И майор показал мне сжатый кулак.
— Законопачу в такую даль, что никто не найдёт. Понял?
Я не стал ничего отвечать. Кажется, именно это моё умение злило майора больше всего. Немного помолчав, он хмуро буркнул:
— Свободен!
Я не стал дожидаться дополнительного приглашения. Повернулся и вышел в коридор, не забыв закрыть за собой дверь. Очень хотелось прислониться к стене и закрыть глаза. Но вместо этого я пошёл по коридору прямо к выходу из здания.
Металлическая входная дверь была открыта. Из неё в коридор наискось падал прямоугольник солнечного света. Он казался таким невероятно-замечательным в этих унылых кирпичных стенах, что я прикусил губу.
До последнего шага я опасался, что кто-нибудь меня остановит и вернёт в кабинет майора. Но никто не остановил.
Я благополучно вышел во двор крепости, миновал его. Прошёл внушительную кирпичную арку ворот и оказался снаружи крепости Пиллау.
По обеим сторонам ворот по-прежнему скучали часовые. Кроме них перед крепостью переминалась с ноги на ногу довольно странная компания.
Подходить близко к воротам они опасались, поэтому стояли на другом берегу крепостного рва, возле перекинутого через ров мостика.
Здоровенный плечистый верзила как раз запустил огромную пятерню в соломенные волосы и сосредоточенно чесал в затылке.
Рядом с ним недовольно нахохлился невысокий тощий парень с острыми чертами лица. Руки он засунул в карманы брюк. Локти оттопырил в стороны и был похож на драного, но задиристого петуха. Для полного сходства тёмные волосы на его голове стояли непослушным хохолком.
О перила мостика опёрлась девушка. Невысокая, черноволосая, с чуть тяжеловатой спортивной фигурой. Кудрявые волосы она стянула в хвост, который спускался почти до талии.
Верзила увидел меня первым и заорал на весь парк:
— Сашка! Ковбой!
Девушка вздрогнула и обернулась. Я увидел, что чёрные у неё не только волосы, но и брови.
— Саша! — воскликнула девушка вслед за верзилой.
Она легко перебежала через мостик и неожиданно бросилась мне на шею.
— Саша! Тебя отпустили?
Девушка была мягкой, тёплой и пахла цветами. Наверное, духи у неё были с цветочным запахом. От её неожиданной близости я вдруг почувствовал... Вот, чёрт!
В общем, я почувствовал то, о чём напрочь забыл в последние лет десять, если не больше. Брюки вдруг стали тесными, и я покраснел.
Тощий парень выдернул руки из карманов и тоже устремился к нам.
— Я же говорил, что его отпустят! — тонким голосом выкрикнул он. — А вы мне не верили! Оля, отцепись от Сашки, а то я начну ревновать!
В его голосе и вправду слышалась ревность.
Я осторожно освободил шею из объятий девушки.
— Я так рада! — сказала она. — Не слушай Севку — он, как всегда, говорит ерунду. Где ты пропадал всю ночь? Мы беспокоились! А утром Валерий Николаевич весь лагерь поднял на уши из-за того, что ты пропал. Ты что, правда, хотел купить янтарь?
— Да нет, зачем? — машинально ответил я, ошеломлённый таким натиском.
Девушка ещё что-то спрашивала, но я почти не слушал. Глубоко дышал, чтобы успокоить нечаянно восставший молодой организм и одновременно старался не забыть их имена. Оля, Севка...
Судя по всему, это и были те самые мои друзья, о которых упоминал майор.
Я не помнил всех своих сокурсников. Всё-таки, пятьдесят лет прошло. Да и жизнь немало пошвыряла меня по свету.
Но вот здоровяка я узнал сразу. Мишка Торопецкий — друг юности и коллега. Мы мало работали вместе, но приятельствовали с учёбы в институте и до самой Мишкиной гибели в девяносто седьмом. Он погиб в автокатастрофе — ночью не справился с управлением на скользкой дороге.
А сын Мишки, Никита, учился у меня. Потом мы с ним вместе работали. А потом...
От размышлений меня оторвал Севка. Он подошёл и бесцеремонно ткнул меня в бок острым кулаком.
— Что ты им разболтал? — спросил он, подозрительно глядя на меня.
— О чём? — удивился я.
— Сева, прекрати немедленно! — нахмурилась Оля. — Саша никогда бы ничего не разболтал.
— Вы сами-то что про меня наговорили? — перешёл я в атаку. — Какой-то краденый янтарь, преступники! С ума сошли, что ли?
— Тише! — шикнул на меня Севка и тревожно обернулся. — Вот что, пошли отсюда!
Я был полностью с ним согласен. Очень хотелось свалить как можно дальше от комендатуры.
Мы перебрались через ров и пошли в сторону проспекта Ленина.
— Так ты встречался с ними? — напряжённым шёпотом спросил меня Севка.
— С кем? — обозлился я. — Слушай, я вообще ничего не помню! Похоже, мне по башке врезали. Очнулся только утром, на моле. А тут патруль!
— На моле?
Севка подпрыгнул от возбуждения.
— Ну, правильно! Там мы с ними и договаривались!
— Да с кем «с ними»? Объясни по-человечески!
— А ты не помнишь?
— Говорю же — нет! Так врезали, что память отшибло.
Про себя я твёрдо решил держаться этой версии. Про свою молодость я помнил ровно столько, сколько и должен был — розовый туман, отдельные подробности, и больше ничего. А память молодого Александра Гореликова совершенно не спешила возвращаться.
Через десять минут расспросов и пререканий мне удалось выяснить, что Севка решил сделать Оле особенный подарок ко дню рождения. Возле станции он наткнулся на каких-то местных гопников, которые предложили студенту из Ленинграда купить у них по дешёвке большой камень янтаря.
— Они сказали — с кулак!
Встречу назначили ночью на том самом моле. У Севки хватило ума рассказать эту мутную историю мне. Я сначала отговаривал его, а потом решил идти с ним вместе. Но Севка воспротивился.
— Договорились, что я приду один!
И тогда я, как дурак, вызвался идти вместо него. Понадеялся, что меня шпана разводить поостережётся. И либо никто не придёт, либо я и впрямь добуду необычный подарок.
Слушая Севку как бы со стороны, я не уставал изумляться собственной дурости. Очевидно же, что это банальный развод! А если и нет — что бы мы стали делать с этим янтарём? Под матрасом прятать?
И вроде бы взрослый человек, в армии уже отслужил. А ума — как у школьника!
— Слушай, а деньги? — вспомнил Севка. — Деньги целы?
— Извини, денег тоже нет.
Я пожал плечами. Понятно же, что по голове меня стукнули не просто из любви к искусству. Нападавшими двигало вполне понятное желание поживиться за счёт заезжего идиота.
— А сколько денег было?
— Тридцать рублей, — грустно ответил Севка. — Мы по десятке скинулись.
— Я же говорила, чтобы вы ничего не выдумывали! — упрекнула его Оля. — Всё ты, Севка! Саша, покажи голову!
Несмотря на мои протесты, Оля сняла с меня шляпу.
— Ну, ничего себе! Тебе надо немедленно показаться врачу — тут такая ссадина!
— Да не надо, — отмахнулся я и поморщился.
Голова, всё-таки, болела.
— А куда мы идём? — спросил я своих неожиданно обретённых товарищей.
— Как куда? — удивился Севка. — В «казарму», конечно! Ох, Михалыч тебе и выдаст!
Я даже остановился — так ясно вспомнил Валерия Михайловича Строгова, руководителя нашей экспедиции.
Совершенно седой в свои сорок три года, он всегда ходил в военной форме без знаков различия. В войну Валерий Михайлович потерял всю семью. Четырнадцатилетним пацаном прибился к партизанам в Белоруссии, попал в окружение. Чудом выжил и выбрался к своим. Немного подлечился и стал снова проситься на фронт, но не успел. Война закончилась.
Историю своей жизни Валерий Михайлович рассказал мне намного позже, когда я под его руководством закончил аспирантуру и успешно защитил кандидатскую.
Казалось невероятным, что сейчас я снова увижу своего преподавателя, услышу его чёткий, хорошо поставленный голос:
— Студент Гореликов! Где вы изволили пропадать всю ночь?
* * *
Апрель 997-го года. Польша, Гнезно — Гданьск
