выучить, что прихожу я сюда всегда к хозяину заведения, который неизменно каждый вечер (вот и сейчас тоже) восседает в глубине зала на уже немного затертом диванчике.
– Привет, – я протиснулся через мордоворотов и сел рядом с Гошей.
Вместо приветствия тот лишь молча кивнул и нахмурился. Мордовороты (один из них оказался тем самым, которого я немного помял, когда брали Гошу, вот этот бугай хорошо меня запомнил и теперь зло косился) уже без лишних указаний отошли в сторону и встали за колонну. Выдрессированные.
– Ты извини, что на тебя думал, – я сам налил себе стопку марочного коньяка из уже вскрытой, но еще не отпитой бутылки. – Уж очень враг хитер оказался. Чуть сам на тот свет не отправился пару раз.
– И в тебя тоже стреляли? Как и в меня? – с ехидством хмыкнул Гоша.
– Девять миллиметров, навылет. Правое плечо. Операция в полевых условиях на квартире твоего кореша Медведева. Потом пришли меня ножом убивать. Потом в розыск объявили за убийство следователя прокуратуры. Потом задержали, и ночь я провел в КПЗ, в хате с урками, где пришлось объясняться за место под солнцем.
– Ну ни хрена себе, – Гоша приподнял на меня стриженную бровь. – Помотало тебя. Это тебе за то, что старым друзьям не доверяешь.
Я кивнул.
– Урок усвоил. Давай выпьем, что ли.
Мы чокнулись. Армянский семилетний пошел легко и снял в горле комок. Как-то неприятно, когда тебя считают гнидой и предателем…
– У меня для тебя подарок, – сказал я вытаскивая из портфеля сверток.
– Мне от ментов ничего не надо, – Гоша чуть скривился, мельком глянув на сверток.
– А это не от мента. Мент бы сдал это куда надо, а я тебе отдаю… – я развернул пергамент и извлек огромный конверт.
Протянул его Гоше.
– Это явно не мне адресовано, – пробормотал с удивлением тот, прочитав строки на лицевой стороне. – Я не товарищ Щелоков.
– Не выеживайся уже, – буркнул я. – Загляни внутрь.
Гоша выудил из конверта подшивку из стопки стандартных серых листочков. Пялился в печатный текст несколько секунд. Хмурился. Затем нехотя полез в карман пиджака и выудил очки. Круглые и несуразные.
– Ни хрена без окуляров не вижу, – оправдываясь, проворчал он, водружая очки на нос.
– Ха, – я не смог сдержать лыбу. – Первый раз тебя в очках вижу! Антуражно выглядишь. На историка похож какого-то. Точно. На Берию. Лысины только не хватает.
– Тише ты… – Гоша огляделся. – Не люблю очки. Не хочу, чтобы меня в них пацаны видели…
– Все, молчу. Ты читай, читай.
Гоша впился глазами в строчки. Переворачивал листы. Морщил лоб, периодически поправлял ворот модной цветастой рубахи, что-то бурчал.
– Откуда это у тебя? – наконец еле слышно проговорил он.
– Гостинец от Глеба Львовича. Но ты на Дубова зла не держи. Он ходу материалам так и не дал. Компромат собрал и спрятал у себя на квартире.
– Кто о нем еще знает?
– Бывшая следователь прокуратуры Федорова Галина Владимировна. Но она сейчас главный подозреваемый. Уже, наверное, даже статус обвиняемой получила по делу Дубова. Так что ее можно в расчет не брать. И пара моих надежных друзей-сослуживцев. Но они никому ничего не скажут.
– Занятные документы…
– Это верно. Я только одного не пойму. Почему Дубов тебя не сдал? Столько усилий потратил, чтобы закатать катран, материалы собрал, а потом все поставил на паузу. Может, ты подскажешь?
Гоша тихо хмыкнул – он явно знал ответ на этот вопрос.
– Долг карточный я ему простил, – улыбнулся он. – Поговорили мы с ним по душам. Выпили немного. Все непонятки выяснили. Я сказал, что уважаемых людей мне незачем в должниках держать. Мол, долг аннулирую. Он не ожидал от меня такого. Молчал сначала пару минут. Потом еще по рюмке хряпнули, тогда только он ожил, покряхтел и по плечу меня похлопал. Сказал, мол, извини, ошибся я. Не понял я тогда, за что он извинялся, только теперь вот дошло, – Гоша кивнул на бумаги. – Эх… Хорошо, что я тогда к нему поговорить поехал.
– Дай угадаю… А пили вы водку “Золотое кольцо”?
– Ну, да…
– На даче у Дубова, в “Березовой роще”.
– А ты откуда знаешь? – Гоша удивленно на меня вытаращился, – я никому об этом не говорил. А-а… Понял! Сосед по даче, наверное, тебе всё слил. Дедок такой пронырливый. Хотя он имени моего тоже не знает…
– Работа у меня такая, все знать. Получается, что это ты меня с напарницей поджег.
– Как поджег? – опешил Гоша. – Когда поджег?
И так он искренне удивился и даже будто бы испугался, что у меня на душе потеплело.
– Домик Дубова облили бензином и подожгли.
– А! Ну, да… Когда вся эта ботва стремная началась, я, понятно, решил скрыть факт нашей встречи с Глебом. И так на меня стрелки двинули. Послал человечка, велел бутылку с моими отпечатками из дома забрать. Тот сунулся, а домик закрыт. И ключа ни под ковриком, ни в цветочном горшке уличном нет. Этот олух смекалку проявил и решил улику вместе с домиком уничтожить. Слил у каких-то лохов бензин с калымаги и подпалил ночью домишко. Так а ты-то при чем?
– А эти лохи были мы. А колымага, с которой бензин слили – ты мне подарил.
– Да ну на хрен? Как так?
– А вот так. Бывают в жизни приключения. Только ночью в этом домике мы были. Спали.
– Прости, Курсант, зуб даю, не знал… Санька олух, конечно!
Вот как случается. Пришел я прощения просить, а теперь Гоша сам передо мной извиняется. Случаются же повороты.
– Верю, что не знал.
– Простишь?
– А для чего еще друзья нужны? Чтобы ошибки друг друга терпеть.
– Это ты хорошо сказал. Ну, что сидишь? Наливай давай. Руку менять не будем.
Мы хлопнули еще по пятьдесят. Зажевали дольками лимона, колбасой и прочими кальмарами. Некстати вспомнилось, как в прошлый раз я унёс отсюда бокал с Гошиными пальчиками, а он заметил, всё понял, но спорить не стал. Дал мне гнуть свою линию.
– И спасибо тебе, – Гоша протянул мне руку, крепко пожав. – Все-таки если бы не ты, сгноил бы меня Горохов к чертовой матери.
– Да ладно. В
