— Подвиньтесь, товарищ, что вы плечи-то растопырили! — тетка попыталась отвоевать себе еще немного места.
— Ничего я не растопыривал, они у меня такие от природы… — попробовал оправдаться я.
— Он еще и спорит, вы послушайте!..
Что мы должны были послушать, узнать не удалось — ЛАЗ подскочил на колдобине, люди посыпались друг на друга, крышка корзины распахнулась, и на свет Божий полезли котята.
— Лови их, Петя, лови! — кричала бабуля.
— Уберите их от меня, уберите! — кричала тетка, поскольку один из котят провалился ей в излишне откровенное декольте.
Ничтоже сумняшеся, я выхватил из ложбины между пышными грудями орущее и паникующее существо и тут же сунул его в корзину. Старичок благодарно глянул на меня, а тетка хлопала своими глазами и всё время повторяла:
— Какой нахал, однако! Какой, однако, нахал. Однако, какой нахал! — пока не вышла на своей остановке у Метизного завода.
Сразу стало гораздо свободнее. Двери уже начали закрываться, и ЛАЗ тронулся, когда водитель притормозил, ожидая кого-то. В автобус чуть ли не на ходу влетела запыхавшаяся Арина Петровна, вся раскрасневшаяся, чуть растрепанная и прехорошенькая от быстрого бега. Как можно бегать в туфлях с каблуками? И в такой узкой юбке? Но — у ответственного секретаря вполне получилось. А вот удержаться на ступеньке — нет, и она бы совершенно точно или выпала из ЛАЗа, или была бы зажата дверями, если бы я не среагировал — ухватил за запястья и притянул к себе. Автобус тут же тронулся, и мы с девушкой вдруг оказались очень близко — на грани приличия.
— Гера, ты? — удивилась она. — Ты что — меня спас? Погоди — ты снова пил?
— Я, спас, пил, — отвечать пришлось сразу на три вопроса.
Арина Петровна возмущенно фыркнула, а старичок с котятами в корзине вдруг сказал:
— А вы товарища не ругайте. Он только что кутенка спас! Не только вас!
Ответственный секретарь подозрительно посмотрела на меня, а потом на дедушку:
— Какого котенка?
— Вот этого, рыженького! Нужон вам кутенок? Мы с моей Порфирьевной на рынок едем — даром кутят раздавать! Возьмите кутенка?
— Какой хорошенький… — тут же подобрела Арина Петровна и погладила котика за ушком, но потом собралась с мыслями: — Нет, мы на работу едем. Надеюсь, его возьмут хорошие люди.
— Эх! Все вы бабы такие, а? Сначала поманите, а потом…
— А больно много ты баб знаешь, старый? — встрепенулась Порфирьевна. — Или опять про свою Зинку? Знаю я, что ты к ней через забор лазил…
— Да какой забор, старая, у меня ноги не гнутся… — попробовал оправдаться дедушка, но тщетно.
— Знаю я, что у тебя не гнется! Ишь, окаянный, и тута глазки строит девкам! И ты отвернись, бесстыжая!
— Я?! — Арина Петровна удивленно глянула на агрессивную бабулю, и мне ничего не оставалось, как подхватить свою непосредственную начальницу под локоть и утащить из автобуса — на следующей остановке.
Оказавшись на твердой земле, девушка вернула себе уверенность и царственную осанку, и, прежде всего, забрала у меня свою руку.
— Я смотрю, у вас много энергии, Гера, — строго сказала она. — Я вчера говорила с шефом — вместо Шкловского про благородных оленей материал писать будешь ты. Так что можешь сразу собираться — поедешь в БООР, и дальше — будешь в распоряжении Стельмаха. Пустишь энергию в мирное русло.
Пришлось понуриться, сделав скорбный вид. Она думала, что здорово меня нагрузила, да? Внутри меня один гаденький попаданец торжествующе отплясывал лезгинку: БООР — это Белорусское общество охотников и рыболовов, а Стельмах — старший егерь и непримиримый борец с браконьерством в районе!
— Вы просто разбиваете мне сердце, Арина Петровна, усылая прочь от себя… — с деланной скорбью проговорил я.
Ответственный секретарь снова фыркнула, обаятельно наморщив носик, и зацокала каблуками по асфальту — впереди уже виднелись окна редакции.
Глава 4, в которой появляются олени
"Козлик" Стельмаха с надписью "БООР" на борту лихо подпрыгнул на выбоине в асфальте и затормозил. Чихнув, выхлопная труба выпустила последний клуб дыма, лязгнула дверца, и главный дубровицкий охотник бодро выпрыгнул наружу и зашагал ко мне.
Это был высокий, худощавый, загорелый мужчина, с копной седых волос и моложавым, улыбчивым лицом.
— Это вы — Белозор? — спросил он и протянул ладонь.
— Так точно, Герман Белозор, — я пожал его крепкую руку и улыбнулся в ответ.
— Ян Генрикович Стельмах, директор Дубровицкого отделения Белорусского общества охотников и рыболовов, ну и старший егерь по совместительству. Я смотрю — у вас и фотоаппарат есть? Это очень хорошо! Кадры можно сделать просто отличные! Мы поедем к благородным оленям. Недавно выпустили четырнадцать особей, вожак у них — с такими рогами… — он сделал жест руками, который должен был обозначать раскидистые рога. — Красота! И этой красоты у нас через несколько лет по лесами будет много.
Я оглядел себя с ног до головы и растерянно потоптался на месте.
— Ян Генрикович, а мы можем заехать в универмаг — я хоть кеды куплю, а то в этих штиблетах по лесу бегать — чистой воды смертоубийство! И домой ко мне — за рюкзаком, а то Шкловский должен был ехать, а вон как оно вышло…
— Заедем, почему нет?
Дома я потратил что-то около пятнадцати минут на поиск старого потертого брезентового рюкзака и запихивание в него всего необходимого: смены белья, зубной щетки, полотенца и прочего. Когда забрасывал рюкзак на заднее сиденье "козлика" — обратил внимание на белую "Волгу", которая стояла у калитки Пантелевны, и звонкие голоса на ее подворье. Гости?
Судя по настрою Стельмаха и намекам шефа — в рабство охотникам меня отдавали всерьез и надолго, на пару-тройку дней — точно. Я должен был набрать материала на цикл статей о развитии охотничьего промысла в районе — посоветовали сверху, а от таких советов не отказываются. Кажется, незабвенный Леонид Ильич был заядлым охотником — может, это как-то связано?
В любом случае, переодевшись из цивильных брючек и рубашки в удобные штаны-хаки и серую тенниску, я почувствовал себя гораздо лучше. Оставалось раздобыть кеды — если и не легендарные "Два мяча", то любые другие, потому как рассчитывать на то, что у Белозора водились какие-нибудь адекватные кроссы или берцы, явно не приходилось. Ну, не кирзачи же напяливать, в самом деле?
Универмаг "Ведрич", названный так в честь мелкой речушки, притока Днепра, был одним из самых изобильных мест в городе, не считая "Березки", конечно — даже в моё время, когда сетевые магазины и частные павильоны заполнили город. Стельмах припарковался у районной библиотеки, и я выскочил на улицу, задумавшись о слове "припарковаться". Как нынче звучал этот глагол?
— Гера, Герочка, Герань… — раздался вдруг гнусавый голос и я вздрогнул от неожиданности.
На покрытых трещинами бетонных ступеньках крыльца библиотеки сидели три типа — из тех классических персонажей, при виде которых пробуждаются древнейшие инстинкты "бей или беги": картузы, рубашки-тельняшки, мятые брюки-клёш, необремененные интеллектом лица… Совсем молодые, лет по семнадцать-двадцать… Вспомнился виденный краем глаза белогвардейский плакат "ОТЧЕГО ВЫ НЕ В АРМИИ?" Советский союз же, берут вроде всех и откосить нереально? Или — уже отслужили?
— Гера, так что насчет подгона? Ты обещал всемерно поспособствовать — а всё никак… — память Белозора выдала кличку старшего из них, голубоглазого башибузука — Сапун (от фамилии Сапунов), и имя — Тимох.
Зная Викторовича, он наверняка не стал бы ничего обещать такой сомнительной личности. Наверняка всё было слегка по-другому, а обещание — это вольная интерпретация Тимоха. А потому я сказал:
— Ветер переменился. Потом обсудим, лады?
— Ветер, гришь? — Сапун встал, и его соратнички поднялись разом, всем своим видом излучая угрозу. — Гера, а ты не попутал ничего?
