Рабочие на заводах, половину дня забивали козла, выдавая необходимую «норму», или имитируя работу, тащили всё подряд, руководствуясь лозунгом «все вокруг народное, всё вокруг моё!». МНСы, аспиранты, инженеры в НИИ и на заводах часами обсуждали в курилках политические события, местные новости, играли в карты, и лишь иногда при аврале, начинали лихорадочно суетиться и что-то делать. Тысячи чиновников в министерствах, сотрудников на разных предприятиях просиживали штаны, отбывая «трудовую повинность», с нетерпением дожидаясь конца рабочего дня и считая оставшееся время до пенсии.
Сама государственная система к приходу Горбачева полностью выродилась, фонтанируя звучными, громкими лозунгами, красивыми, но пустыми словесами, за которыми не было реальных дел. На деле же «гласность» сменилась бесконтрольными потоками клеветы, либеральных фантазий, реками грязи, водопадами льющихся на ошарашенных людей, сея в умах смятение, ненависть и смуту. «Демократия» обернулась чиновничьим произволом, коррупцией и бандитским беспределом девяностых.
«Свобода» стала «вседозволенностью», «желание дружить со всеми» было принято за слабость. Через год, шестого августа Ельцин произнесет в Казани свою знаменитую фразу «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить», что впоследствии обернулось кровопролитными войнами в разных уголках бывшего СССР.
Оторванность от реальной жизни «кремлевских старцев», глупость и сознательное вредительство Горбачева, жажда власти, агрессивность и самодурство Ельцина, толкали страну в мрачные времена девяностых. Общество этого ещё не осознавало, продолжая жить обычной жизнью.
Ну а пока я с интересом рассматривал зеленые скверики Москвы, читал вывешенные на зданиях лозунги и огромные плакаты.
«Партия — наш рулевой», — я усмехнулся. Хорош, рулевой: твердой рукой везет страну к пропасти. Или вон, на столбе красивый плакат промелькнул: две руки в перчатках соединенных в пожатии и надпись «Пустых обещаний не давай». Отличный лозунг. Только картинка неверная. Под ней нужно разместить физиономию Меченого или Алкаша, как наглядную иллюстрацию. И, желательно, за решеткой. Алкаша, впрочем, еще рановато. Пока он на рельсы лечь не обещал. И ничего особо плохого сделать не успел. А вот Горбатого в самый раз — как символ некомпетентности, пустословия и дурака у власти.
О, а вот этот мне больше нравится: «Кооперация — мощный ускоритель Перестройки». Свежо и вполне в духе времени. Действительно ускоритель: Перестройка при активном содействии таких выдающихся кооператоров как Березовский, Гусинский и прочих, плавно переросла в перестрелку. А потом в перекличку немногих оставшихся в живых после передела.
Занятый своими мыслями, не заметил, как мы доехали до места.
— Михаил Дмитриевич, прибыли, — заявил Иван, аккуратно паркуя БМВ, возле небольшого двухэтажного особняка.
— А, да, — очнулся я. — Пошли.
Глава 3
Мы двинулись ко входу. Дом наши компании арендовали целиком. Раньше он был на балансе ВНИИТЭ. Использовался как лаборатория, склад и клуб для общественных мероприятий. Затем ВНИИТЭ получил новое здание, а старое в результате бюрократических игр и манипуляций вернулось на баланс города. Дом короткое время простоял бесхозным, пока об этом не узнал наш друг и по совместительству адвокат, Яков Моисеевич Френкель. Он как раз зарегистрировал свое кооперативное адвокатское бюро и искал подходящие помещения для офиса. Френкель хотел взять парочку кабинетов, остальные предложил нам. Мы в то время арендовали отдел в универсаме, в котором я начинал карьеру грузчиком, а контора ютилась в затхлом полуподвальном помещении. Думали расширяться — людей, и, соответственно, пространства для офиса катастрофически не хватало. За предложение адвоката ухватились с радостью, тем более что все вопросы с юридическим оформлением аренды он великодушно взял на себя за скромный гонорар в тысячу рублей. Еще столько же, вместе с джинсовой курткой и брюками для отпрыска, пришлось отдать другу Якова Моисеевича в Моссовете, помогавшему обойти все бюрократические препоны. Зато нервы и время на пререкание с чиновниками и собирание нужных бумаг мы особо не тратили — адвокат сделал львиную часть работы.
Ашот за чеки приобрел импортную сантехнику из «Березки» и обои. Затем подсуетился и зарегистрировал строительный кооператив. Назвал его просто «РемонтДомСтрой» и записал в учредители меня и себя. Директором поставил дядю Баграма, успевшего в своё время закончить факультет ПГС Ереванского политеха и даже несколько лет проработать мастером и прорабом на стройке. Дядя сразу включился в организацию рабочего процесса. Нашел строительных специалистов, некоторых с помощью Дениса, достал бетономешалки, другое строительное оборудование и инструменты за небольшую сумму, взяв их в займы у товарища, бывшего начальником СМУ.
Нанятые работяги трудились в три смены, двадцать четыре часа в сутки, и через два месяца все здание преобразилось. Стены в коридоре были красиво оформлены каменной крошкой, в кабинетах — бежевыми и светло-серыми моющимися обоями из ГДР. В двух туалетных комнатах «М» и «Ж» на фоне небесно-голубой керамической чешской плитки, сверкала финская сантехника, в кабинетах руководителей и бухгалтерии висели, переливаясь золотистыми огоньками, тяжелые хрустальные люстры. Подобрали удобные стенки, столы и стулья, частично тоже из ГДР, частично заказали у знакомых Ашота — кооператоров, осваивающих мебельное производство. На первом этаже сделали маленькую кухню-столовую с холодильником, плитой и столами для сотрудников.
Нам удалось выжать все возможное, из относительно скудного набора материалов и предложений, имеющихся на рынке. Получилось красиво и современно. В наш офис было не стыдно пригласить самого генсека или правительственную зарубежную делегацию.
Когда мы зашли в коридор, поднялся сидевший за столом седой вахтер-охранник, военный пенсионер — Степан Матвеевич.
— Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, — широко улыбнулся он. — С возвращением. Давненько вас не было.
— Давненько, — согласился я, пожимая крепкую ладонь бывшего военного. — Немного затянулась командировка.
Иван остался у входа вместе с Матвеевичем, я двинулся на второй этаж к своему кабинету. На лестнице встретился с помощницей Анны — Ирочкой — молоденькой улыбчивой девицей лет девятнадцати. Она закончила музыкальное училище, сейчас училась на заочном в МГПИ.
— Ой, Михаил Дмитриевич, здравствуйте, — пискнула Ирочка, увидев меня. Даже забыла, что спускалась на первый этаж и от неожиданности чуть не уронила чайник. — А мы вас уже ждем.
— Вижу, — улыбнулся я. — Здравствуй, Ира. Иди, ставь свой чайник и быстро обратно. Тебе Анна уже сказала, что в десять совещание?
— Да, — кивнула девушка.
— Анна, как всегда будет на совещании, а ты в приемной подменишь её. Поэтому особо не задерживайся.
— Поняла, не буду, — протараторила покрасневшая Ирочка. Интересно, чего она смущается? Вроде ничего такого не сказал.
— Раз поняла, беги, — разрешил я.
В приемной обнаружилась Анна.
— Доброе утро, Михаил Дмитриевич, — сразу поздоровалась она, поднявшись со стула.
— Доброе, — кивнул я. — Всех о совещании в десять предупредила?
— Всех. Олег Владимирович, Александр Анатольевич в своих кабинетах. Ашот Ервандович должен вот-вот подъехать. Елена Петровна в бухгалтерии, Светлана Васильевна тоже у себя в отделе кадров, объясняет обязанности новой сотруднице. Сергей Петрович, Денис Алексеевич и Владимир Михайлович вместе с остальными сотрудниками службы безопасности у себя в комнате охраны.
— Вилен и Каринэ на месте?
— Каринэ Оганесовна сейчас в Ереване. Там какие-то производственные вопросы в магазинах возникли. А Вилен Альфредович как обычно у себя на первом этаже в «НКТ- сервисе» сидит. К ним новую партию компьютеров привезли, теперь его оттуда до вечера не выманишь. Вместе со своими тестирует, — улыбнулась секретарь.
— Отлично, — я глянул на часы. — Тогда собирай всех. Через семь минут начинаем. Кабинет открыт?
