Медицинского персонала на случай распространения чумы во Владивостоке было крайне недостаточно и в Санкт-Петербург полетели телеграммы.
Во Владивостоке пока только отдельных больных выявляли, а Харбин уже полыхал. Люди начинали кашлять, затем у них повышалась температура, вскоре тело больного чернело, появлялась кровавая мокрота и несчастный умирал.
Однажды недобрым утром в центре русской части Харбина замертво упал постовой. Вскрытие показало смерть от чумы в самой её опасной легочной форме. Имеющаяся против чумы вакцина оказалась не эффективна. В Бомбее в конце девятнадцатого века она прекрасно помогала, а тут что-то спасовала.
Смертность заболевших чумой в Харбине была равна ста процентам. Все заболевшие обязательно умирали. На день раньше, на день позже, но конец был один.
Николай Александрович по столу кулаком грохнул и тут же в зоне отчуждения КВЖД, а так же вдоль границ с Китаем было решено организовать санитарные кордоны. В Харбине высадился десант Амурской речной флотилии с двумя пушками — китайское население города вот-вот бунт поднимет. Надо нам это? Нет — там же русских немало проживает…
Китайское правительство трезво оценило свои возможности в борьбе с эпидемией, поэтому русским врачам свои границы нараспашку открыло. Помогайте, мол, сколько сил хватит.
Вот и поехали на помощь отряды из Москвы, Санкт-Петербурга, Томска и других российских городов. В одном из них, и студент Иван Воробьев.
Забегая вперёд, надо сказать, что многие назад не вернулись. В том числе — и из отряда Ивана.
Всего за время эпидемии погибло около тысячи медицинских работников — врачей, фельдшеров, студентов-медиков, сестер милосердия, санитаров…
А, если ещё и военных считать…
Так, полностью погиб батальон из пяти сотен солдат и офицеров, отправленный со станции Куанчэнцзы в Хуланьчэн для подавления чумного бунта. Когда на помощь военным прибыли медицинские работники, то они обнаружили в расположении части четыреста девяносто пять трупов и пятерых больных, находившихся уже в безнадежном состоянии.
Я и мои товарищи реального положения дел не знали. Многие в нашем отряде расценивали поездку в Маньчжурию как развлекательную прогулку. Сменим де обстановку, далёкие края посмотрим…
За окном вагона промелькнули Вятка, Пермь, Уральские горы…
Я в поездку пару своих аппаратов для лечения переломов всё же захватил. Сейчас они у меня в чемодане лежали. Его мне опять же князь подарил.
Дорогущий подарок…
Такого как у меня чемодана, даже у докторов нашего отряда не было.
Это я уже о своем портсигаре не говорю.
Тут у меня конкурентов не было.
Наконец, наш поезд приблизился к Байкалу.
Глава 11
Глава 11 В священном месте
Немного до самого озера не доехали, как наш состав встал.
Что там случилось? Может авария впереди где какая?
Кто знает…
Об одном известили — стоять будем не меньше часа.
Пойти ноги размять? Запрета на это нет — вон уже сколько пассажиров с насыпи вниз спустились и прогуливаются.
— Пошли, Иван, на свежем воздухе покурим.
Сзади по плечу меня кто-то хлопнул. Оборачиваюсь — Петр. С одного он со мной курса. Бурят по национальности. Парень хороший, добрый. Кстати, как-то он говорил, что родом будет из этих самых мест, с Байкала.
— Пошли.
У меня возражений не имелось.
— Не пожалей императорскую…
На мой портсигар Кореец кивнул.
Это я Петра раз так назвал, а потом прозвище к нему и прилипло. Похож Петр-бурят на корейца. Навидался я на них в Стране Утренней Свежести. Ну, когда в плену был.
Почему императорскую? Так папиросы из моего портсигара весь курс называет, который мне Николай Александрович подарил. У Петра и свои папиросы имеются, но из моего портсигара табачок слаще всем кажется…
— Бери, угощайся.
Мне не жалко. Кем-кем, а жадиной я никогда не был.
— Пошли вон туда, отойдём…
Петр мне на поляну кивает. Там ещё столб какой-то стоит.
— Пошли.
Столб интересный. Ленточки на нём какие-то навязаны. Некоторые яркие, а какие уже все выцвели. У меня из-за зверьков золотых зрение сейчас как у орла стало, и такое впечатление — всё лучше становится.
Только на полянку вышли, почти одновременно с нами старик на ней появился. Меня аж передёрнуло — бьярм!!!
Однако, зубы не заболели, сигнала от зверьков тоже нет.
Старик, между тем, Петру кивнул. Меня проигнорировал. Из сумки, что у него на лямке через плечо висела, то ли горшок, то ли крынку достал. Немного из её себе в горсточку чего-то белого нальёт и вокруг себя плещет. Сперва вверх жидкость из горсточки подбросил, фонтан из себя изобразил, затем себе под ноги плеснул. Потом уже в стороны от себя беленькое из руки начал разбрызгивать.
Я стою, курить даже перестал.
Колдует?
К колдовству я сейчас серьезно очень отношусь, не то, что дома.
— Бурханит…
Видя моё недоумение произнёс Кореец.
После им сказанного мне текущая ситуация понятней не стала.
— Поясни. — показал я глазами на странного старика.
— У духов что-то просит… Здоровья, удачной дороги, чтобы желание какое-то исполнилось…
Пётр говорил серьезно, без тени улыбочки.
— Угощает духов молоком…
Так. Вот что было белое…
— Сначала — отцу-небу, затем — матери-земле…
Тут старик заунывно затянул что-то и Петр прервался. Молчал, пока старик не закончит.
— Духам мы отдаем верхнюю, самую лучшую, часть. Будь, это молоко, тарасун, суп, чай, каша…
Что такое тарасун, мне пояснять не надо. Угощал меня им Кореец. Это — их бурятская молочная водка.
— В первую очередь духам надо преподнести белую пищу, а потом уже всё остальное…
Точно, старик перестал молоко на землю плескать и кусочки хлеба стал разбрасывать. Отломит от горбушечки и бросает, отломит и бросает…
— Всё имеет свою душу, у земли, огня, каждого жилища, места есть свой хозяин. Духи молоко не пьют, кашу не едят, им нужна энергия, уважение. Благополучия у них надо искренне просить, тогда тебя услышат…
Старик закончил бурханить и в сторону железнодорожного полотна двинулся. Проходя мимо, опять Корейцу чуть кивнул.
— Петр, а я просить удачи у духов могу?
Кстати, не помешает это. Удачи лишней не бывает. Да и духи эти — не бабушкины сказки…
— Можешь. Вдоль дорог, рядом с тропами сэргэ стоят. — Кореец кивнул на столб. — Тут и просят у духов доброго пути. Монетка у тебя есть? Если нет, спички будет достаточно. Главное — искренне просить, не пьяному быть. Детям и женщинам во время месячных очищений — тем нельзя…
Выдал мне Пётр полную подробную инструкцию.
— Есть монетка.
Я пошарил в кармане. Имелись у меня мелкие деньги.
— Серебро? Медь?
На ладони у меня сейчас лежало то и другое.
— Не важно. Главное — внутри себя поблагодари хозяина за то, что дал тебе дорогу, пустил на свою территорию.
Я положил рядом с сэргэ пятиалтынный. Причём, не простой — русско-польский. На монетке так и написано — 15 копеек, а чуть пониже — 1 злотый. Монета старая, ещё тысяча восемьсот тридцать восьмого года. Я её в прошлом году на берегу Невы нашёл. Как уж она там оказалась? Вот и пригодилась монетка. Местный дух уж точно никогда такую не получал. Ему приятно будет.
— Конфету, если потом будешь жертвовать, обязательно развернуть надо, — пополнил мой багаж знаний Кореец.
Глава 12
Глава 12 Предчувствия беды
Паровоз прогудел…
Я даже вздрогнул.
Опять в мысли ушёл, а тут, как и гуднуло…
В который уже раз за нынешнюю дорогу в Маньчжурию тревога какая-то на меня накатила. Раньше никогда такого не было. Предчувствую я, должно случиться что-то нехорошее…
Что? Хрен его знает…
Вот, нехорошее и всё.
Очень.
Причем, не с одним мной, с многими людьми сразу.
