уже не было. А вот Распутина, Астафьева, Залыгина, «лейтенантскую» прозу — перечитывал сейчас с удовольствием.
Когда Катюха, принеся к бабушке в сундук на сохранение завернутые в газету билеты, объяснив, что это родители передали какие-то важные документы, которые нужно спрятать и не потерять, и проконтролировав исполнение бабушкой этого «наказа», собралась уходить, то увидела эти книги. Подошла, перебрала, прочитала названия, и взяв в руку пару книг со стихами, подняла взгляд на меня:
— Вот только не говори мне, что это ты читаешь! Не добивай меня совсем уж!
— Хорошо! Не буду! В смысле — добивать тебя! Я же люблю свою сестру!
Катька, еще не отойдя от нашего обсуждения проблем Кузнецовой, молча положила книги на стол и вышла.
Поразительный я человек! В последнее время только и делаю, что поражаю родных и близких! Ага! Вот такой я загадочный зверек! Чарталах, да!
На покос мы отправились большой и дружной компанией. Дома оставались обе бабушки и, на их попечении — два «спиногрыза» тети Нади и Лиза — дочь Галины.
Как мы уместились в кузов дядькиного «полставторого» — это отдельная песня. Мама и батя, оба деда, тетя Надя, Катька и увязавшаяся с ней Светка и я. Вроде бы — что здесь такого, всего восемь человек. Но! Здесь же были вилы, грабли, топоры, пара фляг с водой — умыться и поесть сготовить, мешки с припасами и еще куча всего-всего.
В кабине, за рулем — дядька Володька, и рядом с ним — Галина. Мама с Надей что-то пошушукались с Галиной перед посадкой, а потом объявили, что Галина поедет в кабине. И до этого я уже видел, что бабушка выговаривала деду, что «Галину сильно-та не гоняйте, чё ба не надсадилась».
Ну понятно, дело-то сугубо житейское. Даже мужикам понятно — Галина — на сносях. Видно этого практически не было, но даже если бы не слышал и не видел все эти перешептывания и не слышал слов бабушки, я почему-то и как-то — знал, что она беременна. Сам понять этого не смог — вот знаю и все!
Катька со Светкой тоже о чем-то перешептывались, сидя чуть в стороне ото всех. И я даже догадывался — о чем. Светка краснела, что-то возмущенно возражала Кате. Потом — встретив мой взгляд — еще больше запунцовела и отвернулась в сторону и с Катькой, даже демонстративно перестала разговаривать.
Деды были в своем репертуаре — сидя на самом неудобном месте, у заднего борта, курили, переговаривались. Мама, тетка и батя — расположились у одного из бортов. Батя был спокоен и невозмутим. Встретив мой взгляд, неожиданно подмигнул мне и улыбнулся. Ну, слава Богу! Батя все передумал, все взвесил, и принял правильно! Вот — камень с души!
Грузились — еще только рассветать начало, поэтому, даже с черепашьей скоростью, по причине грунтовой, не самой хорошей дороги, на покос приехали рано. Деды не торопились — пока роса не высохнет, сгребать сено — не стоит. Поэтому, все — без беготни, с расстановкой.
Я не раз бывал на этом покосе в той жизни, мне здесь нравилось –красиво было на этом месте. Действительно — покос гектара два с половиной примерно. Его полностью не видно — некоторые его участки закрыта околками. Вокруг лес, в основном — березняк. Тянущаяся от Кировска гора довольно далеко, не меньше пары километров — ее почти и не видно за верхушками деревьев.
Сейчас по покосу еще клубится туман. Редкими клочками садится на землю. Хорошая примета — туман лег на землю, значит дождя не будет! А вот если поднялся вверх и потом — рассеялся, то к дождю.
Ровные валки скошенной травы лежат по всему покосу, рядами. И по валкам, и по стерне, на солнце, чуть промелькивают маленькие, но яркие вспышки «бриллиантов» — так роса сверкает на солнце.
Вчера деды ездили сюда на мотоцикле — посмотреть, как дядя Вася Кольцов скосит покос. По виду — все сделано умело, хорошо.
В начале покоса, слева от дороги, в редком березняке у дедов давно уже оборудован стан. Здесь — сбитый из привезенных досок и врытый в землю стол и лавки по обеим его сторонам. Стол и лавки сделаны с запасом — даже нашей, довольно большой сегодняшней компании, места за столом хватит с избытком. Неподалеку — костровище, с рогульками и жердью. По другую сторону от стола — балаган, этакий шалаш, сбитый из жердей и досок и накрытый кусками толи. Он невысокий, не более метра высотой, может чуть повыше. Это правильно — там не жить, там спать предполагалось. А значит — можно и пониже, чтобы ночью было теплее.
Пока выгружаем все из кузова машины, дед Гена, покуривая самокрутку и поглядывая на работающих:
— Ты, Юрк, палкой пашаруди в балагани-та… мож змеюка кака залезла.
Стоявшая неподалеку Галина, испуганно покосилась на балаган и поежилась. В балаган будем заносить все припасы, а ей, как я понял, выпала должность поварихи — значит в балаган ей залазить придется не раз.
В балагане по сторонам лежало старое, изрядно примятое и слежавшееся сено — с прошлых ночевок.
— Дед Ген! А что — часто здесь ночевать приходится? Комаров поди — море?!
— Так как, Юрка… Это сёдня нас вон кака арава, а так-та бывала и троем— четвером приходилось и косить, и метать. Тут за день — не управицца! А комарей… ну как — канешна… тут их не мало, ага! Вон жа — балатина рядом!
— А вот дальше, если через покос и по дороге — там что будет?
— Дак… слева ежели — то та вот балатина и есть… Ана далё-о-ока идет. А справа если, так там сначала биризняк будит, ага… а посли — рям. Хароший рям такой, да! Там в другой год ягад — хоть жопой ешь, ага! И клюква, и брусника. А правей если взять, по ряму-та… подальше — там и черника, и голубика, по-над-лесом! Змей, правда, полно! А я эту гадасть — вот терпеть нинавижу, вериш-нет ли? Ты, Юрк, помниш, где мы с Иваном бочак наладили, нет? Ну, если помнишь — надо будит потом Гали воды принесть. Так-та на готовку она и с фляги возьмет, а так, чё… помыть там, или умыцца, руки помыть… вон из бачага воды взять.
Бочаг этот я помнил. Там протекает ручей или родник какой — вот деды на хорошем подходе к нему вырыли яму, углубили — положили на землю жердей.