"Александр Невский" застрял в Измире, а нам один за другим шли категорические приказы ввести машины в строй любой ценой. До тех пор, пока, в ходе тяжёлых и длительных переговоров не стало ясно, что турки не пропустят корабль ни под каким видом. Пребывание на нём рабочих и инженеров стало бессмысленным и их отозвали, а заодно и меня. За три дня до Нового Года пароход "Нева" доставил меня в Севастополь, откуда я, аккурат к празднику, поездом добрался до дома.
Более двух месяцев спустя, в начале марта, от Героя Советского Союза, капитана первого ранга Кузнецова Николая Герасимовича из Севастополя пришло письмо. Моряк поздравил меня с тем, что наши труды не пропали даром и он довёл таки корабль до порта назначения. После этого он, не скрывая досады, посетовал, что линкором, о котором он мечтал, "Александру" не быть. Согласно особому советско-турецкому договору, условием прохода корабля был последующий обязательный демонтаж в годичный срок всех четырёх башен главного калибра. В ответ, в открытке, я сообщил Кузнецову, чтоб он не расстраивался и готовился командовать флотом, отчего в южных морских штабах поползли самые разнообразные слухи.
Вот уж никогда не думал, что буду так радоваться холоду, снегу, низким серым облакам. Помню, как дурак бухнулся на спину и лежал звездой минут пятнадцать в сугробе первого января, чувствуя, как микроскопические кристаллики льда опускаются на лицо и тут же тают. Как же хорошо дома! И плевать, что настоятельно попросили из города не выезжать. Плевать на всё, на работу, на политику, пропади она пропадом, главное – на Родине. А с остальным как-нибудь разберёмся. Только вот полежу, отдохну. Совсем чуть-чуть.
— Ну, чего это ты разлёгся? Хватит валяться, шинель, поди, уже мокрая, — позвала меня с крыльца Полина. — Заболеешь ведь!
— Не беда, ты меня вылечишь, — ответил я беззаботно. — Буду дома валяться, ты меня травяными отварами поить будешь… Благодать!
— Размечтался! Ты всё, что не надо, в Африке уже выпил, будет с тебя, — поддела меня жена.
— Откуда знаешь?
— Так в газетах писали, что французы сообщают, будто русские рабочие во главе с самим товарищем Любимовым дебоширят и пьянствуют беспробудно.
— Дела… И ты поверила?
— Нет, конечно! Представляешь, после того, как в "Известиях" заметка вышла, ко мне целая делегация от трёх заводов, ЗИЛа, "Динамо" и нашего Судостроительного пришла, — со смехом рассказала Поля. — Целый митинг получился перед КПП! Представляешь, дождик моросит, слякоть, а я и провести сюда, под крышу, не могу, и распрощаться никак. Всё уговаривали не верить буржуазной пропаганде. Пришлось выступить и похвалить тебя, хоть ты и непутёвый, только тогда разошлись.
— И что дальше?
— А ничего, — жена, видимо, устав стоять прямо, наклонилась и облокотилась на перила, — главного редактора сняли.
— Тогда ещё поживём, — сказал я совсем тихонько.
— Что ты там шепчешь? Вставай, говорю, хватит уже! — она подошла и, взяв меня за протянутую навстречу руку, стала поднимать. — Что люди подумают? Скажут, надрался на Новый Год, ходить сам не может. А потом, глядишь, окажется, что ты с самой Африки не просыхаешь.
— А мы вот возьмём и пойдём к ним, чтоб все видели, что я мужчина видный сам собою и почти совсем непьющий.
— Да ладно, — не поверила Поля. — Что, в клуб пойдём?
— И в клуб пойдём…
— Слушай, а может, в кино? Ой, господи, что там сейчас крутят-то? Я ж даже не знаю…
— И в кино пойдём…
— Нет, давай в театр тогда…
— И в клуб, и в кино, и в театр, куда угодно пойдём! Собирайся, наряжайся и поехали. Гулять так гулять!
— Ой, а дети как же?
— А мы в детский театр пойдём!
Вот так, в клуб, в кино, в театр, в гости, куда угодно, только, упаси Боже, не на митинг или какое-нибудь партсобрание после окончания законного рабочего дня. Лишь бы нигде не засветиться, комиссия Мехлиса не дремлет, хоть и не досаждает. Внимание к моей скромной персоне со стороны власть предержащих, несколько ослабло, в связи с моим длительным отсутствием и следующим отсюда очевидным отсутствием связи с бурлящими страстями внутри страны. Тем не менее, расслабляться ни в коем случае не стоило.
Хорошо хоть, что у партии сейчас есть другое развлечение. Раскрыт заговор военных, позарившихся на власть. В один день в начале декабря арестованы все участники сразу, от маршалов, включая Егорова и Блюхера, до полковников. Мелочь, на которую попросту не хватило сил, добирали интенсивно весь декабрь месяц и в самых худших традициях. Из принципа "лучше перебдеть", а потом разберёмся. Видно, НКВД находился в жесточайшем цейтноте, главным было изъять элемент, пусть всего лишь сомнительный, в максимально сжатые сроки, не допустить обрубания хвостов. Зато товарищ Сталин в первом своём новогоднем радиообращении к народу произнёс слова "оставить всё плохое позади" со странной торжествующей интонацией (кстати, слушали мы речь отца народов дома, выставив на крыльцо купленный Полиной в моё отсутствие самый настоящий радиоприёмник, вокруг которого собрался весь гарнизон нашего острова, за исключением караула).
На фоне чистки в армии советский ВМФ не только не подвергся каким-либо репрессиям, напротив, его контрразведка приняла самое деятельное участие в раскрытии заговора. Политический вес наркома Кожанова резко возрос и фактически сравнялся с таковым же у Ворошилова, что вызвало крайне негативную реакцию со стороны военных. Честная служба моряка, который в силу самой своей профессиональной принадлежности вынужден был защищать сильное советское государство от любых внутренних потрясений, которые похоронили бы его первым, столкнулась со старой дружбой, проверенной Гражданской войной и чаши весов слабо качались в неустойчивом равновесии. К счастью, до "японского" сценария ещё не докатились.
На "гражданском" фронте разгорелись нешуточные баталии, основным лейтмотивом которых была борьба "партийного офицерства", работников исполкомов, райкомов, а кое-где и обкомов, против подпирающей их снизу "новой оппозиции". Несмотря на то, что последняя не имела никакой централизованной структуры, являясь, во многом стихийным движением, она, как и всякая стихия была неодолима и непредсказуема, легко обходя организованное сопротивление за счёт своей непреодолимой мощи. Что такое райком по сравнению с коллективом хотя бы одного среднего завода просто по числу голосов? Капля в море. Давить авторитетом? Какой смысл, если рабочие сами контролируют все потоки на производстве, финансовые, ресурсные, рабочей силы и конечной продукции, имеют картину, что называется, из первых рук? Да пусть хоть сам товарищ Сталин прикажет им работать себе в убыток или даже просто не так эффективно, как могли бы, они не постесняются ему об этом заявить, например, в газетной статье. Затыкать рот бесполезно, потому, как советские рабочие не могут бастовать ни при каких обстоятельствах. Это нанесёт колоссальный ущерб репутации СССР среди трудящихся всего мира! И что прикажете делать, когда коллектив завода, угрожая забастовкой, заявляет, что день простоя нанесёт такой-то ущерб, а работа по вашему, товарищ секретарь райкома, приказу будет наносить этот ущерб каждые две недели?
Не следовало, однако, думать, будто все советские пролетарии враз прониклись социалистической сознательностью и стали действовать исключительно в интересах страны в целом. Напротив, гораздо чаще "новая оппозиция" становилась на позиции отстаивания своих эгоистических интересов. Как выполнить план, заработав на одной единице конечной продукции больше, чем рассчитано? Да за счёт качества! Экономим на материалах, упрощаем технологию, главное, чтоб конечное изделие прошло приёмку, а там хоть трава не расти! И директор завода, который всё это грамотно прикроет – наш человек, за него горой! Пусть в райкоме хоть из штанов выпрыгнут, снять не дадим.
К счастью, подобное бурление внутренней жизни страны пока, на фоне перспективы принятия вскоре новой конституции, выливалось в различные законодательные инициативы, высказываемые в прессе, призванные обеспечить позиции того или иного противоборствующего лагеря. Тем не менее, сложившаяся ситуация предъявляла к руководящим работникам среднего звена повышенные требования уже сейчас. Необходимость разбираться в тонкостях подконтрольного хозяйства стала насущной, иначе людей, непосредственно им занятых, никогда ни в чём не убедить, да и на чистую воду не вывести, если они в стремлении к собственному благосостоянию потеряли чувство меры.
Глядя на это, я не мог не похвалить, пусть и запоздало, Берию, прозорливо и заранее переформировавшего прежнее ЭКУ в ГЭУ НКВД, которое сейчас работало на полную мощность, изымая особо провинившихся как с той, так и с другой стороны. При этом, самая верхушка партии большевиков во главе со Сталиным, целиком и полностью поддерживаемая наркоматом внутренних дел, оставалась над схваткой. Сложилась классическая для России пирамида – непогрешимый царь с опричниками, бояре, которые правду утаили, и всевидящий, изобличающий народ. Не позавидуешь боярам при таком царе и народе, если они не на своём месте.
