было видно, что он — бывший интеллигент, знаете, из тех, кто способен и бутылку винища винтом в себя влить, и Бродского на память почитать. Причем не важно, в каком порядке.
— Уймись, старый! Я тут страдаю вообще-то!
— О чем ты тут страдаешь⁈ Иди, страдай в другое место!
— О классовом неравенстве и несправедливости общественного строя страдаю! — рыкнул я в ответ.
От такого ответа дед немного опешил.
— А не рано ли тебе о таком страдать, малец? — спросил дед.
— Если ты в молодости не был социалистом, то ты был подлецом! — выдал я. — А мои гуманистические воззрения были жестоко попраны лакированными туфлями сорок пятого размера. Так что отстань от меня, дай пострадать!
И показывая, что я никуда уходить не собираюсь, я просто рухнул на жопу, обратно в мусор.
На самом деле болели ребра, ноги и шея, идти совершенно не хотелось. Да и сил не было. Нужно передохнуть. А в помойке я останусь чисто из вредности.
— Ох, молодежь пошла… Социалисты… — покачал головой дед, доставая из кармана смятую пачку папирос без фильтра.
Я голодным волком посмотрел на пачку, и, пересилив гордость, спросил:
— Дедуль, угости папироской…
— Какой я тебе дедуль! — обиделся бомж. — Не такой я и старый!
— Ну а как обращаться? — спросил я.
— Зови меня дядя Ваня, — ответил он.
— Дядь Вань, угостите папироской. У меня вот, даже есть…
Я пошарил по карманам и достал из кармана пару смятых десяток, которые отжал вчера у гопоты.
Бомж только посмотрел на смятые купюры, после чего оттолкнул мою руку и протянул пачку.
— За эту дрянь денег не берут. Потом ты угостишь.
— Угощу, согласился я.
— С процентом!
— Само собой!
Дед извлек откуда-то из внутреннего кармана коробок спичек, чиркнул, закурил, пряча огонек в кулак, протянул огню и мне.
Первая затяжка пошла тяжело. Непривычное горло Ильюши моментально схлопнулось, я закашлялся, к губам прилип дешевый табак. Забористые папироски, мать вашу! Крепкие! Но пара тяг — и стало легче. Чуть закружилась голова, а боль в ребрах и шее стала отступать.
— А тебя-то как звать, малец? — спросил дядя Ваня, усаживаясь рядом на какой-то разбитый ящик.
— Илья. Илья Штерн, — ответил я.
Буду представляться девичьей фамилией матери, для конспирации.
— И что такой хороший еврейский мальчик забыл в помойке? — спросил дядя Ваня.
— Я же говорю, думаю о несовершенстве нынешнего социального строя, — ответил я, затягиваясь поглубже.
Сизый дым всколыхнул у меня какие-то прошлые воспоминания… Там был дым…
— Ты что, беспризорник? — спросил дед.
— Нет. С мамкой живу. А с чего взяли? Домашние юноши по помойкам не валяются? — усмехнулся я.
Дядя Ваня только многозначительно посмотрел на мою руку. Я проследил за его взглядом. От папиросы осталось уже меньше половины, да и держал я ее двумя пальцами внутрь, в кулак, будто прячу огонек. Дед же затянулся хорошо, если пару раз за это время.
— Хорошая погода сегодня… — протянул дядя Ваня.
— Ночка была тяжелая, — ответил я старику, добивая папиросу и аккуратно бычкуя окурок об асфальт, ибо в горящей куче мусора сидеть как-то не хотелось. — Видали ту тварь рогатую?
— Не, у меня тут хованки есть, не вылезал я, — мотнул головой старик. — А ты что, видал?
— Угу, даже слишком близко, — угрюмо ответил я. — Слушайте, дядь Вань, меня тут по голове недавно ударили…
Дед, скотина, на этих словах тихо хрюкнул, но я не обратил на это внимания.
— И что-то у меня с памятью не то совсем, — продолжил я, игнорируя реакцию едкого старика. — А мамку пугать не хочу… Мож обрисуете картину в общих чертах? Ну там тыры-пыры, тоси-боси, что, куда, как?
— То есть про социализм ты помнишь, а про демонов забыл? — прищурился бомж.
— Именно так! — закивал я головой. — Именно так!
Дядя Ваня тяжело вздохнул, хлопнул ладонями по коленями и, протягивая пачку, сказал:
— На, закури еще одну. Нервы чуть успокоишь в процессе…
Из той беседы я узнал многое. Первое — проживал я в славном граде Великая Москва, впрочем, для меня это новостью не было. Правил нами государь-император из династии Романовых, но, по сути, монархия была полу-конституционной, то есть значительная доля власти принадлежала крупной и старой аристократии. Они же представляли основную массу капиталистов, активно загоняя под шконарь купечество, истребив его практически под корень. Но некоторые реформы, все же, позволяли простым людям вести бизнес, на том и держались. Но все самое вкусное, конечно, оторвали себе аристократы.
По сути, Дядя Ваня дал мне просто более подробную картину того, что я знал раньше. Но больше всего меня интересовали маги, армия и те самые шагающие роботы.
— А это за бугром учудили, — сказал старик. — Япошки подсобили. Бредили раньше своим механическим самураем, и вот, родил сумрачный восточный гений эти машины. В народе их просто мехами зовут, а по докУментам — автономные механизированные штурмовые машины, или как-то так.
— Это ж какие аккумуляторы там стоят… — выдохнул я.
— Аккумуляторы??? — удивился дед. — Они же запитываются от энергокристаллов! Ну и от ядра пилота, само собой.
— Пилот всегда маг? — удивился я.
— Конечно! И почти всегда дворянин! — ответил дядя Ваня. — Магов вообще немного и их всегда прибирают к рукам дворянские семьи. Сводят их, как выставочных животных, чтобы потомство было еще сильнее… И если кто из простолюдинов сильным магом рождается — его мигом к рукам прибирают! Чтобы кровь освежить!
Я покивал головой, будто бы все было именно так, и дед просто напомнил мне то, что я и так знал. Так значит та психованная девка была дворянка? Уж точно плод инцеста, не иначе, отсюда и беды с башкой, и истерики. Типичный Sweet Home Alabama, мать вашу. Здоровые люди так себя со своими спасителями не ведут.
Расстались мы с дядей Ваней почти друзьями. Бомж рассказал, где обычно бывает, я пообещал, что на днях встречусь с ним, верну папиросы и, может, угощу чем. Уж очень мне старик понравился. И самое главное — не задавал мне лишних вопросов, например, почему я весь в крови демона из прорыва или откуда у меня на груди тонкие раны от удара когтей.
К полудню я кое-как доковылял до своего дома. Там я застал перепуганную маман, которая при виде сыночки-корзиночки после боя, едва не упала в обморок. Еле отбился от этой женщины! Все хотела меня в госпиталь тащить, мол, я смертельно ранен и скоро умру от тех четырех царапин, что тянулись через грудь. Раны эти были очень поверхностными, да и на мой вопрос про чертей дядя Ваня сказал, что после восхода они совершенно не опасны, точнее, не
