А вот на счет посуды — это она зря. Это мы предусмотрели. Натаха моя наказала, когда обсуждали поездку воду с собой взять. Ну и взяли. В фургон погрузчиком сунули кубовый пластиковый танк, а в Чемале и водой его залили. Маленько перегруз получился, но Поц пилот опытный, довез и машину не убил. А кончится живительная влага в "канистре", Миха еще раз в поселок сгоняет. Газель кабиной к выезду и поставили, чтоб удобно выезжать было.
— Где кухня будет? Куда продукты стаскивать? Костер где будем жечь? — Ирка более прагматична. Егор у нее гм… житейский лох. Приходится бабе как-то все самой решать. А тут нашелся на кого свалить. Весь, по ее понятиям, такой из себя крутой и правильный. А я че? Я ниче. Старший, и от ответственности не бегу. Командир, бляха от ремня.
И про костер она правильно спросила. Это важно. Чтоб на палатки искры не летели, и сажей рисунки на скалах не испачкать. Неправильно это. Люди трудились, высекали своих оленей. Может чувак, что тут творил, по тем временам за какого-нибудь Рембрандта почитался. А тут мы, со своими кострами, плошками — поварешками.
Шесть палаток, огромный шатер над каменной шишкой и полог-беседка со стенами из сетки. Разборный столик, стулья и тенты над машинами. Пока мы с Егором и Мишкой этот "микрорайон" строили, шпана сушняк подтаскивать начала. Пришлось доверить натягивание растяжек теткам и идти рыть костровище. Камни собирать, ямку обкладывать и только накануне сваренную из арматуры-десятки конструкцию устанавливать.
Хорошо получилось. Споро, дружно. Будто тренировались заранее. Все при деле, никто не спорит и не скандалит. Есть вопрос или сомнения — подошли, спросили, побежали исполнять.
Вода в чайнике тоже быстро закипела. Согнали детей за стол, накормили бутербродами. Что-то более серьезное затевать не стали, в планах на вечер шашлык был. Готового угля взять с собой не догадались, пришлось в разборном мангале дрова жечь на угли. Дело это не быстрое, но ответственное. Какие угли — такое и мясо получится. Разве можно доверить жарку мяса женщинам? Никак невозможно. Бабы и рады, что их от кулинарии отлучили. Переоделись, расставили под каменной стеной креста, чтоб лагерь их белые телеса от лишних взоров прикрывал, и загорали, вяло переговариваясь.
А мы у огня. Но ведь и просто сидеть — пялиться на дрова скучно. Достали пиво из холодильника, стало веселей. Глоток за глотком, анекдот за анекдотом. Сидели, прихлебывали, смеялись. Это ли не счастье?
Дети прибегали, хвастались находками. Жучки, паучки. Картины на скале или камень странной формы — им все вновь, все интересно. Даже мой Никитка, наконец-таки, от своего электронного друга оторвался. Мир вокруг увидел.
Уходила усталость. Алтай вокруг терял краски, перестал удивлять и восхищать. И приходило спокойствие. Без вечно трындящего телефона, глупых вопросов от замов и наездов очередных проверяющих. Без фени от старых "боевых" соратников и пьяных "соплей" по пятьдесят раз повторяющего одно и тоже дяди Вовы. Тишина, ветер, ревущая внизу река, огонь. Только мы — семья, и Природа.
— Вы нам так щит над местом и не показали, — чуточку картавя, у подвыпившего Егорки всегда так, попенял нам с Михой брат. — Любопытство грызет, сил нет.
— Ты ему зубы-на выбей, — оскалился Поц. Тоже вот. Тихой сапой в родню прописался, хрен сотрешь. Близкий человек, что скажешь?! А он чует. И считает, что имеет право подшучивать над моими братьями. — Пусть оно тебя нежно обсасывает!
— А и правда, — покладисто согласился я, вставая. — Че порожняком сидеть? Пошли глянем. Срисуем фронт работ. Мих, ты присмотри за огнем…
Не попросил, приказал. И он послушался. Надо иногда подсказывать его место. Он с бригадой не один год ездил. Сам может в разборки и не лез никогда, а понтов тоже нахватался. Чуть прогнись — в миг на шею сядет и ноги свесит. И скажет, что так и было. Это давным-давно, когда мы темы терли и добычу на братву кололи, он мне вроде как вровень был. Теперь я ему зарплату плачу…
Время стирает следы. Какой-то другой, неведомый исследователь согнул торчащую из шишки трубу еще раз. Так, что она легла, скрывшись, замаскировавшись в отросшей на нанесенном песке траве. Я даже слегка занервничал, сразу не обнаружив свидетельство нашего тут пребывания тогда, давным-давно. И словно старому приятелю, случайно встреченному после десятка лет разлуки, обрадовался, опять-таки — случайно попавшей под ногу железяке.
— Мне… гм… представлялась эта возвышенность несколько меньшей по размеру, — почесал переносицу под дужками очков Егор.
— Не дрейфь, — хлопнул тому по плечу Леха. — Завтра вооружим мелкую братву лопатами и они за пару часов все размеры тебе тут проявят.
Шатер всего-то пару часов простоявший под жарким летнем солнцем, успел хорошенечко прогреться. Внутри было душно и пахло увядающей травой. Именно травой, разнотравьем, а не сеном.
— Работать можно будет только утром или вечером, — высказал я свое мнение. — Иначе запаримся. Жара тут, как в бане.
— Жирок сгоним лишний, — хлопнул себя по едва-едва угадывающемуся под футболкой животу мичман. Его оптимизму можно было только завидовать.
Как и здоровью с работоспособностью. Когда следующим утром я все-таки заставил себя подняться, кряхтя и поминая нехорошими словами явно лишнюю вчерашнюю банку пива, младший уже заканчивал расчистку каменного щита от дерна и песка. Чумазый, мокрый от пота, но невероятно довольный.
— Проснулся? — радостно выкрикнул он, выскакивая из шатра увидев явление меня из палатки. — Пошли, польешь. Ох хорошо на ветерке!
— А где все? — удивился я необычайной тишине в лагере.
— Бабы с детями ушли оборзевать окрестности. Взяли фотики, и ушли. Егорка с Маслом приладу строят под лебедку.
— С кем? — не понял я.
— С Мишкой. Масёл — это прозвище. Так у нас механиков… Всех, кто в БЧ-5 служил погоняли. Вот он меня, мичмана, "сундуком" кличет, а я его маслом.
— Прикол, — хмыкнул я. — Завтракали?
— Да мы то со шпаной рано встали. Это вы, лежебоки. Чайник поди чуть теплый. Ща подогреем.
— Разберемся, — буркнул я под нос направляя струйку слегка прохладной воды из крана танка на подставленную, лоснящуюся потом спину брата. — Нашел чего?
— Неа, — отфыркнулся Леха. — Камень только. Как панцирь у черепахи. Егор говорит — базальт. Типа издалека каменюги сюда перли. Здесь таких нет. Что попало так прятать не станут. Мазута твой…
— Кто? — снова не понял я.
— Да, блин, Мишка опять же. Механик-водитель? Значит — мазута.
— И че он?
— Весь на шарнирах. Дребезжит, хоть гвоздем прибивай. Типа древняя принцесса полюбому тут золото-брильянты для потомков притырила. И подсказочку на руке татухой набила.
Я хмыкнул. В сокровища не верил. Кто их, предков, разберет?! Может здесь прадед закопан, или любимый конь мужа. Мнится мне, другие тогда у людей ценности были.
— Миха о яхте мечту имеет, — пояснил я нетерпеливость боевого соратника. — Надеется на причитающуюся ему долю обзавестись.
— Уважительная причина, — кивнул брат, перекинув полотенце через плечо. — А ты? Ты о чем мечтаешь?
И взглянул вдруг прямо в глаза. Мы с ним всегда хорошо понимали друг друга. Егор, он другой. Вечно в своих грезах, в другом мире. Будто бы вечно занят внутренним, самого себя с самим собой разговором. А Леха простой. Такой же, как я. Теперь вот только взгляд у него стал какой-то… пристальный. Нехороший. Недоверчивый.
— Да, черепок какой-никакой отроем и ладно будет. Чтоб можно было в старости взять в руки и вспомнить об этом дне.
И вроде чистую правду сказал. Именно так и думал. А прозвучало, словно отговариваюсь. Словно скрываю что-то.
— Настолько хреново, брат? — тихонько спросил Леха, кода мы уже устроились на креслах у только-только реанимированного костра. Я открыл рот… Хотел было засмеяться, отшутиться, и вдруг вывалил все. Об одолевших хуже горькой редьки ворах-чиновниках, тянущих из отрасли последние соки. О замерзших, застывших как комар в янтаре, в девяностых бандитах. О кризисе, о том, что фирма моя в долгах, как в шелках, и о том, что я вот-вот начну технику продавать, чтоб рабочих деньгами поддержать. Об одиночестве и о том, что не могу никому верить вокруг… Ну и о том, что впервые за много-много лет мне действительно хорошо.
— Достало все, брат, — жаловался я. — Если бы не четыре сотни людей, которые у меня в кассе зарплату получают, плюнул бы на все, распродал и махнул бы в Испанию или Таиланд тот же. Всегда мечтал путешествовать, а побывать вот дальше Питера нигде и не довелось. Дела все эти гадские, заботы…
— А я вот, Дюха, набродился по миру по самые гланды, — приобнял меня младший. — Носило меня так, что земли под ногами не видел. Покоя хочу. Мира. Место свое хочу, чтоб сказать можно было — вот мол, это мое. Отсюда, итить его колотить, и до туда. Забор, мля, вокруг и морковку выращивать…
