Кира. — Наши службы предоставили мне подробную справку. — она похлопала ладонью по лежащей на столе папке. — Самая влиятельная преступная группировка Новгорода, а вы, достойный Чернек, её глава.
Братья опять поморщились.
— Впрочем, я не собираюсь читать вам мораль, — в последнее время Кира начала неосознанно копировать манеру речи своего господина, — особенности ваших занятий меня не интересуют. Поговорим о деле. Вот список всех заведений, которые наша семья предпочла бы продать. Они продаются единым пакетом за скромную сумму двести восемьдесят пять тысяч гривен.
— Это слишком много. — немедленно возразил Чернек.
— Цена справедливая, поэтому она не обсуждается.
— Цена была бы справедливой, если бы на товар был большой спрос. — улыбнулся Чернек, явно наслаждаясь своей сильной позицией.
— О, понимаю вашу мысль, — холодно улыбнулась ему в ответ Кира, — вы решили, что выбор у нас маленький: либо остаться с заведениями, которыми мы не можем владеть без урона для чести, либо продать их вам за бесценок. Вы ошибаетесь, достойный, у нас есть альтернативное решение.
— Вот как? — вежливо усомнился достойный.
— В четверг я буду докладывать господину план реновации Зелёного квартала. Все притоны будут снесены; мы планируем возвести там большой торгово-развлекательный комплекс.
Братья не поверили своим ушам.
— Там вообще-то не только ваши заведения. — язвительно напомнил очевидный факт Чернек.
— Наши юристы уже подготовили прошения о конфискации этих заведений, как принадлежащих простолюдинам, и тем самым нарушающих условия Акта «О негласном владении».
— И вы считаете, что мы не сможем найти фиктивных собственников-дворян?
— Мы считаем, что сможете. Поэтому наши юристы на всякий случай подготовили прошения о лишении дворянства таких собственников, как наносящих урон дворянской чести. У нас есть заверенные свидетельства о том, что представляют из себя ваши заведения, и мой господин уверен, что сумеет добиться полной поддержки князя и Дворянского Совета.
— Мы можем перевести наше имущество в гласное владение.
— Вы не успеете. — улыбнулась Кира.
— Знаете, такие методы ни к чему хорошему не приведут. — с угрозой сказал Чернек. — Не стоит загонять людей в угол.
Кира посмотрела ему прямо в глаза ледяным взглядом:
— Мы решим эту проблему. — в голосе милой девочки отчётливо прозвучал лязг затвора.
— Итак, достойные, я предлагаю вам выбор, — продолжала Кира, — или в среду вы покупаете предлагаемое имущество, или в четверг я подаю план реновации на подпись господину.
— Мы не успеем собрать деньги за это время. — Чернек возражал уже скорее по инерции.
— Я уверена, что успеете. — Кира снова похлопала рукой по папке со справкой по Южному братству. — Но я понимаю ваши трудности и готова пойти вам навстречу. Мне известно о ваших проблемах с отмыванием нелегальных средств, поэтому я не буду настаивать на банковском перечислении. Привозите наличные. Надеюсь, достойные, что вы всё-таки предпочтёте сотрудничество конфронтации, а сейчас прошу меня извинить. — Кира нажала кнопку звонка и сказала заглянувшей секретарше: — Вызови охрану, чтобы проводить достойных до выхода. Вежливо.
Братья молча вышли из кабинета, и молчали, пока не покинули здание.
— Что за дети пошли! — не выдержал наконец Чернек. — Это же не девочка, а какая-то акула!
Костыль что-то промычал, полностью поддерживая шефа.
— Мы такими не были! — продолжал возмущаться Чернек.
Костыль, который впервые зарезал человека в тринадцать лет, не поделив украденное с подельником, согласно угукнул.
— Что делать-то будем, шеф? — наконец решился спросить он.
— Собирать деньги, что же ещё. — раздражённо ответил Чернек. — Я не собираюсь бодаться с фамилиями.
Оба тут же некстати вспомнили похороны Тверского и закрытый гроб, в котором по отдельности лежали голова, правая рука, и обе ноги. Чернек скривился и сплюнул:
— Всё Тверской, сволочь! Связался с Родиными и решил, что он теперь всех имеет. И чем дело кончилось? А ведь я его предупреждал, что с дворянами он получит только проблем на свою жопу!
— Жопу-то его как раз и не нашли. — глубокомысленно поддакнул Костыль.
Отношение ко мне в школе последние события не улучшили. Ко мне и так относились насторожённо, теперь же отношение варьировалось от опаски до откровенного ужаса. Причём учителя также стали меня побаиваться; в результате меня просто перестали спрашивать на уроках, видимо, из опасений что я могу зарезать за плохую отметку. Тьфу! Вот настолько легко общество может сделать из человека изгоя — достаточно убить нескольких негодяев, и всё, ты уже монстр. И никого не волнует, что ты мирный гражданин, который всего лишь хочет жить спокойно. Впрочем, я уже давно потерял наивную веру в людей, так что для меня такая реакция шоком не явилась.
Справедливости ради надо заметить, что не все изменили отношение ко мне в худшую сторону. Например, Анета Тирина сменила отношение с нейтрального на откровенный интерес. И не знай она про мои отношения с Ленкой, то наверняка начала бы на меня охоту — моя эмпатия совершенно определённо это утверждала. Изменения были не только в школе — я стал получать приглашения на приёмы, и некоторые из них даже посетил. Правда, приглашения были не от верхушки общества, аристократия ко мне пока только присматривалась. Но у меня уже было приглашение на следующий большой приём у Тириных, а судя по тому, какие тёплые отношения у нас установились со Стефой, возможно, меня пригласят и к Ренским. Невозможно войти в высший свет самому; нужно обязательно быть кем-то представленным, и посещение правильных приёмов — это единственный путь в высшее общество.
Большим приёмом Тириных был день рождения Алины. Обычно он отмечался внутри рода, только для своих, но в этом году Алине исполнялось двести, и род настоял на широком праздновании юбилея. Для меня момент был очень удачным, поскольку у меня уже полгода лежал подарок для неё, для вручения которого я никак не мог подобрать подходящий повод. Ленка любила разный антиквариат, и регулярно затаскивала меня в антикварные лавки, где с упоением рылась в старом хламе, разыскивая «что-нибудь этакое». В одной из таких лавок, разглядывая старые картины, я обратил внимание на небольшой портрет девушки, сидящей в плетёном кресле на залитой солнечным светом веранде. Мне бросилось в глаза сходство с Алиной, и чем больше я разглядывал картину, тем больше приходил к мысли, что это может быть она. Девушка на портрете выглядела немного моложе, однако сходство было несомненным. «Портрет девушки, автор неизвестен» — ответил хозяин лавки на вопрос о картине, но при этом запросил за картину чудовищную сумму в сто гривен, мотивируя это тем, что картина написано очень талантливо, и этот неизвестный автор запросто может оказаться кем-то знаменитым. Я сомневался; хозяин упёрся и не хотел скинуть
