— Ты! Жалкий раб! — злобно шипела Лоос, нависая над Русом. Её голая пятка, холодная твердая и тяжелая, давила на кадык, ломая хрящи, как многотонная стальная гиря. При желании, она могла бы пройти все горло насквозь и упереться в землю.
— Силу нашел? Кровью, моей кровью! плеваться вздумал?! Да я всю у тебя заберу, выпью досуха. А потом за отпрыском твоим отправлюсь. Знай это, падаль…
А Рус уже справился с одной болью и отключил другую. Уроки Френома не прошли впустую. Теперь он судорожно тянулся к астральному колодцу с Силой Гидроса, надеясь, напрягая Волю, воспользоваться им. Силы Геи и Френома, увы, не слушалась. Кровь во рту спеклась, а добыть новую не представлялось возможным, — мышцы лица свело судорогой, — а только на неё и рассчитывал, на родимую красную жидкость как на источник Силы.
— Из твоего сыночка я сделаю раба… жаль, ты не увидишь. Ты слышишь меня, я знаю, и мучаешься. Значит, так решил вопрос с младенцами? Свой оказался дороже. Правда, Рус? Не сучи руками — бесполезно. Пальчики травкой обернуты, кожу не повредить…
Глубоко вздохнув и резко выдохнув, совсем как спортсмен перед стартом, богиня взяла себя в руки.
— Ладно, неинтересно так с тобой говорить, с безмолвным. Молись, если хочешь, кому угодно. — С этими словами Лоос голой рукой пробила Русу грудину…
С трудом дотянувшись до колодца с Силой Гидроса, Рус попытался сформировать из неё струю. Сила, напоминающая удивительно спокойную, кристально прозрачную воду цвета морской волны, не шелохнулась. Тогда он принялся черпать её воображаемыми руками. Вода упрямо уходила сквозь пальцы, не задерживаясь ни на мгновенье, ни одной капелькой. Рус завыл. Отчаянно, беспросветно. Умирать было нестрашно, страшила судьба Гнатика и Гелинии. Лоос исполнит обещание, а это хуже смерти. А за сыном может последовать жена и в этом будет виноват только он и никто другой — с сумасбродной богини спроса нет. Горячие воззвания к Френому, Эледриасу, Гее и остальным богам, включая изгнанного Эребуса, остались безответными. Призыв Великих Шаманов окончился тем же. С ними-то было понятно, «круг изгнания» блокировал надежно, но боги? Они слышат все молитвы — Рус это знал абсолютно точно. Крепнут от них, костенеют в гордыне и почти никогда не откликаются. Но данный случай был экстраординарным: пасынок Френома вкладывал в вопли столько желания, что они содрогались…
Владимир сидел на мягком деревянном стуле, как на иголках, нервно мял в руках видавшую виды выцветшую форменную фуражку и стыдливо прятал глаза. Он вообще не знал куда себя деть. Перспективы вырисовывались самые мрачные. Зачем он поперся в тот кабак? «Волчий билет» — и никаких альтернатив. Прощай, обеспеченное будущее — здравствуй, нищета. Но тайная надежда на то, что строгий декан по прозвищу Эскулап смилостивится, упрямо не покидала, цеплялась за каждую мягкую интонацию грозного вершителя студенческих судеб.
— Долго будем играть в молчанку, юноша? — Осведомился декан, дыхнув на идеально прозрачные стекла пенсне, и принимаясь их протирать. Белый крахмальный платок со вышитыми инициалами, которые невозможно было прочесть, скрипел.
От бедно одетого, потерянного, опустившего голову студента его отделял массивный рабочий стол, заставленный аккуратно сложенными папками дел и стопками бумаг неизвестного назначения.
— Ну же, смелее. Когда Вас ловила полиция, Вы вели себя куда как проворнее, — его тонкие губы дернула усмешка. — Кстати, Вы решили задачу о невинно убиенных детях?
— Какая задача, господ… — удивленный Владимир поднял голову и встретился с прямым взглядом Эскулапа. Ему вдруг показалось, что декан — не декан, что где-то он уже видел это бледное лицо с аккуратно подстриженной бородкой и глазами, не страдающими ни миопией, ни гиперметропией. Сидящий напротив человек буквально лучился здоровьем.
«А человек ли?», — пронеслось в голове Владимира и мир перевернулся.
— Сядь, Рус, не вскакивай! — и Слово Эскулапа вдавили пасынка обратно. — Для её решения у тебя есть все. Боже мой, ну какой же ты олух! Умирать он, видите ли, подготовился! Кровью своей подменить сущность собрался. А какой богине, позволь тебя спросить?
— То есть как? Не морочь голову, Эскулап! Вскрой мне венку, любую, и все! — пасынок не на шутку взбеленился и вопреки Слову бога, стал подниматься.
— Тебе зеркало дать? — вдруг участливо поинтересовался Эскулап. Резкая перемена озадачила Руса. — Посмотришь на себя, дурня. Неприглядная картина откроется, настоящая. Отражение врать не станет, оно всегда на истину выводит… Думай. Ты много думал, когда якобы умирал, до многого дошел. Сделай следующий шаг. И зачем тебе кровопускание там? Внутри тебя Сила течет, в глубине.
— Но… там же краска… — По инерции ответил обладатель собственной вселенной, уже все понимая. Безрадостно. Воспарившая было надежда рухнула камнем. В живых не остаться.
— Не переживай, Владеющий миром, смерти нет! — подбодрил Эскулап, высказав, на взгляд Руса, пошлую псевдогероическую банальность, и уютный мирок — кабинет сменился суровой действительностью.
Грудь сломалась безболезненно. Чужая плоть, усиленная Словом, жадно потянула в себя сладкую кровь, но… Воля пасынка Френома оказалась сильнее и, наоборот, тело аватара всосало в рану, будто оно было не из костей и связок, а подобное воску. Лоос и вскрикнуть не успела.
Тусклый луч ночной лампы внимательно пробежал по бледному лицу, рассматривая синюшные губы. Сгорая от любопытства, заглянул в зияющую рану. Немного подумав, обшарил все скрюченное тело, но не мог отыскать ни капельки красной жидкости. Недоуменно мигнул, как бы пожав плечами, и продолжил выполнять свою светлую миссию. Масляному фонарю, творению рук человеческих, впитавшему толику их души и воли, в принципе, было все равно. Он и разума не имел. В отличие от создателей…
Зеленоглазая девушка посмотрела на свою правую руку, которой несколько мгновений назад убила врага, перевела взгляд на него, живого-невредимого и захохотала. Сквозь смех, захлебываясь, проговорила:
— Ты хоть понимаешь, Чик, что все вокруг, и ты, и я — иллюзия? Эхо твоей былой власти. Скоро Сила кончится и мы все исчезнем. А на самом деле… — здесь она взвизгнула от смеха. — На самом деле ты сейчас лежишь с дырой в груди, а я — пью твою кровь и моя Сила растет неимоверно…
— Примерно так, — покладисто согласился Рус. — За незначительным уточнением. Но о нем позже. Время стоит, как ты успела заметить, присаживайся.
За спиной богини возникло белое плетеное креслице. Хозяин вселенной сел в такое же, напротив. Светило ласковое солнце, щебетали невидимые птицы, степь разливалась от края и до края. Атмосфера умиротворяла. Лоос усмехнулась и села. Поддавшись общему настроению расслабилась и успокоилась.
— Забавно, что я — это даже не первое, а второе отражение. Аватар аватара… а где вино, фрукты? Как ты собрался ухаживать за дамой? — И сразу перед ней возник столик с тем, что она просила.
Богиня иронично покачала головой, как бы соглашаясь: «ну, чем бы дитя не тешилось», и поднесла к губам хрустальный фужер. Сделала маленький изящный глоток.
— Я не держу на тебя зла, Лоос. — Заговорил Рус, подождав, когда богиня отопьет. — Ты заложница имени.
— Кому это ты говоришь? Мне? А то я не знала! Но мне оно нравится и менять я его не собираюсь. Это я опьянена, что ли? Чик! Твой мир плохо на меня влияет, я заговариваюсь. А! Кажется, я догадалась. Ты надеешься переименовать меня и тем самым защитить своего ребенка, не тронув других? Какая коварная мысль! И главное, исполнимая! Я возмущена. — Лоос откровенно издевалась. Имя обретается богом навсегда, сменить его невозможно.
Бога можно изгнать, заточив в особую реальность, отобрать Силу, что несколько лет назад проделал пасынок Френома, но имя, а с ним и суть бессмертного существа, поменять невозможно. Однако, долго размышлявший Рус и, что удивительно, древний Эскулап с этим не соглашались.
— Скажи, — Рус не обратил внимания на издевку. — Ты случайно меня зацепила? Выдернула с Земли.
— Ну, если вообще можно говорить о случайностях, то — да. И не жалею. Ты разнообразил мне жизнь. А Силу я себе уже возвращаю. Через твою кровь, кстати, пока мы здесь мило беседуем. А как тебе наш союз с Тартаром? Жизнь и смерть — гремучая смесь, не правда ли?
— А тебе это не показалось странным? Раб, и вдруг освободился.
— Ни капли. — Лоос поставила бокал и наслаждалась виноградиной. — Кто еще может притянуть щуп, как не существо с сильной Волей? Сначала, согласна, не обратила внимания. Только потом догадалась, когда ты освободился. Я богиня молодая, глупая, ничего не поделать. — Сказала, грустно вздыхая. В этом вздохе, означающем сожаление, легко читалась ирония.
— А знаешь, Лоос, я тебе благодарен. — Рус оставался невозмутимым.
