не рвитесь вперёд. Главное, наступаем под прямым углом, не навстречу. Иначе я вас подстрелю.
Отец послушается. Но сдержит ли Клая? Мужик в возрасте за полтос, а не терпится доказать двум женщинам — жене и дочке, что крут не менее зятя. Резвись…
Обход пиратского стойла здорово облегчил Бобик. Он учуял их и тихонько зарычал.
Значит, Фатеррих не соврал и не ошибся.
Весь оставшийся путь на исходную, минут примерно сорок, я держал собаку при себе. Четверолапый, отпусти его в лес, принялся бы сам наводить справедливость. Преждевременно.
И так мы производили слишком много шума. Совсем не апачи и не ирокезы, умудрявшиеся тихо подобраться к дичи. Помог ветер, достаточно крепкий. На воде он мешал, дул в лоб. Сейчас мотал и ломал голые ветки, его громкий голос разносился вдоль побережья.
Наконец, ощущение сырого воздуха зимнего леса дополнилось мокрой ноткой близкой воды.
Я спрятал прибор ночного видения и включил ночной прицел. В принципе, то же самое, но с увеличением и узким углом обзора. Горе тому, кто в этот угол попадёт.
Объявил короткую передышку. Приготовиться, проверить оружие и амуницию. Облегчиться, чтоб во время боя не дунуть в штаны.
— Фатеррих! Как ты считаешь, пленники, команда твоего двоюродного брата, ещё у них?
— Уверен — нет. До порта пара часов ходьбы. Может — час до ближайших ворот. Там легче сторожить. А как откроется море, продадут степным колдунам. Или вообще — на другую сторону мира. В рабство. Кроме тех, кто не переживёт переход.
— Что значит «откроется море»?
В ответе проскользнуло снисходительное отношение моряка к сухопутному, отчего симпатия к однорукому чуть потускнела.
— Ветер чуешь, Гош? Он усиливается с каждым часом. Помяни моё слово, грядёт шторм. Меньше трёх дней не продлится. Ни один, кто в своём уме, не выйдет из бухты.
— То есть у нас имеется дня три, чтоб напакостить торговцам живым товаром… За три дня многое успеется. Выдвигаемся!
Уверение, что пленников, то есть «хороших парней» впереди нет, а лишь «плохие парни», подлежащие сокращению поголовья, облегчило миссию. Любой, попавший в прицел — враг. И ему остаётся лишь один способ выпасть из перекрестья — кулем повалиться на мокрую траву.
Пусть в ужасе кричат: начинается по чуть-чуть геноцид [17].
Естественно, они не ожидали нападения со стороны Мармерриха. Как и вообще неприятностей. Даже не выставили часовых. Просто большая поляна у берега, плотно заставленного трофейными судами. Полукруг шалашей. Большой костёр посерёдке, ослепивший мою ночную оптику. Она больше не требовалась.
Как в тире. Расстояние — в пределах прямого выстрела. С колена. С поправкой на ветер. Вдох-выдох, задержка дыхания, мягко-мягко спусковой крючок на себя, у М4 его ход плавный…
Приглушённое «пум» и лёгкий толчок в плечо. Стук затвора, выбросившего гильзу и дославшего. ПБС, прибор бесшумной стрельбы, в просторечии — глушитель, не только убирает звук, но и скрывает пламя, вырывающееся из ствола.
В общем, когда довольно молодой пират в лихо заломленной шляпе вдруг потерял равновесие и рухнул мордой в огонь, пара его товарищей с бутылками в руках даже не въехали, что стряслось.
Один — ноль.
Сотоварищи или, судя по посуде, собутыльники усопшего принялись тащить его за ноги из огня. Тут же устали оба. Прилегли отдохнуть — рядом. До похорон.
Три — ноль.
Дальше последовала непредвиденная заминка. Из шалашей никто не вышел. А воевать, не имея целей для стрельбы, контрпродуктивно.
— Дать по шалашу из ППС? — предложил Логр.
— Жалко патронов. Да, переполошишь. Но вряд ли кого заденешь. Есть вариант смешнее. Бобик!
Послушный пёс кинулся вперёд — обнюхать свежих жмуров, пахнущих вкусной кровью, а один ещё и жареным мясом. Парни ему, кстати, не понравились. Наверно, дешёвый нир перебил ароматы.
— Бобик, голос! — завопил я, перекрывая шум ветра. А через пять-семь секунд добавил: — Ко мне!
Получилось что надо. Пираты начали вылезать из шалашей, три самых предприимчивых получили по пуле в грудь. Затем случилось предсказуемое — я промазал. Злой шмель калибра 5.56 угодил в плечо одному из искателей приключений, тот не упал, а истошно заверещал: наших бьют. И вот тогда лагерь пришёл в движение.
Не таясь, мы поднялись в полный рост. Щёлкнули арбалеты. Я перекинул М4 за спину и раскрыл приклад привычного ППС. Погнали наши городских…
Вдруг яркая вспышка, словно в мозгу разорвалась граната. Мир померк и исчез.
х х х
— Сын! Сыно-ок! Очнись!
Я тряс его за плечи, хлестал по щекам…
Меня шлёпнул по плечу Клай.
— Посмотри, шея не свёрнута? Нет? Тогда выживет. Крепкий шлем у него. Сразу видно — колдовской.
На НАТОвской каске образовалась заметная выбоина, хорошо видная в свете фонаря.
— Сынок!
Наконец, он открыл глаза. Я проверил — зрачковая реакция нормальная. Уфф!
— Па! Что ты пыхтишь надо мной как хрым над грядкой с картошкой?
— Потому что тебя едва не убили, дурошлёп! Если бы копьё ударило на два пальца ниже, вышло бы у тебя из затылка! Вот какого хера ты полез вперёд, а не стрелял с двух сотен шагов, как условились?!
— Капитан! Отставить неуставное обращение. Ты как разговариваешь с главнокомандующим-архиглеем? Лучше помоги подняться. Ой бля-я-а…
Он схватился за голову с мученическим выражением.
— Повторяю, если не понял. Тебя зашибло ударом копья. Лучше полежи.
— Ну уж нет. Мы победили? Хоть и без меня?
— С тобой, с тобой! — напрягшись, я всё же вздёрнул сына на ноги и придержал. Он навалился всем телом. — У нас пара раненых. И один контуженный — ты.
— Пленные? Сколько? Как лес шатается-то… Мы не в России, да. Там леса крепче делают, не качающиеся.
— Шестеро пленных. Четверо раненых. Один из уцелевших — важный. Говорит, что он родной брат пиратского командира.
— Папа… Найди мне самого крепкого нира, чтоб сделать мозгам дезинфекцию и просветление. Усади в самом просторном шалаше. А туда пусть приведут этого… Командирского.
Крепкие напитки крайне не рекомендуются при сотрясении мозга. Но сыну я не стал перечить. Только спросил:
— Остальные пленные?
— С ними всё просто. Пусть Фатеррих срочно созовёт походный трибунал из своей команды и решит их судьбу. Кораблей много, верёвки тоже, да и деревья с крепкими сучьями… Па! Ради пресвятого Моуи, найди нир. Мне нужно обезболивающее.
Он заметил, наконец, валяющееся в траве копьё. Загадочно-тёмное, чуть поблескивающее в отсветах костра. Здоровенное — как стрелецкий бердыш в Древней Руси.
— Была в старом ка-вэ-эне такая
