил ее всю, пронзил насквозь, проник в каждую песчинку, из которых теперь полностью состояла ее сущность, как человеческое тело – из клеток. В страхе бросилась сквозь толпу, ничего не замечая. А вихри меж тем при ее приближении втягивались вниз и возникали на удалении, уходя с пути и одновременно следуя за ней. Она всегда оказывалась в кольце.
– Егор! Спаси, Егор! – взмолилась шаманка и встала.
Ей было стыдно, и чувствовала она себя глупо. Пришла сюда за ним и совсем забыла. Вальчикан стала ругать себя последними словами, просила прощения у деда, извинялась перед Егором, но главное – не знала, что делать, и совершенно не представляла, как и с какой стороны надо начинать искать выход. И проклятый вихрь наседал, буквально сверля мозги:
– Дай силу смертная упади ты звала сама падай, – большой смерч неуклонно приближался – и зудел, зудел, зудел… своим раскатистым голосом.
Ноги Вальчикан задрожали, словно она слышала приказ-заклинание, сопротивляться которому с каждой секундой становилось все сложнее и сложнее. Даже при огромном желании убежать у нее уже не получилось бы. В данный момент ее не занимало, как могут дрожать отсутствующие ноги, ее обуревали стыд, сожаление и досада. Она почти смирилась с неизбежностью. Скоро, чувствовала девушка, она встретится с любимым дедом и познакомится с родителями, которых не видела с раннего детства.
«Мама у меня наверняка красавица…» – подумалось ей, и ноги женщины бессильно подогнулись.
Вдруг вспыхнула ослепительно-яркая голубая вспышка, и Вальчикан услышала насмешливый, но в то же время властный, преисполненный высокомерия голос молодой, уверенной в себе женщины:
– Вставай, красавица, нечего в пыли валяться.
Окончательно запутанная, не отошедшая от прощания с жизнью, шаманка поднялась. Вяло обратила внимание на отсутствующие конечности. Как падала, как бежала – непонятно…
– Говори, сладенькая, кем тебе приходится Егор ор’Комес?
– Что? Я… ничего не понимаю… я жива?
– К сожалению, да, – усмехнулся голос. И рявкнул: – Отвечай по существу!
По сознанию девушки словно сквозняк пролетел, мысли обрели ясность и четкость, ни одного сомнения не осталось. Разве что появилось ощущение собственной ничтожности перед разлитой вокруг силой, впрочем настроенной пока доброжелательно.
– Я знаю Егора – Белого шамана, его фамилия Комес, пришла позвать его душу. Он мне никто, я познакомилась с ним во время похода к «забирающим души», он всех убил, но и сам оказался на пороге мира мертвых, – отчеканила, как давно заученный доклад.
– Действительно, никто. Жаль. Тебе не удастся его позвать. Знаешь ли ты в своем мире кого-нибудь, кто его любит?
– Знаю, – твердо ответила Вальчикан.
– В следующий раз проведите обряд совместно, у вас получится, – распорядилась невидимая собеседница.
– Но… – Девушка не знала, как обратиться. – Госпожа! Я хотела попасть на порог мира мертвых, в долину предков, а оказалась здесь! Или это и есть?..
– Любить надо сильнее! – презрительно оборвало ее «сияние». – Тебя падальщики притянули. Оголодали они совсем, охоту устроили. У тебя такая вкусная прана, что даже я облизываюсь. Все, прощай… сладенькая.
После этих слов Вальчикан окончательно втянулась в землю.
Пимена, как все боги, не любила выполнять обещания и старалась их не давать, тем более смертным. Но если бессмертные обещали, то все же старались исполнить. Частенько, в отместку за «унижение», цеплялись за явную казуистику, и результат получался таким, что «заказчик» и сам жалел об исполненном обещании. Например, вечную жизнь могли обеспечить в загробном мире, богатством могли буквально придавить, засыпав золотом, и так далее.
