Я повернулся в сторону стражников у ворот.
— Открыть… нет, обойдемся. Я через калитку.
На той стороне в десятке шагов от ворот всего трое всадников в добротных кожаных доспехах с металлическими вставками, впереди грузный мужчина в кирасе из бронзы, такие же налокотники и поножи, лицо массивное, крупное и широкое, темная короткая борода начинается от самых глаз, оставляя только островки носа и полных губ.
Фицрой вышел вслед за мной, но там встал сбоку и чуть впереди, готовый заслонить меня от внезапного нападения.
Передний всадник, явно это и есть сам Джеймс Велли, слез с коня, отвесил поклон. По его знаку покинули седла и его спутники. Один передал хозяину ларец, тот, держа его у груди, пошел ко мне, не сводя взгляда с моего лица.
Я старался выглядеть холодным и жестоким, смотрел прямо. Глерд остановился и, с трудом удерживая ларец одной рукой, другой отбросил крышку.
— Глерд Юджин, — произнес он ровно, — прошу принять эти сто золотых с нашими извинениями.
Я протянул руки и едва не уронил ларец на ноги, золото весит много, очень много, об этом забывают те, кто снимает в фильмах крашенные желтым цветом кругляши из картона.
Фицрой поспешно перехватил из моих рук, явно встревожен, что не успею выхватить пистолет. Из калитки вышел Ювал, Фицрой передал ему, а я повернулся к глерду Велли.
— Не разделите ли со мной трапезу, доблестный глерд?.. У нас есть общие интересы, раз уж мы соседи. Нам на пользу было бы обсудить возникшие и возможные в будущем проблемы. Раз уж подворачивается такая возможность…
Он ответил с явным облегчением:
— С удовольствием, глерд Юджин. Почту за честь!
За обильно накрытым столом, куда стащили все, что нашлось съедобного в замке, он объяснял степенно:
— Я был хорошим соседом с прежним хозяином этих земель… которые теперь ваши. А как хорошие соседи мы не очень считались с границами. В смысле, на охоте я мог углубиться в его владения, как и он в мои, это не считалось нарушением, у благородных людей охота превыше таких мелочей, как границы между землями.
Я произнес вежливо:
— А как объяснить бесчинства в деревнях?
Он вздохнул.
— У меня трое сыновей и дочь. Малые дети — малые трудности, а потом растут те и другие. Сперва сыновья просто охотились, а потом, когда начали интересоваться женщинами…
— Своих мало ли? — поинтересовался я.
Он кивнул.
— Больше, чем достаточно. Но молодые волчата, выползая из норы, смелеют и заходят все дальше и дальше, исследуют мир и пробуют свои клыки…
— Там беззащитные крестьяне, — напомнил я. — Хотя, понимаю, есть тип людей, которых беззащитность жертв только возбуждает. Глерд Велли, очень настойчиво советую вам удержать ваших сыновей от рейдов в мои земли… Хорошо, попались только их люди. Но я не буду смотреть на титулы.
Голос мой был очень серьезным, я сам ощутил в нем нечто такое, что по спине даже побежали мурашки. Глерд Велли побледнел и зябко передернул плечами.
— Да-да, — сказал он осевшим голосом, — вы свое предостережение подкрепили очень… весомо. Теперь по нашим землям разнесется весть, что хозяином этих земель стал могучий чародей. Та легкость, с которой вы убили четверых…
Он умолк, сглотнул, а я, воспользовавшись паузой, обронил небрежно:
— Мне приходилось убивать и десятками. Могу и сотнями, но возможности не было. Обычно разбегаются раньше.
Он торопливо кивнул:
— Да-да, это ужасно… я хочу сказать, это такая мощь, такая мощь! Но я, глерд Юджин, в самом деле человек мирный, уж поверьте…
— А нельзя ли ваших сыновей отправить куда-нибудь на войну? — поинтересовался я. — Пусть совершают воинские подвиги! Это же красиво и благородно: первым подняться на стену вражеской крепости, водрузить свое знамя на башне!.. Это честь, слава, повышение в титулах, знаки отличия, восторг в глазах лучших красавиц королевства…
Он задумался, медленно кивнул.
— Надо попробовать.
— Постарайтесь, — сказал я настойчиво. — Сами понимаете, если попадутся на грабеже и бесчинстве в моих селах, им не поздоровится. Более того, даже из личной симпатии к вам не смогу их отпустить. Мои люди уважать перестанут такого слабого глерда… Позвольте, еще вина?
Он протянул свой кубок.
— Да, спасибо, прекрасное вино.
— Подскажите, — посоветовал я, — что на войне опасности меньше, чем при попытке повеселиться в здешних селах, когда хозяином стал я.
Ввиду такого важного события Ювал за столом прислуживал лично, а двое слуг то и дело бегали в подвал за вином и возвращались с кувшинами в руках все веселее и веселее.
Я чувствовал, что глерд Велли мне нравится, сам по себе человек хороший и добрый, но бывает же, что доброта приводит к тому, что становится хуже жестокости и даже зверства. Сыновья уже не слушаются, мамаша явно их поддерживает, слабохарактерного отца в грош не ставят…
— Надеюсь, — сказал он на прощанье, — весть о вас не скоро дойдет до земель глердов Вайтхеда и Валленфиша.
— А что там? — спросил я.
Он чуть понизил голос:
— На землях Вайтхеда живет великий маг Аллерли. У Валленфиша — Сарджит. Оба равные по мощи, соперничают, но им, полагаю, очень не понравится, что появился еще и третий…
Я пробормотал:
— Надеюсь, объединятся, чтобы мне не гоняться за каждым в отдельности, если вздумают явиться.
Он невесело усмехнулся.
— Все шутите? Они — настоящие чародеи. Аллерли, к примеру, одним словом создал высокую башню для себя… ну, может, не одним, но создал ее выше всех замков и крепостей. Говорят, она достигает вершиной облаков!
— А Сарджит? — спросил я.
Он сказал, понизив голос:
— По одному его слову любая птица падает замертво, рыба всплывает вверх брюхом, а у человека останавливается сердце!
— Это серьезно, — ответил я. — Хорошо, что у меня два сердца. И восемнадцать жизней.
Я проводил его во двор, слуги позвали его людей, те с трудом взобрались в седла, один сразу затянул веселую песнь про умелую трактирщицу.
Вся западная часть неба уже стала золотого цвета, словно выгнутый купол превратился в сверкающее золото, а само солнце горит и не сгорает, смотреть больно не только на солнце, весь небосвод почти солнце.
И если бы тот яркий диск, что почти точка, убрать, легко представить, настолько огромное солнце, что закрывает собой весь мир.
— Глерд Велли, — сказал я, — может быть, все же останетесь на ночь? А утром и в путь…
Он засмеялся.
— Вы забыли, какая сегодня ночь? Вся наполнена волшебной музыкой сфер и дивным светом двух лун, что высветят каждую песчинку на дороге… Только и путешествовать такими ночами, когда нет зноя, нет мух…
Он отдал шутливо салют, и они выехали через широко распахнутые для них ворота.
Фицрой сказал со смешком:
— Да, ты хорошо напугал его своими двумя сердцами и восемнадцатью жизнями!
— Не думал, — сознался я, — что так легко поверит.
Он сказал серьезно:
— Самое чудное, такие люди в самом деле есть. Не с восемнадцатью, конечно, но с одной-двумя в запасе… он о таких слыхал, потому и поверил.
Я поежился.
— Ну и жизнь… Как понимаю королеву…
— Она против?
— Против магии, — уточнил я. — Женщина… они всегда осторожничают. Сохраняют то, что есть. Им нужен предсказуемый мир, где все понятно наперед.
Он скривился.
— Скучный мир. Застойный.
— Да, — согласился я, — правильность всегда скучна. Женщины вообще не играют в азартные игры, знаешь?
— Осторожные, — согласился он. — Это у нас благородный риск в крови.
Я засмотрелся, как из-за дальних деревьев поднимается луна, призрачный волшебный свет упал на землю, и я ощутил, что глерд Вилли прав: резкость и четкость просто необыкновенные, самое лучшее время для конных переходов. Если, конечно, знать, что за это время, даже если выйдет вторая луна, то не выскочит третья.
— Красиво, — сказал я.
Фицрой посмотрел по сторонам.
— Где?.. Кто?
— Природа, — пояснил я. — Даже мастерская может быть красивой.
Он посмотрел на меня с сочувствием.
— Устал?.. Иди отоспись, завтра вряд ли день будет легче.
— Ты прав, — согласился я. — Надо будет…
Я умолк, по огромному яркому диску луны пронеслась темная тень, я отчетливо рассмотрел хищно изогнутый взмах крыльев, вытянутую шею с головой не столько птицы, как рептилии, и длинный, как у ящерицы, хвост.
На загривке вроде бы кто-то сидит, но рассмотреть я не успел, да и сидевший очень уж пригнулся, спасаясь от встречного ветра. В лунном свете эта странная птица заработала крыльями чаще, пошла вверх по крутой дуге, там вверху сделала широкий круг.
Фицрой тоже задрал голову.
— Что ты там… А-а, ух ты, даже сюда долетели?..
